Литмир - Электронная Библиотека

— Закури, режиссер! — сказал он участливо.

— Кто ты?

— Для тебя — Бриллиант!

— Бриллиант? — с удивлением переспросил я: меня даже и на миг не посетила мысль, что передо мной один из самых известных в стране «воров в законе», старой закваски, как говорится, последний из могикан.

— Давай, затянись!

— Я не курю… — с трудом шевеля опухшими от побоев губами, ответил я.

— Ничего, затянись, легче станет…

Я глубоко затянулся и тут же закашлялся: это действительно была моя первая сигарета в жизни. И вдруг почувствовал такую легкость в теле, что показалось: взлетаю над полом, а голова моя непонятно закружилась.

— Ну, как?

— Хорошо… — глупо улыбаясь, ответил я, — спасибо…

Далее он сказал нечто такое, что и помогло мне выжить, не сломаться, сохранить оптимизм.

— Послушай, земляк, ты же режиссер, так сделай себе ФАНТАЗИЮ… — Чувствуете, какой колоритный поворот мысли? — Сделай себе ФАНТАЗИЮ… Может, судьба не зря тебя сюда впихнула? Запоминай, откладывай в своей коробке, — ткнул он меня в лоб. — Когда-то, может, и пригодится…

На следующий день, видно сообразив что-то и почувствовав в таком общении некую угрозу, менты выдернули меня из камеры старого «вора в законе» и кинули в другую. Именно тогда-то я и узнал имя этого мудрого человека — Василий Бабушкин. Уж не знаю, что плохого натворил в своей жизни этот человек, но мне он здорово помог, а может, и спас жизнь. Почему?

Потому, что с того момента я не переставал думать над его словами, к тому же вспомнил предсказания бабы Ванги и постепенно действительно пришел к мысли, что мне нужно ВЫЖИТЬ, чтобы потом рассказать обо всем людям…

Как мне жалко мою маму, которой столько пришлось пережить! Когда меня лишили свободы в первый раз, я решил не беспокоить маму и просто исчез на два года, не догадываясь, что этим только добавил ей седых волос. Все эти два года она пыталась разыскать меня, рассылая во все инстанции письма о моем исчезновении. Однако МВД хранило загадочное молчание или отвечало, что им ничего обо мне неизвестно.

Помня о прошлом опыте, я едва ли не с первых дней ареста просил все сообщить маме, но Истомин сделал это, только когда следствие закончилось, то есть месяцев через пять. А как он измывался над мамой, не дав ей ни одного свидания со мной! Сколько раз ей пришлось ходить к нему, чтобы вызволить из его липких лап мое золотое кольцо, привезенное из Италии, и некоторые золотые вещи, подаренные бабушкой Лаймой! Истомин внаглую хотел их присвоить. Хорошо еще, что кольцо было зафиксировано при его изъятии в КПЗ, а подарки бабушки Лаймы были изъяты из моей комнаты в присутствии соседей. Правда, ей так и не удалось вернуть около пятисот редких книг из моей библиотеки, кое-какой аппаратуры и некоторых подарков зарубежных деятелей кино.

Когда я вышел на свободу, соседи рассказали, что ко мне в комнату менты наведывались раз десять и всегда приходили с портфелями и спортивными сумками. Один раз соседи попытались заикнуться, но их так отбрили, что отбили всю охоту вмешиваться…

А сколько унижений пришлось вытерпеть моей бедной мамочке, когда она тащилась едва ли не через всю страну с сумками, набитыми продуктами для меня! Унизительные личные досмотры, издевательства конвойных, откровенное вымогательство продуктов и денег. А попробуй не дай!.. Столько будут тянуть со свиданкой, что все продукты пропадут…

Заканчивая краткую историю моей второй потери свободы, обращаю ваше внимание на один маленький, но важный штрих того времени.

Вы помните, с каким пиететом, благодаря моему тестю генералу Еремину, я относился к В. И. Ленину? Но все резко изменилось, как ни странно, после встречи с Андроповым. Ссылаясь на нее, я проник в специальный фонд Библиотеки имени Ленина. Именно там и открылись мои глаза, именно там я и узнал правду о «великом вожде». Именно там я наткнулся на документы, на которых Владимир Ильич собственноручно писал: «Расстрелять!», «Беспощадно расстреливать!», «Провести „красный террор“!»

