Но вот они опять на берегу. И зря она надеялась, что он остыл. Не остудить её мужчину ничем, ещё больше горит. Резко повернулся, обхватил, прижал и ну целовать, ну целовать. Никого нет для него, ничего нет для него, – женщина, что лежит рядом, уж так волнует, уж так волнует. Его это женщина, уже познал вкус её поцелуев, всю познал, а теперь просто не может без неё, – уж так она мила, уж так она нежна, пить и пить, нежиться в лучах её любви, свою любовь бесконечно дарить.
Но она боится такой любви. Ведь он сумасшедший! Вот и сейчас, что он делает сейчас? Ведь кругом люди, – а для него будто они одни, не видит никого, не слышит никого, даже её не слышит.
Нет, слава Богу, слышит. А она просит, она умаляет:
– Не здесь! Не надо! Мы не одни!
– Не одни? – Надо же, а он думал, что одни. Он думал, что они у него в кровати, и уже готовился к триумфу, уже чувствовал триумф. А тут отрезвел. Откатился от неё.
– Нет, я точно схожу от тебя с ума! Пойдём, пойдём скорее! Я не могу! Я так хочу тебя!
Протянул руку (а сам уже на ногах), резко дёрнул, и она как пушинка вскочила и тут же оказалась в его объятьях (на миг).
– Бежим! Бежим! Вон такси! – И точно такси! Видно, привезли кого-то – искупаться, охладиться! А он уже машет, кричит: «Стой! Подожди!» размахивает вещами, в одних плавках, босой.
Увидели. Ждут. Таксисты народ тёртый, всё видят, всё понимают.
Она только и успела халатик накинуть, теперь старается в шлёпанцы влезть. А ему не до этого. Ему надо домой! Скорее домой! Да и к чему одеваться, когда он уже готов, когда ждёт, не дождётся минуты неги. Нет, лучше ничего не говори мужчине в такую минуту, лучше молчи!
Ехать три минуты. Они б побежали, и добежали б. Но если рядом такси, зачем бежать? Зачем тратить свой запал? Две минуты, и они возле дома. Расплатились и бегом к подъезду. Благо, её тут уже знают. А к нему, сумасшедшему, уже привыкли.
* * *
– Ты моя! Ты только моя! Как я люблю тебя! Незабудка моя!
– И я! И я люблю тебя! – в изнеможении, в неге.
– Век бы не вставал с постели! Так сладко с тобой! – Опять привлёк, опять целует, а у неё губы распухли от поцелуев, а ей бы попить.
– Давай выпьем вина! Я хочу вина! – И вовремя, – иначе б не встать, иначе б опять оказалась в плену.
– Вина? Моя женщина хочет вина? Прекрасно! – Встал и, как был, голым прошествовал к холодильнику, потом к столу.
Но она не любила этого. И он понял. Замотался полотенцем. И её вздох сказал ему, что он прав. Но какая же она глупенькая у него! И какая родная!
Открыл бутылку, налил вина – в два фужера, подал сначала ей, потом взял себе.
– Только не слезай с кровати! Прошу! Я так хочу ухаживать за тобой! Мне так приятно делать это!
– Хорошо, милый! Мне тоже очень приятно. Только давай немного отдохнём.
– Конечно, отдохнём! А мы что, не отдыхаем? Или я измучил тебя?
– Нет-нет! Но ты как тигр, я не могу привыкнуть к такой ярости.
– Что?! Тигр?! Вот тигром меня ещё никто не называл! А мне нравится! Ох, как нравится мне быть тигром! – Она ещё больше раззадорила его, она только подлила масла в огонь. Но она женщина, а он мужчина. И у них всё только начинается.
* * *
Господи, какой сумбур в голове! Всё спеклось, всё переплелось, кажется, вся жизнь переплелась. Только вот с кем переплелась?
Опять первый мужчина рядом. А может, не рядом?
– Кирилл! Кирилл!
Нет ответа. Но ведь он рядом, она чувствует его! И опять пустота. Опять наплывают какие-то образы, какие-то разговоры, а вот боль, сильная боль, а вот испуг, страх, но и это уплыло, растворилось в зыбком тумане.
* * *
– Что? Что ты сказала? Что ты сказала?!
– А то! У него есть жена! Понимаешь, у него есть жена! Он женат!
– Нет! Нет! Неправда! Он любит меня!
– Да ты просто помешалась на нём, не хочешь ничего замечать!
– Это он помешался на мне! Это он ничего не хочет замечать! А я… А я… Я просто люблю его! Я просто тебе не верю! – И вот. – Ты просто завидуешь мне!
