На спойлерах я заканчиваю вещание, иначе разойдусь основательно. У нас с вами остался эпилог, где мы с вами посмотрим и увидим, как сложилась жизнь Вместе…
… и что будет дальше.
А также в завершение я хочу поблагоадрить вас за поддержку, какую вы оказали данной работе — чтением, отметками, отзывами, донатами — это первая работа в моей долгой писательской карьере, которая дала настолько широкий отклик и позволила реализовать многие потаённые задумки. Я безмерно счастлива и бесконечно благодарю вас, читатели. Потому что благодаря вам работа оживает и становится уникальной. Без вас я бы многого не достигла, потому для меня радость иметь такую аудиторию. Вы потрясающие и великолепные, и я буду рада встретиться с вами и дальше!
С уважением,
Лейтенант.
========== Покой ==========
Эпилог
2018 год
Чуть больше года до появления Чумного Доктора
Тишина.
Она всегда стояла в таких местах, обволакивая пространство и поглощая в себя любой громкий звук. Шум трассы не услышать, как и говор других посетителей — всё громкое забирал высившийся вокруг лес, в котором и птицы из солидарности будто звучали тише.
Покойным местом для последнего прибежища усопших стало пригородное кладбище почти на границе, где за ней Санкт-Петербург перетекал в Ленинградскую область.
Шершавые тонкие пальцы, закованные в перчатки, провели по могильной плите. На ней не было фотографии, да и «позолоченные» дешёвые буквы почти стёрлись, отчего прочитать написанное можно было только по резьбе с обозначением фамилии и имени с годами жизни. Отчества у усопшей так и не установили, да и она будто не выбрала, скорее не успела, потому значилось скромно следующее: «Снегирёва Маргарита, 01.01.1991 года — 01.11.2007 года». Тёмный синий взгляд задержался на датах дней, осмотрел обозначения месяцев, и Сергей подумал над поразительной синхронностью, которая, однако, пробирала до ужаса.
— Ей бы не понравилось, — выдохнул он, смахивая паутину, следом беря в руки едва влажную тряпку. Ей он прошёл по могильной плите с целью основательно очистить от пыли и задержался у самого низа, где пришлось смачивать тряпку больше — там пристало немного земли и прочей грязи, какая обычно появлялась после ливня.
— М? — отозвался подошедший рядом сотрудник кладбища — Иван Ильич.
Старый, глуховатый и постоянно пыхтящий сигаретой, какая и сейчас обнаружилась во рту, но единственный, согласившийся присматривать за могилами детдомовских на этом участке захоронения. Сергей отвлёкся и на вдохе осмотрел пространство — справа и слева дальше возвышались могилы детей из детских домов, коррекционных центров и интернатов — баторов. Некоторые не имели и плит, ограничивались дешёвым заменителем и металлической табличкой, другие заросли сорняками, третьи и вовсе стали безымянными или были уничтожены. Один смотритель — слишком мало для такого огромного участка: не уследить за всем и каждым, не выделить и полноценно времени, особенно в последние годы, когда разросся ближайший город и теперь на кладбище повадились ходить подростки, считавшие крутым уничтожить бесхозные могилы либо изрисовать и надругаться над такими.
Заявки в администрацию не работали. К смотрителю в помощь был единственный охранник. «Слишком мало», — Разумовский потупил взгляд на тряпку, какую сложил резким движением и кинул в ведро с мутной водой, и оставил мысленную засечку придумать, как предотвратить вандализм и естественное разрушение участка. А меж тем кое-что ещё зацепило в его раздумьях…
«Батор», — повторил он забытое слово и припомнил, что уже давно не произносил его, как и не слышал от кого-то. Так давно это было, будто вечность.
— Так чо эт не понравилось, хах? — Иван Ильич присел на низкий заборчик, каким здесь разделялись единичные могилки.
Сергей промыл тряпку, отжал её и, нацелившись на особо огромный кусок приставшей грязи, пояснил:
— Не любила, когда полным звали. — Голос звучал тише, руки уже не покрывались мурашками — за почти одиннадцать лет он привык (хотя звучало странно — привыкнуть, хах) обозначать в прошлом времени действия погибшей. Сохранялось однако ещё ощущение неправильности. Будто не должно было быть так по законам Вселенной.
Всё произошло слишком рано.
