***

Как странно и дико было осознавать, что все, что видишь перед собой — лишь черное пятно. Тьма, бездна, небытие. Морок…

В детстве Такао боялся темноты. Как иронично, что сейчас он видит только ее. Приступала к горлу паника несколько раз, хотелось взвыть, закричать… Но он не мог. После того, как он «погостил» у Привратника в логове, мужчину словно все выело изнутри. Единственная, кто заставлял его ощущать хоть что-то, хоть небольшой лучик солнца и тепла, была Мэй. Однако она сама не подозревает, как помогает даже сейчас. Вероятно, если бы не ее поддержка… Если бы она не осталась эту ночь с Такао, не гладила бы его по волосам успокаивающими движениями… Он бы сам перерезал себе горло. Кому нужен слепой дзенин?..

..И Кадзу. Друг столько поддержки и помощи вкладывал в их общение, что Такао просто не мог поверить, чем заслужил такого благословения.

Он перевернулся на другой бок. В наполненной темнотой комнате послышался совершенно незнакомый ему запах. По лицу быстро пробежало множественное количество лап. От неожиданности мужчина едва не задохнулся. Это его сон, происходит в настоящем времени?

Такао отодрал паутину от лица, магией наугад отталкивая от себя крупных размеров насекомых. Холодной сталью прижался к горлу кунай. Застыв на месте, Такао тут же узнал нападающего.

— Хонг.

Острие куная прижалось глубже, оставляя опоясывающую шею царапину.

— Не рыпайся.

Напротив Такао сформировалась тень, походящая больше на паука, чем на человека.

— Сино-Одори?

— Нет! — совершенно нечеловеческий голос резанул слух, — Вечно вы нас-с путаете!

— Говори. Сейчас же.

Хонг еще сильнее прижал лезвие. Одно неверное движение — и тело чародея полетит на циновки*, с раскрывшимся красным горлом.

— Что ты хочешь услышать?

Такао отвечал настолько спокойно, словно в любой момент мог вырваться из хватки невредимым. Предатель-синоби зашипел:

— Все! Все, что знаешь о кицунэ. Ее магия, метка. Живо говори, иначе ты лишишься не только зрения.

Паучиха когтями вцепилась в его плечо, сильно надавив. Дзенин не издал ни звука, ни шелохнулся.

— А затем я перережу горло твоей возлюбленной.

— Ты зря пришел сюда в поисках ответов. От меня ты не услышишь ничего. Но теперь позор и изгнание неизбежны. Что он тебе наобещал, Хонг, не поделишься со старым другом?

— Заткнись! Господин пообещал мне многое, и все это я получу. И перестану быть пешкой в твоих руках.

— Безумец. Ты пешка не в моих руках, а в его… Я дал тебе семью, дом, Сатоши…

— Давишь на жалость, колдун? Каким ты слабым из-за нее стал. Потерял совсем стержень. Трус, - он выплюнул последние слова.

— Упр-р-рямый дс-с-сенин. Он не рас-скаш-шет! Лучш-ше убить срас-су.

В следующий миг, на руках Такао образовались искры, он немыслимо быстрым движением скрутил руку Хонга и мощным потоком магии оттолкнул его подальше от себя. Такао стал сильнее. Плата зрением не прошла бесследно. Волшебник на миг испугался такой мощной волны колдовства.

Коготь Йами-Нокои резко выдернулся из плеча мужчины с плеском крови, пачкая светлое кимоно. Такао, как всегда не отвлекаясь на боль, наколдовал из воздуха ледяной меч и разрубил им лапу екая, превращая ту в осколки льда. Паучиха завопила от боли. Колдун сильно зажал рану, на ходу проверяя ее магией на наличие яда. Ему повезло: яда не было.

Очнулся, откинутый в дальний комод, Хонг. По его лбу стекала тонкая струя крови. Он замахнулся на главу клана, но тот быстро закрылся магическим куполом.

Насквозь проткнутое плечо невыносимой болью придавливало его к полу. Не зная, сколько еще продержится, Такао превратился в сокола. Кое-как вылетев в окно, миновав паучиху и предателя, он поднял все фонари над деревней вверх, пробуждая жителей, предупреждая о нападении. Последнее колдовство отняло все силы, Такао замутило. Он сплюнул кровь, краем уха ощущая движение. Кадзу объявился самым первым. Почувствовал? Теперь-то чародей готов был поверить в невидимую связь между людьми.

