Сам Андрей Пшемислович не слишком распространяется о своей роли в стае, однако же говорил, что жил с приматами "совершенно на равных". А пробыл он на острове без малого год! Пропавшей экспедицией на родине не больно-то интересовались, и неизвестно, стали бы вообще когда-нибудь искать ее, если бы не объявился молодой и настырный флотский офицер. И хотя был он чистокровным немцем, за честь и славу российского флота ратовал чрезвычайно. Как вы, наверное, догадались, офицером этим был капитан Мартин фон Лей.
По какой-то неизъяснимой причине он считал пропажу российского судна и отказ от каких-либо поисков его настоящим позором, несмываемым пятном на чести русского флота. Всеми правдами и неправдами он добился-таки снаряжения поисковой экспедиции и также, как доктор годом ранее, отправился в южные моря. Все, что происходит с капитаном и доктором дальше, – чистой воды фантасмагория! Настоящий роман, такой, что и Жюль Верну не под силу!
Представьте себе, что доктор совершенно сжился с обезьянами, о спасении совершенно не помышлял и, соответственно, никаких сигналов, вроде костра на берегу, не устраивал. При таковых обстоятельствах найти его не представлялось возможным. И вот, когда барон, изрядно побороздив предполагаемые широты крушения исследовательского судна, счел, что все возможное для поиска пропавших сделано, решил поворачивать паруса, из воды неожиданно вытолкнуло бочку! Сначала одну, потом еще и еще! Бочки, очевидно, хранились в трюме потонувшего корабля, но то ли прогнившие доски переломились, то ли судно как-нибудь сдвинулось на морском дне.
Словом, произошло невероятное стечение обстоятельств. Случилось это, как вы понимаете, у берегов того островка, где обитал Андрей Пшемислович. Конечно, на берег сразу была отправлена команда, возглавил которую сам барон. Дальнейшие поиски доктора не заняли много времени. Согласитесь, среди обезьян он был все-таки фигурой заметной. Хотя барон и говорил в кругу друзей, что Андрей Пшемислович имел вид "преотвратительный и зверский". Вместо платья на нем болтались лохмотья, борода и волоса отросли и свалялись, купанием, видимо, доктор пренебрегал совершенно. В общем, вид имел убогий и жалкий.
Но каково же было удивление барона и всей команды, когда доктор наотрез отказался подняться на палубу спасательного судна! То есть и не отказался, поскольку во все время от первой встречи и до расставания уже в порту Новороссийска доктор не сказал с командой и слова. Кроме одного человека, но об этом позже! При виде людей он попросту развернулся и удрал в джунгли вместе со стаей обезьян! Причем, по словам очевидцев, двигался весьма и весьма проворно, и хоть и отставал от прочих особей, но все же проявил почти невероятную прыть! Конечно, спасатели справедливо решили, что доктор тронулся умом. Сердца команды переполнились христианскими чувствами, и они решили во что бы то ни стало изловить доктора и водворить на родину. Решить-то решили, однако исполнить сие оказалось мудрено.
Более недели команда жила на острове, постоянно карауля доктора. Его окружали, пробовали изловить сетью, подманивали человеческой пищей и прочее и прочее. Но всякий раз доктор задавал такого стрекача, что членам команды оставалось только подивиться, как это человек может с такой ловкостью и бесстрашием прыгать по веткам да лианам, всякую минуту готовый сорваться и сломать себе шею. Правда, барон заметил, что и сами обезьяны содействовали доктору, иногда так просто перебрасывали его на далеко отстоящую верхушку дерева.
Неизвестно, сколько бы продлилась охота, если б в дело снова не вмешался случай. Дело тут в том, что эти обезьяны – красные ревуны являются переносчиками одной специфической формы лихорадки, хоть и не смертельной в большинстве случаев, но для человека весьма тяжкой болезни. Единственным средством от нее является обильное питье и горячая пища. Если с питьем у доктора проблем не было, то уж горячих блюд он в своем обезьяньем стаде получить не мог.
