А спустя некоторое время нашелся наконец удачный вариант, и я получил комнату в двухкомнатной квартире. Соседи — семья из трех человек: муж с женой и сын. Теперь вся энергия пошла на поиски издателя. Не сосчитать, сколько, прочитав мою рукопись, тут же заключали со мною договор, некоторые даже выплачивали аванс, однако когда приходило время печати, то не оказывалось бумаги, то денег, то еще по какой-то нелепой причине мне возвращали рукопись, а я — аванс.

Один издатель откровенно сказал мне, что мой роман вряд ли кто-то осмелится издать: он слишком острый даже для восемьдесят девятого года. Мои нервы были на пределе, когда случайно рядом с домом встречаю старого знакомого еще со времен работы на телевидении. Драматург Оскар Никич, автор сценария фильма «Дубровский», жил в соседнем доме.

Разговорились. Оскар посочувствовал моим испытаниям. Узнав, что мыкаюсь с рукописью, попросил почитать. Дал без особых надежд. Через пару дней Оскар звонит и предлагает встретиться. Мухой лечу к нему. Роман ему очень понравился, но и он выразил сомнение, что такое кто-то рискнет издать. И вдруг говорит:

— Послушай, Виктор, а почему бы тебе не написать по нему киносценарий?

— Думаешь, его легче протолкнуть?

— Легче не легче, но в твоем романе столько отличного кино, что кто-то наверняка это разглядит.

— Твоими устами да мед пить… — вздохнул я и воскликнул: — Смогу ли я написать сценарий полнометражного художественного фильма?

— Во-первых, твой роман уже написан по-киношному и тебе нужно лишь отсечь лишнее, во-вторых, для чего существуют друзья?

Оскар Никич для меня настоящий мэтр драматургии, и я считаю его своим «крестным отцом» в кино. Он научил меня быть к себе — писателю — беспощадным и резать по живому, отсекая многие удачные эпизоды во имя главной цели. Низкий поклон тебе, дорогой мой Оскар!

Сценарий был готов, одобрен Оскаром, и я понес его на «Мосфильм», где, прочитав его, сказали: сценарий действительно хорош, но денег у них нет. Снова я в поисках, на этот раз продюсера. Бедные мои ноги! Десятки километров они покрыли, посещая то один офис, то другой — все безрезультатно! Снова я начал впадать в депрессию. А тут еще сюрприз: Анечка забеременела. Сама в шоке, поскольку считала, что не может иметь детей и давно с этим смирилась.

Подумали об аборте, но врачи объявили, если Анна хочет иметь ребенка, то это ее последний шанс. Разве мог я лишить ее материнства? Несмотря на сомнительность материального благополучия и не самые благоприятные для младенца жилищные условия, решили рожать. Какое чудо родилось у нас! Незадолго до родов погиб родной брат Ани, и она захотела, чтобы сын был назван в его честь — Сергеем. Я не возражал, решив, что он назван в честь моего первого друга детства.

Бедная Аня! Тот год принес ей не только гибель брата, но и смерть отца. Она стала раздражительной, нетерпимой, придирчивой. Трудно сказать, эта ли двойная утрата сделала ее такой или я, живя в мире своих героев, просто не замечал ее характер. Я пытался оправдать ее поведение трагическими обстоятельствами. К нам приехала моя мама, помочь по хозяйству. Она — добрый, нежный, отзывчивый и очень внимательный человек. Обидеть ее все равно что обидеть ангела. Я так говорю не потому, что она моя мать, а потому, что это мнение всех окружающих. Но Аня ее так обидела, что мама, обливаясь слезами, быстро собралась и уехала.

Не собираюсь выяснять, кто виноват. Уверен, что даже если в чем-то не права оказалась мама, Аня обязана была, хотя бы из уважения к возрасту мамы, не доводить до конфликта. С этого момента наши отношения дали трещину, которая все разрасталась, и я пришел к выводу, что жить вместе мы не можем в силу несходства характеров. Когда Сережке исполнилось пять лет, я вернулся в свою комнату на Фрунзенской набережной. Сейчас ему девять. Помните, это — третий мой сын, и с ним, слава Богу, мне, в отличие от первого — Петера, и второго — Владимира, удается часто общаться.

