– Да… – Он негодующе мотнул головой. – Сейчас за руль садятся все кому не лень. Заплатил за права и едь.

– Водитель тут ни при чем. Настя сама виновата, она переходила дорогу на красный свет.

– Хм… Я тоже когда-то зацепил женщину, она была виновата, но от этого мне легче не стало. Да, жизнь…

– Жизнь штука хрупкая. – Галя тяжело вздохнула. – В одну секунду может перевернуться с ног на голову.

– Может. Очень даже может. – Александр Николаевич напряженно всматривался в дорогу. – Знаете, мне нравится ваша семья, вы дружные. И сыновья у вас хорошие, интересные.

– Спасибо, – с гордостью в голосе ответила Галя.

– А Рома надолго на фронт уехал?

– Командировка на полгода, так что ждем к концу осени.

– А Стасик сейчас на раскопках?

– Да, под Черновцами.

– Когда вернется?

– Не раньше середины августа.

– Да… Дети… Мой сын тоже на фронте.

– Макс на фронте?

– Да, он связист.

– Ох, Александр Николаевич, я не знала.

– Да он полтора месяца как там. Я про это даже говорить не могу.

Некоторое время они помолчали, и Александр Николаевич продолжил:

– Знаете, я никогда не думал, что поселюсь в маленьком городке. Я родился в мегаполисе и даже мысли не допускал, что буду жить в другом месте. Мне казалось, городок – это что-то очень скучное, а оказалось, жизнь в нем намного интереснее. Теперь я понимаю, почему все события в произведениях Агаты Кристи происходили в деревушках – там все друг друга знают. Но я не про то, что в Люботине не хватает убийств, боже упаси! Я про то, что здесь все иначе. Вот вы мои соседи, в вашей семье есть историк-археолог, военный хирург, врач высшей категории, – он посмотрел на Галку с уважением, – дизайнер одежды – я про Дмитрия Витальевича иначе сказать не могу. Вот скажите, в каком миллионнике вы сможете общаться запросто с такими людьми? Ни в каком. Я харьковчанин в шестом поколении, родился в девятиэтажке, и мы не знали соседей ни рядом, ни под нами, ни над нами. Вернее, в лицо знали, особенно верхних – время от времени они нас заливали. Ну и нижних, потому как их заливали мы. И больше поводов для общения с соседями не было. А здесь все друг друга знают. Если не лично, то через знакомых. Здесь на одном краю чихнешь, а с другого тебе уже кричат: «Будьте здоровы». В этом что-то есть.

Галя улыбнулась:

– Вам, как главному редактору издательства, это должно быть интересно.

– Да, я главный редактор, но моя работа далека от литературы, я больше промоутер. И вот еще… С тех пор как я здесь, я стал более спокойным, в городке жизнь спокойнее. Природа, воздух, вода – все это способствует… Знаете, я уже вряд ли вернусь в Харьков, да и некуда – квартиру отдал сыну. Думал себе купить в том же районе, но теперь не хочу. Сын женился, невестка не очень общительная, она больше о собственной карьере заботится, работает по двенадцать часов, дома не прибрано, вкусным не пахнет. В общем, у них своя жизнь, и я к ним не лезу. А в вашей семье все иначе, вы очень дружные.

Галка посмотрела в окно – ага… они очень дружные… Особенно с сестрой.

– А зачем возвращаться? Многие люботинцы всю жизнь ездят в Харьков на работу, это же близко. – Она посмотрела на часы – со времени выезда из больницы прошло всего девять минут, а они уже вот-вот пересекут границу города.

– Я тоже сейчас так делаю. Правда, много денег уходит на бензин, но оно того стоит.

Зазвонил телефон, и Дима сообщил, что приехала скорая.

– Отлично, мы будем… Александр Николаевич, когда мы будем на площади Конституции?

– Постараюсь минут через пятнадцать, если без пробок.

– Минут через пятнадцать, – ответила Галя.

– Хорошо, ждем.

– Не волнуйтесь, Галина Сергеевна, все с вашей девочкой будет хорошо.

Разговор прервал звонок Михалыча:

– Сергеевна, как дела? Ты где? Я в больницу уже еду.

– Меня везет Александр Николаевич.

– О, отлично! Привет ему. Держись, Сергеевна.