Словом, однажды доктора нашли лежащим в кустах под вековым платаном со всеми признаками лихорадки. Теперь уж взять его не составляло сложности, но вот обезьяны совсем не спешили расставаться с Андреем Пшемисловичем. Как только люди положили доктора на здесь же срубленные носилки, животные подняли страшный шум. Вообразите – около сотни крупных обезьян голосят и скачут вокруг горстки людей. Очень скоро в спасателей полетели плоды, палки и даже камни. Тут барон выхватил ружье да и уложил наповал одного крупного самца. Звук выстрела и гибель соплеменника привели обезьян в неописуемый ужас. С визгом они бросились в чащу и очень скоро исчезли. Доктор же, как ни был слаб, заметил выходку барона и яростно захрипел, глядя ему прямо в глаза.
Доктора переправили на корабль. Там выяснилось, что его ни в коем случае нельзя перевозить на такой стадии болезни. Судовой врач заверил барона, что Андрей Пшемислович не проживет и ночи, если сейчас поднять якорь. Следовало ждать, по крайней мере, сутки. Ожидание растянулось на три дня, и в эти три дня произошло одно пренеприятное событие.
На борту доктора, несмотря на болезнь, содержали в запертой каюте. Но на третьи уже сутки ожидания, барону не спалось ночью, он вышел на палубу и тихонько сидел у мостика да покуривал трубку. Как вдруг он увидел Андрея Пшемисловича, крадущегося по палубе. Как рассказывал барон, доктор еле держался на ногах, то ли от качки, то ли от непреодоленной еще болезни. Барон немедленно поднялся и направился к доктору, но тот, лишь только завидев фигуру барона, сиганул за борт! Так хотелось ему в тот момент вернуться к любимым обезьянам!
Словом, выловили доктора уж совсем полуживого и вернули в каюту. Как выяснилось, Андрей Пшемислович все же не совсем пренебрегал человеческой речью и смог убедить судового врача, что ему необходимо подышать свежим воздухом. Когда все это всплыло, барон пришел в неописуемый гнев и приказал за ослушание приказа наказать судового врача плетями. Того пребольно высекли, но вот беда! Он был единственным действующим медиком на корабле, а потому ссадины ему толком обработать никто не смог. Через два дня судовой врач умер от заражения крови. Из-за этого эпизода барон вынужден был подать в отставку и вообще чудом избежал суда. Сами понимаете, Петр Григорьевич, кого барон склонен винить в своих злоключениях.
Доктор кое-как оправился за время пути в Россию, но говорить по-прежнему отказывался. По прибытии в Новороссийск его сразу определили в госпиталь, сначала военно-морской, а потом, как лихорадка спала, перевели в клинику для душевнобольных. Точно не могу сказать, сколько времени там провел доктор, но факт тот, что вышел он совершенно излеченным, переехал в Петербург и даже довольно скоро вернулся к медицинской практике. Правда, явилось в его жизни новое направление.
Доктор вдруг очень полюбил животных. То есть он, может, и раньше любил, но теперь эта любовь превращалась в страсть. Он решился было стать ветеринаром, однако выяснилось, что для этого ему придется сдавать аттестационной экзамен, в ходе которого ему не раз придется препарировать то или иное животное. От этого доктор, конечно, отказался и решил оказывать медицинскую помощь животным, так сказать, частным образом. И, представьте себе, его практика даже имела успех. В особенности у петербургских дам – любительниц маленьких собачек, мопсов и прочее.
Но и в Петербурге доктор не задержался, как он говорит и ныне: "городская среда ему опротивела". Сначала Андрей Пшемислович получил место врача в нашей городской больнице, но очень скоро занялся частной практикой. В нашем обществе его сразу полюбили за тихий, незлобливый нрав и какую-то еще детскую восторженность, с какой доктор говорит о природе и ее обитателях. И все шло чудесным образом, пока к нам не вернулся помещик нашего уезда – барон Мартин Людвигович фон Лей. Вообразите удивление этих двоих, когда они нос к носу столкнулись на вечере у Осипа Петровича! Тут и описывать даже нечего: немая сцена! И все общество, как-то разом почувствовало это напряжение. Одно время тут у нас даже своеобразный раскол случился! Все вдруг разделилось на сторонников доктора и сторонников барона.
