— Проект был не без расходов, — кивнул Ксориэлль.
— Но для чего все это?
— Позже, мальчик мой, позже...
Когда они вернулись в зал, Ксориэлль быстренько набрал номера напитков, и стаканы тут же выскользнули из приемника. Ветер за стеной усилился, это было прекрасно видно через стеклянные стены, что давало чувство холода, несмотря на уютную температуру роскошного помещения.
— А что происходит, когда разыгрывается снежная буря? — спросил Дэмми. — Этот зал торчит, как вишенка на мороженном. Я слышал, что арктические ветры достигают порой ста восьмидесяти метров в секунду.
— Не бойся, мой мальчик. Эта постройка противостояла погоде больше трехсот лет, и я уверен, что прослужит еще столько, сколько будет необходимо.
— С кондиционерами и всем прочим? — покосился Дэмми на своего хозяина. — Довольно необычно для семнадцатого века.
— Не забивай себе голову, мальчик мой, — бесцеремонно отозвался Ксориэлль. — Тебе все станет понятно в свое время.
Дэмми взял свой стакан.
— Это место ведь не просто убежище на выходные, верно?
— Совершенно верно.
— Странный вы человек, док. Вы ведь не говорите больше, чем хотите сказать, верно?
— А ты?
— Тоже нет. — Монтгомери покачал головой и нахмурился. — Зачем вы привезли меня сюда?
— Прежде всего, разумеется, чтобы спасти тебе жизнь...
— Откуда вы узнали мое имя?
— Изучил тебя.
— А зачем меня изучать?
Ксориэлль умоляюще всплеснул руками.
— Ничего личного, мальчик мой. Мне требовался человек средних лет, исчезновение которого из привычного окружения привлекло бы минимум интереса. Проверив множество других вариантов, я выбрал тебя.
— Для чего?
— Для тестирования.
— Так вы работаете на правительство? — еще сильнее нахмурился Монтгомери.
— Не совсем так.
— А что за тестирование?
— О, стандартная многоуровневая оценка... В твоем случае, с акцентом на потенциал, разумеется, исходя из того, что вы только начинаете новый эволюционный квантовый переход.
— И почему это на каждый вопрос, который я задаю, я получаю не ответ, а пищу для других вопросов?
— Могу я дать небольшой совет, парень? Не ломай себе пока что над этим голову. Пока мы будем заниматься твоим развитием...
— Что это еще за развитие?
— Но ведь просто не было бы никакого смысла пытаться оценивать тебя в твоем нынешнем физическом и психическом состоянии. У нас уже есть ваша неудачная культура как доказательство неуместности вашего вида на данном этапе для решения большей части элементарных социальных проблем. Интерес представляет величина влияния, какое вы можете оказать на Галактическое Согласие в высшей точке вашего созревания.
— Послушайте, док, вы можете сделать мне одолжение? Говорите на простом языке.
Ксориэлль раздраженно взмахнул рукой.
— Я не всегда могу предвидеть, что именно тебе трудно понять. Естественно, Согласие контролирует все развитие в Тессасфере. Когда в психослое появляются новые расы, необходимо оценить их потенциал, чтобы определить, какую — если это вообще возможно, — роль им можно выделить в делах Галактики, и в каком направлении должно проходить их развитие для оптимального совпадения с целями Согласия.
— Вот это я и имел в виду, — сказал Монтгомери. — Вроде бы вы говорите по-английски, но мне все равно ничего не понятно.
— Естественно, — продолжал, не обращая внимания на его ремарку Ксориэлль, — выбирается средний экземпляр, изучаются его врожденные возможности, и уже с помощью этих данных можно начинать рассчитывать экстраполяции.
— Вот это слово «экземпляр» звучит, мне кажется, как-то слишком уж по-научному, словно вы прикололи булавкой очередную бабочку в вашей коллекции.
— Ваш язык, — кисло сказал Ксориэлль, — слишком уж загроможден подтекстами и скрытым смыслом. В данном случае, мальчик мой, экземпляром являешься ты. — Он поднял руку, предупреждая возражения Дэмми. — И определив степень твоих скрытых возможностей, я получу срез всего вашего вида, а также его потенциальную судьбу среди...