А это уже лишнее. Нельзя обижать подругу (притом, близкую подругу), даже если она не права.
– Прости! Слышишь, прости! Я точно схожу с ума. Но неужели он…
– Да, моя хорошая. – Только подруга может не обидеться, только подруга хочет помочь. – Я теперь точно знаю: у него есть жена.
– А как же я? Ведь он назвал меня невестой?
– Невестой?! Вот это уже серьёзно! И я очень боюсь за тебя!
– А я боюсь за него! Сейчас я очень боюсь за него! – Так вот откуда тоска. Вот откуда эта грусть. И страх. Боже, что будет? Что будет?
– Ну, ты больно-то себя не накручивай! Вон, позеленела, свернулась. Ты-то тут при чём? Ты-то за что должна отвечать?
– Как за что? Я женщина, я должна была догадаться… Или спросить. А я…Нет, я просто дура…
– Тут уж я согласна с тобой.
– Только не торопи меня, ладно. И не пугай. Уходи, уходи, Ксюша. Мне надо побыть одной.
– Ухожу. Уже ухожу, Даша.
* * *
Даша. Дашенька. Дарья. Что ж ты так запуталась? Что ж ты всё пустила на самотёк? Лежит Дашенька на смятой постели – на своей постели, в своей квартире – и тупо смотрит в потолок. Будто там ищет ответ на свой вопрос. Будто он написан там. А вот закрыла глаза, свернулась в клубочек и заскулила, уж так жалобно заскулила. Скулит и причитает, причитает про себя и скулит. Так страшно на неё глядеть. Лучше не глядеть. Пусть поскулит. А там решит, что делать.
Нет, тошно в доме одной. Тихонечко открыла засов, отомкнула дверь, вытащила себя на площадку. А может, рано вытащила? Может, надо было остаться? Но нет, она обещала, она и так не сразу ушла. Ох, бабья доля! Только расправит крылышки, только приготовится порхнуть – в нежные объятья навеки порхнуть, – тут же подрубят крылья, тут же свалят с ног. Будто ждут этого, будто караулят минуту эту. Не раньше, не позже, – именно сейчас.
И что теперь ей делать? Что творить? Но об этом она должна думать сама. Только сама. Тут уж помощников нет.
* * *
– Уходи! Уходи, Кирилл! Не мучь меня!
– Как это уходи? Куда уходи? Ты что?!
– Я ничего. Это ты что?
– А? Понял! Сорока на хвосте весточку принесла! А не лучше ль выслушать меня, а? Не лучше ль спросить с меня? – Горяч мужчина. И всё больше горит. Ходит по комнате и горит. Не гони его, женщина. Выслушай его.
– Говори, Кирилл. Всё говори. – Встала, одеваться не надо, она и спала (а спала ли?) одетой. – Я всё должна знать.
А уж он ругает себя, а уж он недоволен собой. Почему раньше не сказал? Отчего тянул? До чего дотянулся?
– Всё скажу, только не гони! Иначе мне только в пропасть.
Как страшно-то! Как больно-то! Слова такие говорит. В пропасть. И опять. Ладно, хоть не выгнала. Кого это я выгнать хотела? Кого, а?! Человека, без которого жизнь не в жизнь, ночь не в ночь?
А он бутылку на стол. А он нервничает. А он злится. Не так хотел, не так задумывал. Ведь сегодня, именно сегодня хотел покаяться, сбросить с себя этот груз, а вон как вышло, опоздал.
– Но откуда ж ты узнала? Или…
– Нет! Не обижай меня! Я верила тебе. Подружка откуда-то узнала.
– Ох уж эти подружки! Всё-то неймётся им! Всё-то готовы наперёд!
И уже ненавидела Даша подружку. «Зачем прискакала? Зачем заварила эту кашу? Ей-то это зачем? Посчитала меня обиженной? Нет! Просто в своей жизни, видимо, не всё гладко, вот и лезет в чужую жизнь, благодетельница!»
Никогда так не думала о подружке. Но, видать, не знала, вот и не думала. Теперь же ей Ксения отчего-то неприятна. Теперь уже ругала её. «Не твоё это дело! Не надо было в него лезть! Нельзя лезть в чужую жизнь, недопустимо это! Даже если знаешь что-то, молчи! Вообще молчи, – если хочешь остаться другом. А кем ты оказалась? Собирательницей сплетен! Нравится тебе это или нет».
И как-то легче стало. Да и страшного-то ничего не случилось. Муж не развёлся с женой. Мало ли таких? Мало ли? Неужто из-за этого бросаться на человека? (это она уже о себе) Неужто за это мстить?