— Хонг… Он там… С екаем… — мужчина прохрипел, тяжело дыша.

Пока Такао собирал силы по крупицам, пытаясь восстановить ровное дыхание и упираясь на перила моста, несколько синоби окружили дом дзенина. Кадзу исчез в глубине дома.

Буквально через несколько секунд он выталкивал оттуда Хонга с разбитым носом и багровым пятном на боку.

— Где твоя помощница?! Сбежала? — Такао начинал кипеть. Вся собравшаяся ярость говорила в нем. Или это была магия, проявившаяся с новой силой.

— Ты такой слепой, Такао. Даже не смог вычислить меня, пока я на тебя не набросился лично. Ха-ха, дзенин. Неудачник ты… — Кадзу стукнул предателя коленом в живот, заставляя замолкнуть.

— Что мне с ним делать?

Такао повернул голову в сторону дома Чонгана, из которого наконец выбежала кицунэ.

— За мной.

Мэй не смела вмешиваться. Она доверяла синоби. Лишь бросила на Чонгана многозначительный взгляд.

— Сатоши… Он…

— Будет расстроен.

— Не то слово… Хонг, он ведь… Такао же не…

Ответа не последовало. Кицунэ пришлось дожидаться в догадках. Не сметь мешать.

— Трус! Слепой трус! Ты будешь корчиться в муках, когда Господин убьет твою домашнюю лису! И дзенином ты недолго пробудешь! — Кадзу снова хотел ударить предателя, но Такао поднял руку.

— Не пачкайся, Кадзу, не надо, — голос дзенина резал, словно ледяной клинок. Он приблизился к синоби, хватая того за воротник. Лицо колдуна покрылось ненавистью, черты лица ожесточились.

— Я ведь хотел тебя пощадить…

Раздался в ответ истеричный смех. Кадзу непонимающе уставился на бывшего синоби, бывшего товарища, прошипев:

— Заткнись, темный.

Такао дернул бровью на весьма неожиданное прилагательное друга.

— Что он у тебя попросил? Сердце? Душу?

— Какое тебе дело?! Все равно убьешь.

— На счет этого ты прав.

Не выказывая ни единой эмоции, наоборот — с небывалой жестокостью, что накопилась за все недели разговоров об охоте на лис, пытки в темнице, и, напоследок — потеря зрения и ночной визит с посыпавшимися оскорблениями на и без того корящего себя каждый день дзенина. Все это вырвалось наружу, отразившись на казни предателя…

— Если я не ошибаюсь, ты хотел перерезать мне горло?

Кадзу подал тот самый кунай, успешно выдернутый из рук предателя.

Повернув синоби спиной к пропасти, Такао медленно начал вскрывать его горло, словно наслаждаясь моментом.

Брызнула кровь на светлое кимоно, окончательно окрашивая в алый цвет. Захлебываясь, Хонг провел рукой по кровоточащему горлу. Ожесточенной хваткой сжал запястье дзенина, оставляя некрасивый след на прощание в виде отпечатков пальцев на белой коже. Метка.

— Умоешься еще… моей кровью. Вы с Ним… похожи… — предатель замолк, лишь когда лезвие прошлось по сонной артерии. Поток крови усилился, заливая, словно фонтаном, лицо дзенина. Такао оттолкнул забившееся в судороге тело предателя в пропасть. Прошлась по коже дрожь вперемешку с холодом.

Ошарашенный Кадзу провел взглядом падающий в небытие труп.

Чародей прикоснулся к лицу, отчетливо ощущая смерть на себе. Бесцветно сказал в пустоту:

— Он прав. Я чудовище.

— Не слушай.

Кадзу проследил зорким глазом, как кулак друга медленно сжался.

— Успокойся. Чем думаешь? Не пойми, что у предателей на уме. Он был членом клана, но не убив ты его, умер бы кто-то из наших.

Колдун тонкими пальцами коснулся висков. Вскипала кровь, а нервы были натянуты, словно струны сямисэна. Он так мучительно медленно перерезал горло врагу, совершенно не чувствуя ничего, хладнокровно казня бывшего члена клана. Неужели он действительно становится тем, против кого боролся?

С сильной магией появляется жестокость? Значит ли это, что он действительно… становится подобным Привратнику? Накопившиеся после всего случившегося ужаса мысли вытесняли трезвость и здравый рассудок. Как он объяснит это Мэй? Лучше вообще она не будет приближаться к нему, вдруг он и ее зарежет.