— Что значит «моего вида»? — подозрительно сказал Дэмми. — Это какое-то оскорбление?
— Твой вид, дорогой мой, твоя раса, племя, род, разновидность, называй, как хочешь.
— Вы имеете в виду, американцы?
— Американцы, русские, зулусы, индийцы — все это мелкие подвиды Homo sapiens, Человека Разумного, как вы наивно себя называете.
— Вы говорите это так, — внимательно глядя на Ксориэлля, сказал Дэмми, — словно сами не входите в их число.
— Наверное, я должен был объяснить это гораздо раньше, — со вздохом сказал старый джентльмен. — Разумеется, ты абсолютно прав, Дамокл. Я не человек.
Дэмми невольно отступил от хозяина здешней крепости.
— Ладно, значит, вы марсианин, — сказал он. — Только не волнуйтесь. Просто сохраняйте спокойствие.
— Уверяю тебя, я совершенно спокоен, — резко сказал Ксориэлль. — И я ни в коем случае не марсианин. Светило моего мира находится примерно в сотне парсеков от вашей мелкой Солнечной системы.
— Конечно, конечно, все, что скажете, — пробормотал Дэмми, взглядом измеряя расстояние между ними и незаметно переместив вес на...
— Не надо этого, — устало сказал Ксориэлль. — После такого хорошего начала не надо опускать наши отношения до уровня «лев-укротитель».
Дэмми набрал в грудь воздуха и бросился...
Правильнее сказать, он инициировал команду нервам освободить сжатую пружину своего тела. Но вместо этого только застыл на месте. Ни одна мышца не дрогнула, чтобы отразить внутреннюю его сумятицу. Затем он медленно упал на пол.
— Прости, — сказал Ксориэлль. — Возможно, я сжал тебя немного сильно.
— Да причем здесь вы, — слабым голосом отозвался Дэмми, стремясь овладеть своими руками и коленями, которые внезапно закололо иголочками. — Должно быть, я еще не так здоров, как думал...
Он с трудом поднялся и рухнул в ближайшее кресло, все еще испытывая в голове отвратительное ощущение чужого прикосновения, невероятное вторжение в его личное, внутреннее «я» чем-то, что показалось ему усиком насекомого. И теперь, сидя в кресле и хмуро взирая на своего хозяина, он чувствовал, как это чуждое прикосновение отпускает свою хватку и уходит, направив мысли Дэмми в новое русло, связанное с любопытством. И он подумал о том...
— Послушай, Дамокл, — доброжелательно сказал Ксориэлль, — для успеха моей работы необходимо, чтобы ты принял нынешнюю ситуацию как факт. Я не могу чрезмерно влиять на твои мыслительные процессы, не вторгаясь в те области, какие и собираюсь исследовать. Я вынужден полагаться на твой собственный зачаточный рост интеллекта, чтобы ты понял, что умнее всего будет сотрудничать.
— Послушайте, вы, — устало отозвался Дэмми. — Возможно, я многого не знаю, но мне известно, что марсиане — это маленькие зеленые человечки, а не старые джентльмены с изящными усиками. Если бы вы были каким-нибудь космическим монстром, то у вас были бы фасеточные глаза, щупальца и все такое. Вы не походили бы на богатого дядюшку из телесериала.
— А почему же? — спросил Ксориэлл, поднимая брови.
Дэмми пристально поглядел на него.
— Если бы вы прилетели из космоса, папаша, то вашим ближайшим родственником была бы устрица, а не человек.
— Не обязательно. Моллюскоиды занимают совершенно иную экологическую нишу...
— Или, к примеру, походили бы на готтентота, — продолжал Дэмми. — Почему вы не похожи на бушмена, эскимоса или бородатого араба?
— И тебя бы это больше успокоило?
— Да ничего бы меня не успокоило!
Ксориэлл вздохнул.
— Самое большое значение имеет установленное между нами взаимопонимание на основе допустимых межличностных отношений. Естественно, я принял облик, рассчитанный на то, чтобы как можно меньше возбуждать твою враждебность. Появляясь в виде пожилого, солидного члена твоего сообщества, я стремился устранить любые возможные антипатии из-за цвета кожи, текстуры волос и всего остального, причем не пробуждая в тебе стремление к конкуренции на основе преобладания перед женскими особями...
