В тот вечер Людовик XV в черном домино вышел из замка с герцогом д'Айеном и несколькими приближенными; он хотел убить время до того самого момента, когда, как он думал, дофин покинет ратушу. Из Версаля уехали только в час ночи и повстречались с дофином на Севрском мосту; тот ненадолго остановился, чтобы сообщить отцу о беспорядке, царившем на балу в ратуше. Прежде чем отправиться туда, король пожелал зайти в Оперу, где вход был платный. Для большей надежности он отослал дворцовые кареты и воспользовался фиакрами.

Наконец он прибыл в ратушу, где мадам д'Этиоль ждала его появления. Их видел вместе молодой полковник, сопровождавший на балу одну придворную даму, которая, боясь, что ее задушит толпа, попросила помощи у городского головы, господина де Бернажа. «Он отвел нас в кабинет, – рассказывает полковник, – где, едва войдя, я увидел мадам д'Этиоль, с которой ужинал за несколько дней до того; она была в черном домино, пришедшем в большой беспорядок, потому что и ей, как многим другим, пришлось продираться сквозь толпу. Почти тут же две маски, тоже в черном домино, прошли через тот же кабинет; одного я узнал по росту, другого – по голосу: это были господин д'Айен и король. Мадам д'Этиоль последовала за ними и отправилась в Версаль».

Этот вывод нужно признать немного поспешным: ночь закончилась более пикантно, поскольку король проводил мадам д'Этиоль к матери.

Сели в фиакр вместе с герцогом д'Айеном. Улицы были запружены, между ратушей и улицей Круа-де-Пти-Шан городовые перекрыли проезд; кучер отказался ехать вперед, и мадам д'Этиоль перепугалась.

– Дайте луидор, – велел король герцогу д'Айену.

– Ваше Величество, вам следует поостеречься, – ответил тот, – полиция об этом проведает и завтра всем расскажет, куда мы ездили.

Кучеру дали только один экю в шесть ливров; тот пустил лошадей вскачь, рассекая толпу, и король Франции, вполне довольный приключением, смог доставить свою спутницу домой.

Людовик XV вернулся в Версаль лишь в половине девятого утра; он переоделся и пошел на службу в часовню, что наверняка возмутило благочестивые души. Выслушав службу, король, чтобы подать пример, отправился почивать и приказал, чтобы его разбудили не раньше пяти часов пополудни.

Как только Людовик наконец-то проснулся, королева, которую поджидала карета, чтобы отвезти ее на вечерню в приходскую церковь, пришла с ним поздороваться; ее сопровождали дофин и его супруга. В то время день монарха начинался в пять часов пополудни, как говорили на языке «того края», – именно так в народе и среди буржуазии называли королевский двор.

Встреча на «тисовом балу» или смехотворные происшествия карнавальной ночи положили начало новой связи? Невозможно безоговорочно назвать точную дату этих событий, которые наверняка шли одно за другим.

Когда современники узнали правду, то ничуть не удивились: уверения Жанны-Антуанетты в том, что однажды она станет любовницей короля, не всегда пропускали мимо ушей.

Первая запись в дневнике герцога де Люиня с упоминанием имени мадам д'Этиоль помечена только 22 апреля 1745 года: «Речи, которые ведутся о госпоже д'Этиоль, родственнице и подруге Бине, наводят на мысли о том, что Бине пользуется довольно большим доверием; он утверждает, что эти высказывания далеко не справедливы. Около месяца назад он говорил, что клеветнические слухи, распускаемые о мадам д'Этиоль, отвратительны и не имеют под собой ни малейшего основания, и в доказательство добавлял, что д'Этиоль приезжала сюда лишь выхлопотать должность откупщика для мужа, а добившись своего, якобы больше не появлялась при дворе. Однако совершенно точно, что она присутствовала после на балете и в театре».

Этим неуверенным словам противоречит следующая запись от того же числа в том же дневнике: «22 апреля король ужинает в своем кабинете; это снова был приватный ужин с мадам д'Этиоль, на него был допущен господин де Люксембург».

