Конь Гиря на полном ходу выскочил из рукотворного ущелья. По глазам ударила яркая Гепола, Милаг зажмурился. Хвала Великому Создателю, пронесло! Местные дворяне, тот ужасный конный отряд, так и не пустились за ним в погоню.

***

Иноземцы ничего не понимают и не хотят понимать. Вместо того, чтобы развернуть коней и пуститься прочь, они прижались к стене. Тот, что впереди, махнул рукой. Типа, проезжайте. Идиоты! Саран Винар выдернул из ножен катану.

Беззаботное веселье враз слетело с лиц иноземцев. Тот, что впереди, пронзительно заверещал. Рука иноземца вытащила из кармана нелепого кимоно презренный пистолет.

Тело быстрее мысли! Шаг на встречу, катана рассекла воздух. Кисть иноземца отделилась от руки вместе с пистолетом. Грохот выстрела многократным эхом разлетелся по Гилрунскому проходу. Женщина тут же пронзительно заверещала.

С левой стороны к иноземцу подскочил Фока Орсен. Тычок! Катана пронзила иноземцу живот. От грохота выстрела и запаха крови конь встал на дыбы. Иноземец рухнул на землю.

Ванд Сифен развернулся было к третьему иноземцу, что застыл в седле с выпученными от ужаса глазами. Но лошадь под седлом женщины так не вовремя развернулась. Круп едва не сбил самурая с ног. В ответ Ванд Сифен сдёрнул с иноземки нижнюю часть её несуразного кимоно.

Грохот копыт барабанным боем разлетелся по Гилрунскому проходу. Третий иноземец самым постыдным образом сбежал с поля боя. Причём не просто сбежал, а ещё и бросил на произвол судьбы женщину. На счастье иноземки, ей удалось развернуть кобылку и припустить вслед за трусом. Да и чёрт с ними.

Фока Орсен едва-едва удержал испуганного коня на месте, самурай едва не повис на кожаной уздечке. Но тут раздался натужный стон. Саран Винар склонил голову. Удивительно! Иноземец всё ещё жив и пытается сесть на землю. Тем хуже для него.

Шаг на встречу. Катана со свистом рассекла воздух. Острое лезвие одним махом снесло иноземцу голову. Получилось как на тренировочном плацу, только кровь, что оросила пыльные булыжники, самая что ни на есть настоящая.

Стычка с проклятыми иноземцами заняла меньше минуты. Душа поёт, Саран Винар убрал катану в ножны. Настоящему самураю всегда и везде полагается проявлять выдержку и хладнокровие. Это так, но проклятая улыбка тотального превосходства один хрен растягивает губы от уха до уха. Как рядовой самурай Саран Винар давно мечтал поквитаться с проклятыми иноземцами. А тут подвернулся такой случай, такой!

– Что здесь произошло?

Грозный окрик словно ведро студёной воды на разгорячённую голову. Саран Винар развернулся. Рядом на великолепном коне возвышается Сиуш Пинцуев, глава личной стражи даймё Гирчана Итагуна.

– Витус, – Саран Винар склонил голову, – три иноземца пытались перегородить дорогу. На требование убраться вон они ответили презрительным смехом. В результате стычки один иноземец убит, два других позорно бежали.

– И одним из них была женщина? – глаза Сиуша Пинцуева вытянулись в две узкие щёлки.

– Да, витус, – Саран Винар вновь склонил голову.

Ни один простолюдин или иноземец не имеет права преграждать дорогу, когда даймё, властелин целого домена, возвращается в родной замок. Саран Винар покосился на бездыханное тело. Будь на месте этих трёх иноземцев самые обычные тассунарцы, то исход стычки был бы точно таким же. Другое дело, что проклятые иноземцы просто так убийство одного из своих торгашей не оставят. Но! Саран Винар гордо поднял голову, в первую очередь он выполнил приказ главы личной стражи уважаемого даймё. А дальше будь, что будет.

– Самураи уважаемого даймё Гирчана Итагуна самым неожиданным и подлым образом напали на уважаемого купца Лепада Ягайлича Ринта! – голос витуса Куляха, представителя Фатрии в Нандине, потряс своды Зала приёмов во Внутреннем дворце. – Спутники уважаемого купца едва-едва успели покинуть место преступления, иначе им грозила участь утуса Ринта быть точно так же разрезанными на куски.