Иван Ильич хмыкнул и, сделав затяжку, выдохнул сигаретный дым. Клубясь, он поднялся куда-то в ветки растущего дерева. На нём сидела сорока и заливисто трещала — очевидно, охраняя гнездо где-то рядом. Меж тем Сергей за время молчания полностью разобрался с грязной плитой и приценился к отмытому мрамору.
Лучше.
И чище.
Определённо.
— Молодая, — растянул Иван Ильич, и Сергей кивнул, поднимаясь. Воду он вылил на участок недавно посаженных цветков — белых, какие ему посоветовала продавщица в пригороде на подъезде к кладбищу. Сказала, что долго живут и особого ухода не требуют, да и были они красивые — чистенькие, белые, прямо как волосы подруги и её кожа.
Марго родилась с болезнью альбинизма и всегда стеснялась этого факта, а потому всегда старалась доказать, что нормальная, здоровая и адекватная. Из-за этого и шумная была: думала, что экспрессией и эмоциями отвлечёт внимание от визуальных недостатков, которые считала уродствами. Сергей уродством это не считал, для него подруга была красивой и шумной, и белой — и такой, чьему настроению он в тайне завидовал и каким восхищался.
Её энергия пробивала любые преграды, как и напористость, даже когда условная проблема шире и выше, и старше.
По боку!
«Всё возможно преодолеть при нужном подходе», — как-то сказала она после обретённого фингала, и Сергей повторил эту фразу — уж действительно, тогда если Марго сама не смогла победить шестёрку, так взяла хитростью и обидчик получил ответный фингал.
Взгляд приметливо осмотрел белые цветки. «Посмотрим, как приживутся», — рассудил Разумовский и, повесив тряпку на борт, отошёл к коробку с инвентарём. Там он набрал из пятилитровой бутыли — последней — ещё воды в ведро, меж тем Иван Ильич, всё изучая могилку, спросил:
— Как это?
— Сгорела. — Голос почти не дрожал, хотя грудь сковало холодом.
— Чего? — удивился смотритель.
Сергей передёрнул плечами, отошёл к гранитному ограждению, какое тянулось от плиты небольшим поребриком и создавало границы участка, где сидели цветы, и, опустившись, начал очищать там от пыли.
— Пожар был в доме, — коротко пояснил он.
— И опекуны?
— И они.
Иван Ильич сделал длинную затяжку, следом на выдохе пробормотал:
— Соболезную.
Сергей пару раз кивнул головой, сосредоточившись больше на грязи на поребрике. Порой он поправлял растения и думал над тем, чтобы подвязать их потом, в следующий раз и над тем, как всё-таки за несколько лет боль из острой обратилась в тупую с сопровождающимся холодом.
— А та женщина, с которой ты был, а?
Сергей вынырнул из мыслей, растерянно глянул на прохлаждавшегося смотрителя и вскинул брови. Иван Ильич, пыхтя, обвёл руками будто бы круг, на что Разумовский нахмурился — как грубо.
— Эта с батора, — подсказал он.
— Марья Марфовна? — догадался, наконец, Сергей, припомнив пухлую женщину.
— Угу, она.
Разумовский кинул тряпку в воду и, промывая её от грязи более тщательно, припомнил пожилую Марью Марфовну, одну из воспитательниц по новой программе в детском центре «Радуга» — низкую даму ему по плечо и уже ходящую с палочкой из-за больных ног, зато главное, что дети её любили и она отдавала себя их воспитанию.
— Она хотела её удочерить, но разводный процесс отозвали. Забрали другие опекуны, — пояснил он.
— Чего это она тогда так увязалась, что до сих пор бывает?
Сергей вздохнул, но терпеливо пояснил, отжимая тряпку:
— Она вскармливала её после рождения. Бывает, что так связь материнская формируется между женщиной и ребёнком — не объяснить наукой.
— Мгм, ясно.
Иван Ильич либо понял, либо не понял. Сергей поставил на второе и поспешил воспользоваться тем, что смотритель замолчал, потому продолжил очищать пространство после земельных работ по посадке и прочей пыли. Не то, чтобы Разумовскому не нравилась компания смотрителя — на кладбище жутко бывать одному, это он понял ещё когда впервые один приехал пару лет назад. Тогда будто могилы оживали и смотрели на тебя, стремились рассказать истории, а на душе становилось жутко от осознания, что жизнь когда-то и его отмерит последний срок, и он окажется где-то здесь или на другом. Таком же. Простой обычной плитой, может, без фотографии, но таким же заложником земли и в ряду других таких же.