23 апреля 1745 года Люинь записал: «Король снова обедал с мадам д'Этиоль, но в совершенно приватной обстановке. Никто точно не знает, где она живет, однако я думаю, что в небольших покоях, принадлежавших ранее госпоже де Майи, по соседству с малым кабинетом; она не живет там постоянно, разъезжает по Парижу, а вечером возвращается сюда».

Таким образом, грехопадение состоялось между концом февраля и началом апреля. 28 апреля Люинь заносит в дневник весьма интересные подробности: «Вчера я узнал, что месье д'Этиоль, только что вернувшийся из провинции и рассчитывавший по приезде увидеть свою жену, которую он сильно любит, был чрезвычайно удивлен, когда господин Ле Норман, откупщик, его родственник и друг, явился сказать ему, чтобы тот больше не рассчитывал на свою жену. Якобы у нее настолько сильна тяга к изысканному, что она не смогла устоять, поэтому ему ничего не остается, как подумать о разводе. Услышав эту новость, господин д'Этиоль упал в обморок. Потом ему пришлось согласиться на разрыв отношений с супругой».

Дядя де Турнем, уже давно посвященный в замыслы своей племянницы, отправил племянника в провинцию по делам субаренды и удерживал его там как можно дольше, предоставив его супруге полную свободу, для того чтобы укрепить зародившуюся связь.

Она не побоялась несколько раз появиться при дворе, в частности 1 апреля – в Итальянском театре, а 10 апреля – на ужине. Тогда на нее смотрели как на обычную гостью, без уверенности в том, что она стала любовницей короля. Правда и то, что со дня смерти герцогини де Шатору прошло всего четыре месяца, а Людовик XV выглядел глубоко и искренне опечаленным ее внезапной кончиной.

Шарль Гийом д'Этиоль пришел в такое отчаяние от неверности своей жены и развил такую деятельность, что пришлось выбить у него из рук оружие; он написал жене, умоляя ее вернуться, даже собирался сам ехать за ней в Версаль, но ему дали понять, что воле короля противиться невозможно.

Поведение мужа оказалось на руку Жанне-Антуанетте: она умоляла короля защитить ее и изменить ее положение и имя. Подобные предосторожности помогли бы ей укрепиться при дворе, а впоследствии стать титулованной фавориткой, что оградило бы ее от неизбежного соперничества и враждебности партии благочестия, вдохновляемой монсеньором Буайе, епископом де Мирпуа, который жил при дворе и тщетно старался повлиять на Людовика XV.

Долго ждать не пришлось, ибо король не мог ни в чем отказать очередной пассии: «Король, – пишет герцог де Люинь, – покупает для госпожи д'Этиоль маркграфство Помпадур, и таково теперь будет ее имя; эти земли приносят десять – двенадцать тысяч ливров ренты. Совершить сделку поручено вовсе не генеральному инспектору – ему об этом даже не сообщили. Деньги поставляет господин де Монмартель (один из братьев Пари, смотритель королевской казны)». И де Люинь добавляет: «То, что еще совсем недавно выглядело сомнительным, теперь почти непреложная истина; говорят, что она любит короля и что эта страсть взаимна, но публично об этом заявлять не решаются».

Сдержанность двора объяснима, ибо трудно было допустить, чтобы фаворитка короля не принадлежала к знати, а являлась всего лишь мещанкой.

Вопреки всему слухи просачивались наружу, и адвокат Барбье, очевидно, втайне довольный вознесением простолюдинки, любезно отмечает в своем дневнике: «Эта мадам д'Этиоль хорошо сложена и чрезвычайно миловидна, прекрасно поет и знает сотню забавных песенок, замечательно ездит верхом и получила всевозможное образование».

В переписке Вольтера было обнаружено письмо, сопровождавшее мадригал, который мы приводили ранее, и датируемое примерно 10 мая 1745 года: