Отправив Брауна, Джуранский доложил Ванзарову результат своих поисков. Он нашел трактир, в котором любил бывать дворник Пережигин. Это заведение Степанова на Четырнадцатой линии. Половые дворника хорошо знают и уверяют, что Степан не был у них с Нового года. Вот в декабре он здорово пил с вологодскими ледорубами, которых арестовала полиция. На предъявленной фотографии Уварову половые не узнали. Значит, кто и где подсыпал снотворное Пережигину в ночь, когда Серебрякова отвели к проруби, тоже неизвестно.

Что же остается?

Как это ни печально признать, но единственной ниточкой, связывающей всех участников этих событий, оказывается сома. Может быть, прав Лебедев и профессору удалось найти нечто, ради чего люди пошли на преступление, а сам он поплатился жизнью?

Что же это за состав? В чем его сила? Почему хитрый Бадмаев сделал вид, что ничего не знает о соме? Что вычитал в древних книгах Александр Владимирович Серебряков?

В глубине квартиры часы отбили четверть первого. Чувствуя себя совершенно разбитым, Родион Георгиевич решил идти спать. Он приподнялся с кресла и в этот момент оглушительно зазвенел телефон. Сыщик стремглав бросился к аппарату через гостиную и дернул с крючка рожок.

— Ванзаров слушает! — прошептал он в воронку амбушюра.

Где-то на том конце проводов щелкнуло.

— Слушай меня внимательно… — произнес глухой, сдавленный голос.

— Кто говорит? — стараясь быть спокойным, спросил Родион Георгиевич.

— Ты больше не прикоснешься к тому, что не имеешь права знать! — с холодной угрозой произнесла трубка.

— Я не понимаю, о чем вы!

— Если не прекратишь поиски уже завтра, неотвратимое возмездие падет на тебя и твою семью!

Ванзаров пытался запомнить голос. Но неизвестный умел хорошо маскироваться. Так говорить мог кто угодно — хоть Бадмаев, хоть дворник Пережигин. Звук, кажется, шел через тряпку.

— Я ничего не понимаю! Кто вы? — сыщик решил потянуть время.

— Берегись. Погибнут твои жена и дети! Ты получил предупреждение.

— Да как вы смее… — начал Ванзаров. Но трубка замолчала.

Первый час после ночного звонка коллежский советник провел между окном и дверью гостиной, расхаживая взад-вперед, как часовой. С каждым ударом часов он вздрагивал и бросал взгляд на телефон.

Кто посмел так нагло его шантажировать? Какое надо иметь хладнокровие, чтобы угрожать государственному чиновнику?

Обычные уголовники на такое не способны. Ванзаров хорошо знал психологию профессиональных воров. Это умные и сильные люди со своим представлением кодекса чести и правил поведения, в том числе и с полицией. Подобная угроза выходила за все рамки неписаных законов воровского мира. Да и какое отношение воровская компания может иметь к профессору Серебрякову и его дамам?!

В таком случае следует единственный вывод: Уварова или Савская принадлежат к революционерам-террористам! Только эти господа не соблюдают никаких границ и правил, отличаясь крайней жестокостью. На такой шаг мог пойти только человек, которому нечего терять. Уварова хоть и совершила уголовное преступление, но она агент Особого отдела! И разве может молодая женщина настолько ожесточиться, чтобы перейти черту, за которой начинается беспредельное зло? Как иначе назвать угрозу смерти двум маленьким девочкам и их матери?

За ночь Ванзарову несколько раз приходила в голову идея немедленно поднять на ноги сыскную полицию и устроить повальный обыск в городе, проверяя все гостиницы, меблированные комнаты и квартиры при трактирах. Но нервный порыв быстро остывал под холодным рассуждением опыта. Искать таким образом двух женщин в огромном городе — занятие почти безнадежное.

Где-то в шестом часу утра, устав мерить гостиную шагами и ничего не придумав, сыщик присел в кресло и не заметил, как отключился. Он погрузился в тревожный, вязкий сон.

Ванзаров очнулся и схватил телефонный рожок. Ему показалось, что телефон звонит снова. Но в трубке ответила тишина. Это фамильный маятник отбил восемь утра.

