Добравшись до нужного места и услышав жалящий крик из багажника машины Кёна, Юнги просигналил Хосоку смс-кой — «давай». Маг метнул здоровенный энергетический шар, который должен был отвлечь от нападающего Чимина. Волка дважды просить не пришлось, он с удовольствием сцепил челюсти на лодыжке Кёна. Он тащил мага в сторону, срываясь на утробное рычание и борясь с желанием отгрызть к чертям собачьим пятку. Останавливало только то, что пятка была уже давно и прилично мертвым куском мяса, который держался только за счет магии.
— Спасти друга не хочешь? — буркнул Юнги девушке.
— Какого черта? — шикнула И Со, но тут же встрепенулась и метнулась в сторону багажника.
Пока горе-спасительница и инкуб обменивались стандартными «ты как?», «почему?», «как ты допустил это?», Мин подошел к уже валяющемуся на спине Ли Кёну и щелкнув пальцами, сковал того магическими наручниками и временно лишил его сил.
— Отпусти его, он далеко не убежит, — хмыкнул маг, присаживаясь на корточки рядом с хаоситом. Чимин прорычал, но пасть с ноги не спешил убирать. Тогда Юнги рассмеялся и даже чуть качнулся на пятках от смешливых содроганий. — Ты уж прости, он у нас слегка дикий.
— Хосок, — обернулась к магу И Со, голос у которой аж звенел, столько в нем было льда, — отвезите Ли Кёна с Чонгуком во Двор, заприте в камере. Рану ему не залечивать до утра, пока я не появлюсь на месте.
Юнги только и развел руками с улыбкой, заметив, как глаза у Тэёна округляются от каждого девичьего слова. Облегчение смешанное с радостью плескалось в теле мага в панамке, но где-то на краю сознания зудящее нехорошее предчувствие всё еще никуда не собиралось уходить.
Чонгук пытался что-то бурчать и возражать, но Хосок лишь крепче схватил его за локотки и потащил в сторону машины. Через несколько минут они уже вернулись обратно, запихали Кёна на заднее сидение и уехали в сторону Двора Порядка. Чимин, наконец, обернулся обратно в человеческое обличье.
— С вас, Ваше Высочество, бутылка за спасение, — хмыкнул перевертыш, пряча руки в карманы джинс.
— А кто вас просил, вообще? — фыркнула ведьма, складывая руки под грудью. — Я же написала, не мешать мне.
— Что он хотел? — оборвал её Юнги.
— Обменять Чонгука на его семью, — собрав терпение в кулак, спокойно ответила И Со. Она сознательно решила отложить воспитательный разговор на тему доверия и того, что она хоть и Принцесса, но не та, которую вечно надо спасать.
— Как-то слабовато, — качнул головой маг.
— Так, дальше вы это без меня, я ушел, — помахал ручкой Пак Чимин, ныряя в ещё больше опустевшую улицу ночного города.
— Знаю, что слабовато, и он это знает, — после продолжительной паузы и уже значительно успокоившись, выдохнула Со.
— Тогда почему?
— Может, он соскучился? — она ёрничала, только потому что самой было интересно, какого черта Ли Кён решил засветиться, да ещё и такими грубыми и неосторожными методами.
Нехорошее предчувствие расцветало в девушке буйным цветом — «Почему я думаю, что это ещё не конец?».
***
— В наших же интересах, чтобы Ли Кён не подавал признаков жизни, — вещал задумчиво Сокджин, вальяжно развалившись на диване. — Чем дольше он тянет резину, тем тщательнее мы сможем подчистить свои следы.
— Они поймали Кёна, — голос у Намджуна звучит как-то сдавленно и гулко, словно он цедит каждое слово через подушку.
Инкуб небрежным движением отбрасывает мобильник куда-то на стол, прикрывает глаза и сползает по спинке кресла, вытягиваясь. На мужчину накатывая какая-то густая и тягучая усталость, но мозг заботливо подкидывает ему белоснежное лицо И Со и её горящие решительностью глаза — «Твою мать». Намджун обратно собирает себя и усаживается напряженно в кресле, старается перебить картинку, высчитывая зазубрины на деревянном полу у себя дома. Выходит скверно. К ощущению усталости прибавляется чувство вины, тоски и злости. «Почему она так равнодушна и спокойна?» — задумался Джун. Было бы в разы проще, покажи она хотя бы каплю своих эмоций, честное слово, даже если бы она заорала и отпинала бы его ногами по почкам — было бы проще, легче и свободнее дышать, а тем более убивать её. И Со превратилась в холодный камень, в котором он больше не мог разглядеть хотя бы отдаленно знакомые черты.
