– Следуйте, товарищи! Да здравствует революция!

Лицо исчезло. Лиховский дал газу. Всадники остались в темноте.

В седьмом часу грузовик уже катил по едва заметной тропе среди густого леса. Где-то здесь проходила линия фронта, обозначенная только на штабных картах – и белые, и красные считали эти места непроходимыми для конницы и артиллерии и не воевали здесь. Николай и семья давно уже сидели в кузове на матрасах и смотрели по сторонам. Именно смотрели с любопытством, а не озирались в тревоге. Никто не разговаривал. Солнце сквозь деревья радостно плясало на лицах.

Еще через полчаса грузовик выехал на поляну и встал. Это уже была территория бело-чехов. Анненков, Каракоев и мадьяры попрыгали на землю из кузова. Из кабины вышли Бреннер и Лиховский.

– Мичман, приглядывайте за комиссарами, – распорядился Бреннер.

– Слушаюсь, господин капитан!

– Господа, что же дальше? – сказал Николай негромко.

Он стоял в кузове во весь рост. Остальные сидели рядом с ним и смотрели на офицеров из-за бортов.

– Ваше величество, разрешите доложить наш план! – сказал Бреннер.

– Да уж сделайте одолжение, – царь возвышался над офицерами, стоя в кузове, как памятник в своей длинной шинели без погон.

Офицеры помогли всем спуститься. Сняли Алексея и положили на одеяле под деревьями. Семья расположилась вокруг него. Комиссаров тоже выгрузили и посадили на земле возле авто. Юровский совсем сдал. Гимнастерка вокруг правого плеча была пропитана кровью.

Бреннер докладывал царю:

– Здесь неподалеку станция. Стоит чешский эшелон. Мы договорились с начальником, что он за оплату берет англичанина, его семью и сопровождающих пассажирами до Владивостока. Я исходил из того, что вашему величеству сейчас лучше покинуть Россию. А сделать это можно только морем.

– И вы полагаете, для нас это возможно – проехать через всю Сибирь неузнанными?

– Полагаю, есть хорошие шансы. Чехов ничего не интересует, кроме денег. И если мы примем некоторые меры маскировки, они вас не узнают.

– Какие же это меры?

– Прежде всего, ваше величество, вам необходимо сбрить бороду и усы.

– Сбрить!? Помилуйте – это невозможно!

– Ваше величество, речь идет о жизни и смерти. Если вы побреетесь и переоденетесь в гражданское платье, людям, не знающим вас лично, трудно будет вас опознать.

Царь помолчал.

– Вы в них уверены, в этих чехах?.

– Насколько можно быть уверенным в чем-то в этой обстановке. Есть договоренность с начальником эшелона и его заместителем. Им нужны деньги и не нужны неприятности. В нашем распоряжении будет отдельный вагон. Эшелоны чехов не проверяются российскими властями. Вот на что я рассчитываю. В любом случае, какой еще есть способ добраться до Владивостока?

– А не проще ли мне обратиться к командованию белых с просьбой о выезде из страны?

– Ваше величество, командование белых – это те же люди, что арестовали вас год назад.

– Разумеется. Но какое из двух зол, по-вашему, меньшее: скрываться или сдаться?

– Доверять белым нельзя. Они в сговоре с эсэрами и прочими социалистами. Если и есть среди них монархисты, они в подавляющем меньшинстве.

Царь помолчал.

– Какую сумму затребовали чехи?

– У нас есть средства.

– Нет, капитан. Я в состоянии оплатить дорогу.

– Ваше величество…

– Это решено.

Царь кивнул, давая понять, что согласен с планом.

Бреннер сказал Лиховскому:

– Павел, пойдешь на станцию к составу и приведёшь чехов сюда. Только сначала оглядись там.

– Есть!

– И сними красную ленту с фуражки. Это всех касается. А то чехи еще перестреляют нас.

Лиховский скрылся в зарослях. Бреннер снова обратился к царю:

– Ваше величество, необходимо побриться.

Царь сказал, глядя на носки своих сапог.

– Что ж, пожалуй, я сбрею, но только бороду.