Мой Сережа ни в чем не нуждается — стараюсь, чтобы у него все было самое лучшее. Занимается английским, играет на пианино, учится неплохо. Я хочу дать ему шанс, которого у меня в жизни не было. Очень надеюсь, что он правильно распорядится этим шансом и состоится как личность.

Впрочем, вернемся чуть назад. В период поисков денег на фильм прочитал объявление, что во Дворце спорта в Лужниках состоится съезд кооператоров. Дай, думаю, схожу. Чудом прорываюсь к трибуне и бросаю клич огромной аудитории:

— Мужики! Если кто-то из вас хочет заработать хорошие деньги, звоните мне: у меня есть классный остросюжетный сценарий о бывшем афганце! — И диктую свой телефон.

Скорее всего это был акт отчаяния, и особыми иллюзиями я не тешился. Но через день звонок. Некий сотрудник советско-английского СП просит мой сценарий для президента этого СП. Я настаиваю на разговоре с самим президентом и предлагаю ему приехать ко мне, чтобы я прочел ему сценарий вслух. Мне казалось, что идея будущего фильма так быстрее дойдет до его сердца. Но президент СП Борис Булатов, один из талантливейших разработчиков компьютерных программ в стране, расценил мое приглашение по-иному, полагая, что я опасаюсь выпускать из рук свое произведение, чтобы кто-то не позаимствовал мою идею. Через несколько дней он приехал с двумя помощниками в мою коммунальную квартиру и внимательно дослушал сценарий до конца, не прервав ни разу. А слушать пришлось часа два, не менее.

Читал я вдохновенно — жаль, что не записал на магнитофон или не снял на видео. Похоже, мое вдохновение передалось и Борису.

— Сколько нужно денег, чтобы снять этот фильм? — сразу спросил он, когда я закончил читать.

Я ответил, и в тот же день он подписал со мной договор. В тот миг я стал самым высокооплачиваемым сценаристом советского кино. Передать словами мои ощущения вряд ли возможно. Думаю, меня поймет лишь тот, кто, пройдя через тяжелейшие испытания и годы лишений, единственный на всей земле продолжал верить в свое призвание, в свою звезду.

С гордо поднятой головой иду вместе со своим продюсером к Генеральному директору «Мосфильма» — Владимиру Досталю. Не раздумывая ни секунды, тот становится нашим партнером, более того, соглашается даже с тем условием, что я буду сам ставить свой сценарий, по которому у него имелись замечания, исправленные с помощью талантливого драматурга Александра Бородянского. Я ему искренне благодарен.

Прошло некоторое время, и В. Досталь стал сомневаться, что я, потеряв пять лет в зоне, смогу сделать качественный фильм. Я долго держался и сопротивлялся, но сделал один неверный шаг: согласился на сорежиссера. В. Досталь обрадовался.

После долгих поисков я остановился на молодом талантливом режиссере, работавшим в жанре остросюжетного кино, — Николае Стамбуле. В. Досталь одобрил, и мы приступили к режиссерской разработке. Но неожиданно В. Досталь объявляет Николаю, что переводит его на другую картину по сценарию Володарского. Мне кажется, все это Досталь задумал с самого начала. Заметив мое твердое намерение снимать самому, он действовал постепенно. Сначала сорежиссура, а потом и вообще ультиматум. А я клюнул. Теперь абсолютно уверен: прояви я тогда волю и бескомпромиссность — Досталь бы сдался…

Стамбула ушел, запуск очевидно затягивали, потом возникла кандидатура Александра Муратова (он уже запомнился зрителям по фильму «Криминальный квартет»). Мне нравились его работы, и я уже так устал бороться, ощущая к тому же, что еще несколько месяцев отсрочки съемок — и фильм опоздает. Не устареет, но идея его уже известна слишком большому числу людей и без труда могла быть позаимствована. Кроме того, поджимали сроки по договору… И я согласился.

Дмитрий Певцов, которого Саша Муратов пригласил на главную роль, очень мне нравится — у него действительно потрясающей силы талант. Но в роли Савелия Говоркова я видел артиста несколько иной внешности. Бывает, привозят тебе костюм от самого Версаче, остолбенеешь от радости. Наденешь на себя, а он давит в плечах, сидит как-то не так, короче говоря, не на тебя…