Все эти грозные приказы касались малограмотных рабочих и крестьян, которые случайно, нисколько не задумываясь, что-то ляпнули невпопад или просто кому-то перешли дорогу. Именно тогда я впервые задумался над теми «священными коровами», что столько лет правили в нашей стране. Мысли мои вылились в стихотворение, за которое мне пришлось отсидеть в зоне, конечно с перерывами, ДВЕСТИ ДЕВЯНОСТО ТРОЕ суток ШИЗО.

Кто не знает, что такое ШИЗО, поясняю: это — штрафной изолятор в местах лишения свободы, в который сажают за мелкие правонарушения. Законом предусмотрено сажать не более чем на пятнадцать суток, и чтобы обойти закон, делается просто: выпускают на день, потом какая-то «солдат-ская» причина — и снова туда. Питание в ШИЗО гораздо скуднее, чем в зоне, но и оно дается лишь через день. В другие дни пайка хлеба и кипяток. Кто-то из зеков остроумно прозвал ШИЗО «день лета, день — пролета».

Вот это стихотворение:

Ах, как Ленина мало вы знаете!

Разве мог он придумать такое?

Декрет о земле, о Земле, представляете?

Глупость какая! Оставьте в покое!

То, что Ильич и подумать не мог, То, чему просто не верится, Это не Ленин, не ленинский слог, Также, как бык, положим, не телится.

Ленин Великий, непревзойденный!

Ленин, как знамя, краснел от стыда, Если ему предлагали казенный Лишний кусок, то просто беда!

Ленин краснел, отдавая приказ:

В детей Николая стрелять боевыми!

Ленинский мы выполняем наказ, Жвачку жуем, коммунизмом хранимы.

Ну кто, скажите-ка на милость, Трудов не знает Ильича?

И кто виновен, что мы силос Едим, от радости крича?

Ильич, родной, прости убогих!

Прости! Порою сгоряча Мы в рот е… тебя и многих, От дикой ярости рыча!

Но ничего, придет пора:

Тебе, наш вождь велеречивый, Народ закатит «на-гора»

И пнет ногой в твой лоб плешивый…

Мораль, друзья, увы, не в том, Что Ленин сам скотина:

Нас бьют и палкой и кнутом — Советская рутина…

Конечно, сейчас, когда все дозволено, в Ленина не плюет только ленивый,

— но эти стихи написаны, напоминаю, в восемьдесят пятом году!!!

А в восемьдесят шестом на страну обрушилась страшная катастрофа Чернобыля. Не думайте, что зеки равнодушно приняли это трагическое известие. Многие, в том числе и я, написали заявление с просьбой отправить на помощь в Чернобыль. Признаюсь, я написал заявление с отчаяния: потому что ни одно из моих посланий никак не могло достучаться до Правосудия. Благодарю Бога, что мое заявление оставили без внимания: даже представить сложно, что было бы сейчас со мной. Да и остался бы я жив?..

Мое второе тюремное испытание требует особого неспешного рассказа, поэтому отправимся сразу в восемьдесят восьмой год…

На свободу я вышел с «солидным» капиталом, заработав за пять лет язву желудка и пятьдесят четыре рубля восемьдесят шесть копеек. В небольшом бауле из серой матрасовки лежало байковое одеяло, переданное мамой еще во время суда. Из жизни моей «пришло» одеяло в мой роман «Срок для Бешеного». Помните, герой фильма «По прозвищу Зверь» выходит из воронка, укутанный в одеяло?

Удивительное дело! В своем первом романе я практически точно предсказал собственную тюремную судьбу, и даже те работы, на которых трудился герой моей книги в колонии, не миновали и меня…

Кроме одеяла, в бауле были домашние тапочки, отделанные мехом, — подарок Бесика, «вора в законе», самодельный мундштук, инкрустированный серебром, несколько сувенирных поделок — подарки друзей к моему освобождению.

Помня многочисленные зековские рассказы, я знал, что первая опасность по выходе на свободу — случайно ввязаться в нечто такое, за что могут потянуть менты, бывает в дороге, то есть в вагоне. Вторая — не затягивать и найти как можно быстрее место проживания. Мне повезло: к моменту моего освобождения вышедшим на свободу москвичам разрешили возвращаться по месту проживания до суда. Однако, прибывая в Москву, ни в коем случае нельзя задерживаться с отметкой в милиции.

104
{"b":"7234","o":1}