– Держусь.

Александр Николаевич посмотрел в зеркало заднего вида.

– Вот Михалыч – тоже интересный человек, с ним есть о чем поговорить.

– Я знаю, у вас общее хобби – фотография.

– Да.

– Я видела ваши работы в Инстаграме, они впечатляют. От них исходит любовь к нашему городку, чего не скажешь о комиксах Дахно.

– Согласен. Дахно – это другое. Она Мише завидует. Скажу больше – люто завидует.

Михаила Михайловича Галя знает с детства, он старше ее на три года. И с того самого детства он для нее, для ровесников, всех селян и даже родного, ныне уже покойного отца – Михалыч. Так много лет назад, когда они еще в школе учились, к нему обратился председатель сельсовета на торжественном вручении медали за то, что Миша вынес из горящего соседнего дома двух сестричек, брата и ящик с котятами – телевидение приезжало не только из Харькова, но даже из Киева. Ну и равных ему в мастерстве водить скорую не было. Его неоднократно пытались переманить в Харьков на центральную станцию скорой помощи, давали должность бригадира, надбавки всякие, но он остался верен своей больнице, и ни один главный врач его не обижал. «Я из Люботина никуда, только к Богу», – говорил Михалыч. И не только он – местные жители отличались преданностью и любовью к обычному провинциальному городку, получившему этот статус в тридцать восьмом году прошлого века. А уж с какой гордостью произносили: «Я люботинец!» И таяли от самого названия, волшебным образом повлиявшего на все: дома, дороги, сады, пруды, базар, магазины, клуб, площадь «трешка», городской парк, кофейню и два небольших ресторанчика. Все здесь было любо сердцу жителя и быстро становилось любо сердцу гостя или дачника. Так и с Ромкой произошло – не сразу, конечно, но уже через полгода после приезда Галя услышала, как он в зоопарке на вопрос незнакомого мальчика «Ты откуда? У тебя акцент» ответил: «Я из Армении, но моего села больше нет. Теперь я люботинец».

– А хотите знать мое мнение по поводу того, почему ваш городок населен интересными людьми? Почему здесь родился слепой кобзарь, столько поэтов, художников?

– Почему?

– Потому что здесь много воды. Столько прудов нигде больше нет – шутка ли! – тридцать водоемов. Здесь я себя лучше чувствую, здесь легче дышится, легче живется, мои мысли становятся чище. Я хорошо сплю. А как останусь в Харькове, так всю ночь проворочаюсь без сна. После этого поверишь, что вода вбирает в себя все плохое, весь негатив.

– Наверное, вы правы, но я как-то об этом не думала.

– Потому что привыкли. Мы не замечаем того, к чему привыкаем. Ну и еще название влияет на людей.

– О, да, – согласилась Галя, – мои дед и бабушка выбрали это место из-за названия.

Да, название Люботин действительно притягивающее, оно притянуло дедушку и бабушку, тогда молодых и счастливых тем, что война не отняла у них жизни. Но она отняла жизни дедушкиных родных, и возвращаться ему было некуда. Войну дедушка закончил в Венгрии, и случилось так, что на железнодорожном вокзале в Будапеште он, командир танкового экипажа, в поисках начальника вокзала – ну не мог он купить билет до Киева! – открыл не ту дверь и попал в диспетчерскую. А там бабушка сидит, двадцатипятилетняя, чернобровая, кареокая… Она его прогнать хотела, но как глянула в синие бездонные глаза, так и прикипела к стулу. В общем, он забыл, что ему нужен билет домой, тем более дома не было, семьи не было – кого немцы расстреляли, кто на войне сложил голову… Он дождался конца бабушкиной смены и с того дня руку ее не выпускал из своей до последнего вздоха. А как они попали в Люботин? Да очень просто – решили ехать туда, где цветут сирень с черемухой и растут самые вкусные яблоки, а это только в Украине. Она из детского дома, так что перед ними лежала вся страна – выбирай. Добрались они до Харькова – там самые вкусные яблоки и самая пахучая сирень. Вышли на вокзале – и к расписанию. Стоят, читают:

– Змиев…

– Нет, туда не поедем, там наверняка змеи водятся, а я их боюсь, – сказала бабушка.