Родион Георгиевич вошел в столовую как раз в тот момент, когда Софья Петровна перед завтраком занялась воспитанием расшалившихся дочек. Рассердившись не на шутку, она решительно схватила прыгающих около стола близняшек и потащила девочек к их стульям. Малышки затихли, надули губки и жалобно оглядывались на папеньку, умоляя о защите от суровой матери и ненавистной утренней каши.

По румяным щечкам обиженных мордашек потекли слезинки, и у отца сжалось сердце. Но связываться с женой сыщик не рискнул. Судя по всему, она не слышала ночного звонка — что уже было неплохо.

Едва Ванзаров уселся во главе семейного стола и поднес руку к чашке с дымящимся утренним чаем, как в дверь позвонили.

Курочкин получил приказ от Джуранского явиться к десяти утра в Управление сыскной полиции. Старший филер отправился на встречу с начальством в приподнятом настроении. После поимки мужиков, которые ограбили профессора Серебрякова, Филимон Артемьевич резонно рассчитывал получить заслуженный выходной.

Тем более сегодня он намеревался подвести черту под холостой жизнью. Филимону до смерти надоело бобылить, и он решил, во что бы то ни стало обрести семейный статус.

Поднимаясь на третий этаж, филер рисовал радужные картины служебного поощрения и, самое главное, нежной встречи, которая была обещана ему дочерью купца второй гильдии Настасьей Осиной. Он встречался со сдобной, как булочка, купеческой дочкой уже полгода, имел приятные беседы с ее родителями и последний месяц ходил в дом купца женихом.

Отец Насти, Павел Петрович, имел мануфактурную лавку, стабильный доход и обеспечил дочке хорошее приданое. Курочкин, хоть и верил в брак по любви, но не скидывал со счетов и материальные возможности невесты. Родители Насти уже согласились на этот брак — иметь родственника в полиции очень удобно. Ждали только одного: когда Филимон сделает предложение. И сегодня старший филер как раз и собрался предложить Насте руку и сердце.

Филимон Артемьевич с утра пораньше сбегал в парикмахерскую, причесался, напомадился, надушился и надел свой лучший костюм. Цветя и благоухая, Курочкин постучался в дверь кабинета.

Когда Курочкин вошел, Джуранский поднялся из-за стола и, пожав ему руку, выразил искреннюю благодарность за блестящий розыск. Счастливый Курочкин уже собрался откланяться, но ротмистр попросил его присесть.

— Вижу, вы собрались на какой-то праздник, — начал Мечислав Николаевич. — И вы, безусловно, заслуживаете выходного дня, но обстоятельства требуют срочных мер.

Внутри у Курочкина все похолодело.

— Но… — попытался вставить филер, и был тут же остановлен ротмистром.

— Вот что, Курочкин, на разговоры у нас нет времени. — Джуранский привычно перешел на резкий тон, которым отдавал приказы в полку. — Дело срочное, мы не можем терять ни минуты. Кроме вас поручить некому.

Ротмистр протянул поникшему Курочкину фотографию.

— Вот эти две дамы несколько дней проживали в меблированных комнатах «Сан-Ремо» на Невском. Знаете адрес?

Адрес Курочкин знал: Невский, 90.

— Там их сегодня наверняка уже нет, — Джуранский чеканил каждое слово. — Для их розыска вам надлежит проверить все гостиницы и меблированные комнаты.

— Во всем городе? — жалобно спросил Курочкин.

— Нет, ограничьтесь Невским проспектом и ближайшими к нему улицами. Они не могли далеко уехать.

Курочкин быстро прикинул в уме: это пять гостиниц и с десяток «меблирашек». А в доме Осиных уже накрыт стол и будущая невеста надевает праздничное платье! Родители приготовили фамильную икону, чтобы благословить молодых. И в это время Филимон будет как угорелый носиться по Невскому! Катастрофа всей жизни!

— Мечислав Николаевич, пощадите! — взмолился Филимон. — Тут и за два дня не управиться! Может, я дам проверенных людей?