На фоне ярко-раскрашенных стен Зала приёмов и чуть тёмного натёртого до блеска пола чёрный сюртук представителя Фатрии выглядит нелепо. Придворные самураи за спиной витуса Куляха словно «богато одетые поденщики», которые присели прямо на землю отдохнуть, пока их «работодатель» о чём-то там распинается с другим «богатым поденщиком».

Слова обвинительной речи фатрийского дипломата содержат только печатные слова и выражения. Но все вместе они, как говорится, на грани. Кажется, ещё немного, ещё чуть-чуть, и витус Кулях перейдёт на грязную базарную брань. Простолюдин Гафал, придворный переводчик, весьма бойко переводит торопливую и высокопарную речью фатрийца. Сказывается обширная практика. Благо за последние годы императору Тогешу Лингау, как, впрочем, и многим другим придворным, приходилось довольно часто общаться с иноземцами. Причём чаще и неохотней всего с фатрийцами и стирийцами.

Саян сдержанно улыбнулся. Утус Гафал нехотя смягчает формулировки представителя Фатрии, из множества синонимов и значений придворный переводчик выбирает самые мягкие, самые облегающие. У простолюдина элементарно не поворачивается язык перевести ТАКОЕ его величеству Тогешу Лингау прямо в глаза. Впрочем, благородный раномату – самый неподходящий на Миреме язык для базарной брани. И слава богу! Всё меньше вероятность, что Тогеш Лингау сочтёт себя оскорблённым и объявит иноземцам войну. По плечам и позвоночнику скатилась нервная дрожь, Саян слабо пошевелился. Упаси господь от такого исхода.

Изначально в Зале приёмов императора Тассунары принимали даймё, что прибывали в столицу прожить положенный по закону год. Теперь здесь же и гораздо чаще Тогешу Лингау приходится принимать иноземцев из самых разных стран по самым разным причинами. Причём, в последние года три-четыре дипломаты чаще всего жалуются на буйство самураев. И вот сегодня очередная жалоба на очередное убийство. Впору на дверях Зала приёма повесить табличку с расписанием работы, а то Тогеш Лингау приходит сюда как в свою рабочую комнату. Да и великого советника переселить сюда же лишним не будет.

Большими размерами Зал приёмов не отличается. От стены до стены метров десять, а в длину не намного больше. Как обычно, Саян сидит за спиной Рума Лингау. Это по его настоянию принц по возможности посещает все дворцовые церемонии. Особенно те из них, что так или иначе связаны с приёмом иноземцев. Заодно принц получает великолепную языковую практику. Буквально в последний год у Рума Лингау произошёл существенный прогресс в изучении фатрийского языка. Если так и дальше пойдёт, то, возможно, появится смысл обучить его марнейскому языку, а потом и гилканскому.

Отрадно видеть, что Рум Лингау активно интересуется происходящим. По мере сил и возможностей Саян просвещает его по обстановке в мире и рассказывает о политике его отца. Хотя, если быть точным, о политике хитрого Нитвана Лихтада, великого советника. Ганжан Лингау, хоть и считается наследником престола, по большей части смотрит великому советнику в рот и говорит его словами. А сейчас самого старшего принца в этом зале вообще нет.

У противоположной стены Зала приёмов, едва ли не напротив Рума Лингау, сидит Янсэн Лингау. За спиной брата принца как обычно возвышается могучая фигура Илана Ноора, главного воспитателя. Саян прищурился, пальцы самодовольно сжались в замок. Внешне Янсэн Лингау держится весьма достойно, как и полагается настоящему самураю, хотя на самом деле в его душе бурлит и пенится гнев. Принц то и дело резко вздыхает и сжимает пальцы в кулаки. То, что творится на его глазах, Янсэну Лингау крайне не нравится.

– От имени Юрга 4-го, короля Фатрии, – между тем витус Кулях продолжает громогласно «зачитывать обвинительный приговор», – я требую выдать убийц уважаемого купца Лепада Ягайлича Ринта, а так же заплатить родственникам покойного солидную компенсацию.

Витус Кулях наконец-то умолк. В Зале приёмов повисла тишина. Саян сдвинул брови. Вот оно торгашеское нутро фатрийцев. Витус Кулях долго толок воду в ступе, однако так и не смог обойтись без «солидной компенсации». В глазах фатрийца куча золотых кобанов легко «компенсирует» любую жизнь, в том числе короля Фатрии Юрга 4-го.