Она в совершенстве обучилась танцам; выказала себя такой хорошей рисовальщицей, что впоследствии делала гравюрные оттиски на меди, – их сохранилось более семидесяти. Главным ее даром было пение, основы которого она усвоила от знаменитого певца парижской оперы Желиота, что обеспечило ей большой успех в салонах.
Еще совсем юной она показалась в свете, и благодаря талантам дочери перед госпожой Пуассон открылись двери гостиных, которые до сих пор были для нее закрыты. Однажды в отеле Анжервилье Жанна-Антуанетта имела необычайный успех, исполнив арию из «Армиды» композитора Люлли; среди присутствовавших гостей находилась госпожа де Майи, которая соизволила поцеловать свою будущую «преемницу», что выглядит довольно пикантно.
Частая посетительница салонов мадам де Тансен и мадам дю Деффан, молодая девушка познакомилась там с Мариво и Дюкло, а также с Лироном, Фонтенелем и Монтескье и в общении с ними обучилась тонкому искусству ведения разговора.
Образование Жанны-Антуанетты было полностью оплачено любовником ее матери Ле Норманом де Турнемом; она никогда этого не забудет и, достигнув вершин своего могущества, осыплет его благодеяниями и назначит главным управляющим королевскими резиденциями.
Не желая терять связи с очаровательным созданием, которое кое-кто считал его дочерью, Ле Норман де Турнем захотел пораньше подыскать ей супруга, который позволил бы ему видеть ее, когда вздумается, и вскоре решил выдать ее за своего собственного племянника Шарля Гийома Ле Нормана д'Этиоля.
Шарля Гийома, родившегося 8 мая 1717 года, крестили 10 мая в Сен-Роше. Крестным отцом был его дядя Шарль де Риенкур, а крестной матерью – Маргарита де Ла Лентри, супруга другого дяди, Жан-Жака де Франсина, принадлежавшего к семейству Франчини, некогда построившему фонтаны Версаля.
Он получил хорошее образование, развил свой ум, проявил склонность к искусствам и вращался в обществе писателей и художников. Создать ему положение в обществе вызвался его дядя Ле Норман де Турнем: он ввел племянника в свое дело и дал ему понять, что назначит своим наследником. С 1736 года дядя уступил ему должность почетного кавалера гражданского, уголовного и окружного суда Блуа; в следующем году молодой человек предъявил доказательства дворянского происхождения, чтобы удостоиться этого звания, ибо его должность, хоть и скромная, давала ему право на титул.
Молодому Ле Норману пошла на пользу привязанность, питаемая его дядей к Жанне-Антуанетте, которой он желал оставить свое состояние, а лучшим способом к этому ему представлялась ее свадьба с его племянником и возможным наследником.
В противовес блеску своей супруги Шарль Гийом, по общему распространенному мнению, почти окончательно был записан в посредственности, обиженные природой телесно и духовно. На самом деле, не будучи остроумным красавцем, этот человек, не лишенный вкуса, хорошо вел свои дела; все находили его милым, и, по всей видимости, имея расположение к семейной жизни, с любой другой женщиной он был бы образцовым супругом.
Самое большее, что можно поставить ему в упрек, – некоторую бесхарактерность и, как следствие, искусство хитрить с самим собой, чтобы остаться в ладу со своей совестью. Однако он неоднократно при разных обстоятельствах доказал, что обладает чувством чести.
В 1738 году де Турнем сделал его младшим откупщиком; он предоставил племяннику необходимые средства на сумму в 83 500 ливров, что явно было залогом наследования.
Планы бракосочетания стали обсуждаться в 1740 году. Отец Шарля Гийома резко возражал и отказался рассматривать возможность совместного проживания с молодой четой. Это послужило причиной размолвки между Ле Норманом де Турнемом и его братом, отцом Шарля Гийома.
Несмотря на эти разногласия, 15 декабря 1740 года Ле Норман де Турнем составил собственноручное завещание, оригинал которого утерян, однако суть известна: «Назначаю своим единственным наследником сына своего брата, моего племянника Ле Нормана, проживающего вместе со мной». Это завещание стало весомым аргументом в пользу вероятного отцовства де Турнема, ибо таким путем он обеспечивал переход своего состояния юной Жанне. Данный поступок был относительно несправедлив, поскольку де Турнем лишал наследства прочих племянников и племянниц, в частности господина д'Эстрада, чья жена впоследствии сыграет такую заметную роль в жизни маркизы де Помпадур.
