Глава судебной полиции вызвал к себе комиссара, отвечающего за четыре бригады по борьбе с оборотом наркотиков (одной из них прежде руководила Ноэми Шастен, а теперь Адриэль), на верхний этаж Штаба на улице Бастион, 36[10]. Рядом с комиссаром сидел приглашенный на совещание психиатр службы оперативной психологической поддержки. Впервые получивший доступ в столь высокие сферы, он с интересом разглядывал кабинет директора и окружающую его террасу из металла и неструганых досок, кое-где засаженную какими-то выносливыми растениями. Вся эта конструкция нависала над самой непривлекательной частью Парижа: бетон и башни, серость и тяжелый дым из выпускных коллекторов всего в нескольких метрах от кольцевой дороги.

– Шастен хочет вновь взять на себя руководство своей группой, – с заметным недовольством объявил руководитель бригады по борьбе с оборотом наркотиков.

– Уже тридцать дней, как она вышла из госпиталя? – удивился директор.

– Нет. Двадцать семь. Но двадцать семь или сорок два – это ничего не меняет, на нее же смотреть невозможно!

– Меня беспокоит не это. Псу, получившему пинок под зад, нужно время, чтобы снова дать себя погладить. Флик, участвовавший в операции, которая выходит из-под контроля и плохо для него заканчивается, начинает сомневаться в силе оружия и своей бригады. Однако вы совершенно правы относительно внешности, потому что ее лицо видит не она, а мы. Это станет вечным напоминанием об опасности нашей профессии и о том, что наша бригада не смогла защитить своего офицера. Ее раны будут внушать страх и чувство вины, что не есть хорошо. Даже совсем нехорошо.

– Я рад, что мы одного мнения. Итак, если все согласны, мы подыщем для нее спокойную группу в финансовой полиции или в административном отделе, но в бригаду по борьбе с оборотом наркотиков она не вернется.

– А криминальная полиция? – предложил комиссар. – Все-таки она служила там шесть лет.

– Тут дело не в послужном списке. В криминалке вам скажут то же самое. Никто не согласится взять, ее надо перевести.

Психиатр отвлекся от созерцания террасы, чтобы наконец включиться в разговор.

– И как же вы предполагаете действовать? Вы же, как и я, прочли заключение доктора Мельхиора, который ее курировал?

– Послушайте, – вышел из себя глава судебной полиции, – это ведь вы состоите на должности полицейского психиатра, а не Мельхиор, верно? Ваши заключения будут иметь больше веса, чем его.

– Тем не менее он светило восстановительной психиатрии пациентов с изувеченными лицами. Лично я не стану ему противоречить. На кого я тогда буду похож? Если он скажет, что она готова, я ни словом не возражу.

Установившееся в кабинете молчание выразило ощущение полной катастрофы.

– У вас нет никаких тайных рычагов?

– Никаких. Разве что она промажет в стрелковом тире. Однако речь идет о капитане Шастен. Очень сомневаюсь, что она положит хоть одну пулю мимо цели.

– Это если не учитывать двадцать пять кило чистого кокаина, обнаруженного у наркоторговца Сохана Бизьена. Если разбодяжить и продавать по граммам, это около девяти миллионов евро. Вы отдаете себе отчет в том, что мы говорим о настоящей героине Национальной полиции Франции?

Глава судебной полиции понурился и сдался.

– Дождемся окончания назначенных тридцати дней, она пройдет медицинский осмотр для восстановления в должности, и отправим ее в стрелковый тир. А там посмотрим.

Когда в шесть часов вечера Ноэми позвонил комиссар, она постаралась изо всех сил сдержаться, чтобы голос не выдал ее волнения.

– Знайте, что, хотя ваше официальное возвращение состоится через три дня, вы вполне можете не торопиться, – сделал последнюю попытку начальник.

– Нет. Уверяю вас, я готова.

Ноэми, с мальчишеской стрижкой, в окружении груды промасленных упаковок от готовой еды, которую ей весь месяц регулярно доставляли на дом, сидела на диване скрестив ноги, в комнате с задернутыми занавесками. Пепельница была переполнена, вокруг валялись пустые бутылки. Так, под приглушенное бормотание телевизора, чередуя три пропахшие сном и сигаретным дымом футболки, она провела взаперти четыре недели и теперь напоминала пребывающего в глубочайшей депрессии грязного отшельника.

– Ага, я определенно готова.

Спустя три дня

«Вот тебе и день выхода на службу», – подумала она, утирая рот над унитазом: ее только что вырвало из-за сильного стресса.

Оказавшись в ванной, она наивно поверила в магические силы макияжа: так некоторые девчушки тщетно замазывают свои мордашки слоями тонирующего крема, чтобы скрыть следы прыщей.

Наложение толстых пластов пудры и крема на серповидный шрам и следы пуль скорее напоминало заштукатуривание фасада старого дома, чем эстетическую процедуру, поэтому она смыла краску мылом и водой.

На прямые брюки и обтягивающий темно-синий свитер надела черное полупальто, прихватила рюкзак, надвинула на лоб кепку и ринулась на улицу, как прыгают с парашютом.

Невероятная удача: столица оказалась совершенно пустынна. От ее улицы до проспекта, от проспекта к метро – ни одной живой души. Два миллиона парижан словно улетучились, были похищены, исчезли. Так, во всяком случае, она подумала по пути, передвигаясь с низко опущенной головой, уткнувшись взглядом в асфальт, надеясь таким образом сделаться невидимкой.

Ноэми автоматически позволила своей памяти вести ее переходами метрополитена, столкнулась с несколькими безликими силуэтами, нечаянно задела какого-то торопливого и мерзкого клерка в костюме и при галстуке, вошла в вагон, проехала пять остановок, перешла на другую линию на станции «Миромениль», вошла в вагон, выбралась на свежий воздух, прошагала определенное расстояние, ввела код замка, взглянула на своего кота, поднялась на четыре этажа и оказалась перед дверью своей квартиры.

Справившись с легким приступом паники, она вспомнила предостережения Мельхиора. Рассеянность, путаница и ошибки кодирования памяти. Это нормально, солгала она себе. Со временем все придет в норму. И Ноэми вновь пустилась в тот же путь, стараясь быть внимательнее.

Однако перед управлением судебной полиции опущенная голова уже не годилась. Таиться означало только одно: она не готова. Сегодня следовало быть уверенной в себе, как никогда, только вот вопрос: как этого добиться с потными ладонями, ватными ногами и кое-как подштопанной физиономией, которую придется выставлять напоказ.

Она поприветствовала дежурную, и та, после того как Ноэми прошла мимо и достигла двойного ряда лифтов, еще несколько секунд просидела с раскрытым ртом. Ноэми поднялась на пятый этаж, с каждым метром дыхание все учащалось. Согласно чертову закону, гласящему, что неприятность никогда не приходит одна, когда двери лифта открылись, перед ними должен был бы стоять Адриэль, но этого не произошло. Так что она зашагала по коридору, ведущему к ее кабинету.

Жестокие убийства, сцены кровавых преступлений, не стоит забывать также вскрытие трупов всех возрастов и во всех видах: эта обыденность делает полицейских не слишком впечатлительными. И все же она замечала, что все, с кем она встречалась в коридоре, все, кто обращался к ней с теплым приветствием и поздравлял с благополучным возвращением, слегка вздрагивали. На крошечную долю секунды. Но для Ноэми, чутко подстерегавшей каждую реакцию, мгновенно замечавшей ее, этого было достаточно. Какой-то пустяк, вообще ничего, что словами могло бы быть выражено так: «Ну да, меня предупреждали, но все же…»

Она толкнула дверь, на которой красовалась табличка с ее именем.

Бригада по борьбе с оборотом наркотиков – группа Шастен.

А там, нисколько не сдерживаясь, ей на шею бросилась Хлоя. Она надела – возможно, чтобы избавиться от тягостного воспоминания, – тот же розовый свитер с принтом «U.P.D. Unicorn Police Department», что был на ней в день трагедии и одиноко провисел два месяца в глубине платяного шкафа. Даже встреча сестер не могла бы выглядеть так трогательно.