— Мы точно должны её убивать? — игнорируя нецензурную брань Сокджина, тихо выдыхает инкуб. Он уже успел пожалеть о том, что спросил о подобном вслух, и даже начал надеяться, что маг ничего не услышал.
— Точно, — по настойчивому ответу друга было понятно, что он все прекрасно услышал. — Если ты, конечно, сам не решил умереть, то выбора у нас другого нет.
— Почему ты так уверен в том, что И Со хочет нас убить? — у Намджуна голос тихий и неуверенный, что Джин от удивления аж голову к нему поворачивает. Он таким инкуба уже лет сто точно не видел, так что маг прищуривается, стараясь уловить каждую деталь и разгадать причину такого поведения.
Причина была максимально простой — Намджун чувствовал себя виноватым и разбитым. Пока И Со не выступила со своей пламенной речью на Совете, ему никогда не приходилось сомневаться в своем решении и поступках того времени, но теперь. Девчонка, которая никогда даже и не думала становиться Принцессой, не знает и половины того, что знает он, а все равно упрямо идет к цели с гордо вздернутым подбородком. Она среди всей мишуры вычленяет главное и не стесняясь берет тебя за шкирку и тыкает носом, словно провинившегося котенка. Какой уж там этикет и субординация, а тем более инстинкты самосохранения — прет, как танк. Намджун прикрывает глаза и заменяет И Со на себя, примеряет её шкуру и четко видит, что уже спустя пару таких предложений Совет без лишних слов срубил бы ему голову. А ей ничего, её завороженно слушали и морщились от неприятной правды. И Джуну от этого совсем неуютно и очень стыдно, что он убил её семью — «Не сделай мы этого, она могла бы стать ещё более влиятельной Принцессой». Липкое и мерзкое ощущение неуверенности в себе жадно поглощало инкуба.
— Скажи честно, у тебя случился комплекс неполноценности от её речи? — равнодушным голосом уточняет Сокджин, будто читает мысли друга. — Сколько помню, Совет тебе подобного никогда не позволял, более того, они приставили к тебе Мин Юнги для слежки.
Джун не открывает глаза, просто глотает, стараясь протолкнуть образовавшийся ком в горле. Мин Юнги — ещё одна внезапная головная боль. Что он знал про мага в панамке? Ничего, он глаза-то его смог разглядеть только на чертовом Совете и, если говорить честно, то они ему не понравились ещё больше лисьей ухмылки мага. «Спасибо, Джин меня хоть в этот провал мордой не ткнул» — думает про себя инкуб.
— Кстати, а я ведь тебя предупреждал не доверять ему, — хмыкнул маг, который опять прочел мысли Намджуна и надавил на больное. — Его надо тоже, если не убить, то точно наказать. Уверен процентов на двести, что он спит с И Со.
Джун поджимает губы, последние слова неприятно колют под ребра. Он хватает первую попавшуюся подушку и отправляет её ровно в источник раздражения. Сокджин сгибается пополам и наигранно кряхтит от боли, но больше похоже на то, что он хихикает довольно.
— Мне кажется, или у тебя недотрах? Это уже какая-то болезнь везде и всюду видеть только сношающихся друг с другом людей, — фыркнул Намджун, поднимаясь со своего места. Инкуб протопал к выходу и затормозил, — усмири своего брата, он нам ещё понадобится. Так что я не хочу больше видеть, как он о чем-то воркует с И Со за закрытыми дверьми, я уже молчу о его ручной псине. Если мы проиграем следующий Совет из-за него или Чимина, то я уж постараюсь, но утащу их за собой.
Сокджин моргает и сглатывает появившийся откуда-то страх из-за того, что Намджун точно не шутил. Маг, ошалевший от собственных чувств, поморщился: «Быть не может, я что реально беспокоюсь за сохранность шкуры Тэхёна?». Джин не шелохнулся ни когда Джун совсем ушел, ни даже через несколько часов. Он так и продолжил лежать с открытыми глазами и сморщившимся лицом, прислушиваясь к новым и ранее незнакомым ощущениям. Парень не мог объяснить, откуда в нем это, и какова природа такой внезапной нежности к своему брату, которого он всегда лишь ненавидел.