Жанна-Антуанетта практически без возражений приняла волю де Турнема; брачный контракт был подписан 4 марта 1741 года в присутствии нотариусов Перре и Маршана.
Выгоды, обеспечиваемые этим контрактом молодой чете, были сильно преувеличены: Шарль Гийом в нем назван просто Ле Норманом с обычным дворянским званием. В контракте и речи не идет о поместьях Этиоль, Бурбон-ле-Шато, Сент-Обен и других.
Если при заключении брака Шарль Гийом и взял имя д'Этиоль, при этом не называя себя титулованным владельцем этого поместья, то лишь потому, что был почти уверен в наследовании данных земель, а такое добавление к имени отличало его от прочих Ле Норманов, весьма многочисленных в то время в Париже. Впрочем, вероятно, он носил это имя лишь случайно и отказался от него, когда жена его бросила.
Контракт предусматривал общность имущества супругов; мать нареченной обеспечивала ей приданое и драгоценности стоимостью тридцать тысяч ливров, в чем будущий супруг должен был дать расписку. Пуассон со своей стороны подарил дочери большой дом на улице Сен-Марк, оцененный в девяносто тысяч ливров и сданный за три тысячи ливров в аренду госпоже д'Оржемон. Однако молодые не могли располагать этим домом, так как Пуассон оставлял за собой право продать его к своей выгоде, что значительно ограничивало его щедрость.
Что касается супруга, Шарль Франсуа Поль Ле Норман де Турнем даровал ему при жизни сумму в 83 500 ливров, которые когда-то предоставил ему для покупки должности в Блуа. Кроме того, он обещал обеспечить пищу и кров самой чете, пяти их слугам, а также содержать их лошадей и экипажи на протяжении всей своей жизни; если супруги пожелали бы расстаться со своим дядей, то он заменил бы эти услуги рентой в 4000 ливров. В добавление ко всему он обеспечивал племяннику сумму в 150 000 ливров преимущественного наследования, не ущемляя его обычную долю наследства.
Все это не выглядит значительно на бумаге; на самом же деле, поскольку супруги проживали и столовались как в Париже, так и в Этиоле, у дяди, эти материальные блага представляли собой бытовые расходы, которые можно оценить в 40 000 ливров ренты. Сдержанность жениха объяснялась не соображениями материального порядка, которым не было места, а боязнью не суметь сохранить для себя одного столь обольстительную женщину.
Утверждали даже, что отец Шарля Гийома, пожилой вдовец, намеревался, соблазнясь материальными выгодами, сам жениться на Жанне-Антуанетте, но такая возможность, о которой сообщает Рошере, кажется маловероятной.
Будущая госпожа д'Этиоль владела всем необходимым, чтобы снискать любовь своего мужа; внешность ее была исключительной. Она обладала ловкостью настоящей кокетки. Наконец еще одна особенность, весьма ей мешавшая во время связи с королем: у нее не было никакого темперамента, что могло лишь усилить желание по-настоящему влюбленного мужчины.
Сохранился портрет Жанны-Антуанетты, написанный Натье во время ее бракосочетания; хотя ее брат Мариньи впоследствии уверял, что ни один портрет его сестры не обладает настоящим сходством, лицо великолепно.
Существует описание новобрачной, сделанное одним версальским поручиком; вот как он описывает Жанну-Антуанетту: «Росту выше среднего, стройна, ловка, элегантна, причем составляет отличие между последней степенью элегантности и первой степенью благородства… Ее лицо хорошо подходит к фигуре, совершенный овал, красивые волосы, скорее светло-русые, чем белокурые, довольно большие глаза под красивыми бровями того же цвета, совершенной формы нос, очаровательный рот, очень красивые зубы и прелестнейшая улыбка; самая красивая в мире кожа, придающая всем ее чертам наилучший блеск. В ее глазах было особенное очарование, обязанное собой, возможно, их неопределенному цвету; в них не было ничего от живого блеска черных глаз, нежной томности голубых, особого изящества серых; их неопределимый цвет словно делал их способными ко всем видам обольщения и к последовательному выражению всех состояний весьма переменчивой души».