– Ваше величество!

– Капитан, это не обсуждается. Усы останутся.

– Так точно, ваше величество!

– А переодеться мне не во что. У меня нет с собой цивильного костюма.

– У доктора Боткина есть. Я уже выяснил.

– Я побреюсь в поезде.

– Сейчас! Ваше величество! Сейчас! К приезду чехов.

Из записок мичмана Анненкова.

17 июля 1918 года.

Они расположились под деревьями на одеялах. Государыня обнимала сына. Доктор Боткин сидел рядом. Княжны смотрели, как лакей Трупп бреет Государя. Собаки гонялись друг за дружкой среди травы. Свобода! Это ли не счастье! Комок стоял в горле, но я улыбался. Все улыбались, даже Бреннер. 

И тут Ее Величество обернулась ко мне.

– Молодой человек, подойдите.

Я подошел.

– Дорогой мой! Я помню вас еще ребенком на нашей яхте, но позабыла как вас зовут.

– Мичман Анненков, Ваше Императорское Величество!

– А имя?

– Леонид, Ваше Императорское Величество!

– Благодарю вас, Леонид! То, что вы сделали для нас – немыслимо, невероятно!

Она встала и обняла меня. Я почувствовал ее прохладную щеку своей щекой. Она улыбалась. Я видел так близко это лицо, знакомое с детства. Она сильно сдала в заключении и уже мало походила на свои портреты – обрюзгшая, увядшая…

– Это только начало! Впереди еще большой путь, Ваше Величество!

– Ничего, ничего, даже этот глоток воздуха – счастье…

Я вдруг оказался в окружении Царевен. Они обнимали меня по очереди, я смотрел в их сияющие глаза. Анастасия обняла меня последней, и ее объятие длилось дольше…

Конечно, не один я был обласкан. Расцеловали и Каракоева и Бреннера…

Признаться, я совершенно забыл о наших пленных. Они сидели в тени у грузовика под охраной мадьяр.

Об этих мадьярах. Они появились с нашей команде лишь две недели назад. Кто они были по национальности на самом деле, я так и не знаю до сих пор. Мы стали звать их мадьярами, потому что, кажется, они были из пленных австро-венгерских офицеров, перешедших на сторону большевиков, но они могли быть и чехами, и немцами, и словаками. Они служили во внутренней охране Ипатьевского дома. Бреннер завербовал их за большие деньги. Через них мы получали точные сведения о внутреннем распорядке и охране в Ипатьевском доме. Один из них – Густав, пришел к нам днем шестнадцатого июля и сообщил, что принято решение о казни Государя и Семьи ночью прямо в доме. Оба мадьяра назначены в расстрельную команду. Около полуночи должен приехать грузовик для вывоза тел. Раньше его прибытия убивать не будут.

Конечно, мы рисковали, доверяя этим сведениям: большевики могли поменять свои планы. Это могла быть и провокация, если большевики мадьяр раскрыли и переманили обратно. Но других сведений мы не имели, как и другого способа проникнуть в дом, кроме как на том грузовике. И мы рискнули. С помощью одного из мадьяр перехватили грузовик на пути его к дому, водителя убили, а Медведкина захватили. И все сошлось. Неделю за неделей, месяц за месяцем мы ждали удобного момента – сначала в Тобольске, потом в Екатеринбурге – и не промахнулись…

Ко мне подошел Бреннер.

– Мичман, мы проезжали глиняный карьер.

– Так точно! С полверсты отсюда.

– Отведем этих туда. Отпускать их нельзя.

Я знал, что комиссаров нельзя отпускать, но не думал, что этот жребий выпадет мне. Бреннер заметил мое замешательство.

– Отвести их должны двое. Мадьярам не стоит это доверять. Каракоев останется с ними на охране. Так что это сделаем мы с вами.

– А Государь?

– Я доложил Его Величеству, что мы отпустим пленных, но, кажется, он меня правильно понял.

– Выстрелы будут слышны.

– И что же?

– Мне кажется, Государыне и Княжнам лучше их не слышать.

– Там низина. Не должно быть слышно. Ну, грузовик заведем.