Ко мне подбежал Слеш. Увидев наших коллег в воде, он полетел к стройке. Через пару минут он мчался назад с верёвкой.
– Держи конец! – Он кинул её в воду.
Иржи обвязал Бульдога и крикнул:
– Тяни.
Мы подняли его к нам, развязали и бросили верёвку назад. Позднее подняли и Иржи.
Поднявшись, Иржи откинул наши руки, не желая получать помощь и отошёл от края, потом упал на колени, стал отхаркивать воду и сильно кашлял. В суете происходящего он услышал голос:
– Спасибо. Ты спас нас из земного заключения. Мы были привязаны к этому мрачному месту. Спасибо, – голос исчез.
Мы держали тело Бульдога. Я его не знал, но было очень больно. Невыносимо больно. Хотелось просто выть. Иржи подполз к нам и упал. Мы все были без сил. Просто лежали и смотрели в небо. Наш кошмар кончился.
***
Кто достоин жизни, а кто нет? Решать не нам. Мы все идём по сотканному для нас пути из порезанных ленточек времени. Кто нам придумал нашу жизнь? Неужто мы сами создали себе столь невыносимые условия существования. Я смотрел на Иржи и не мог понять… Неужели он сам придумал смерть своего друга. Красивую, но ужасную. Неужели этот добрый, вечно смеющийся человек заслужил держать на своих руках холодное тело своего напарника, своего друга. Иржи спас всех, кроме него. Конечно, в тот момент он не думал кого спасать первым, кого вторым… Он просто поступил, как герой. Через страх, через бурю эмоций, что рвали его грудь и разум, он, не отступившись, вырвал из лап смерти Слеша и меня, но не смог спасти своего друга. У Бульдога на лице была улыбка, он был счастлив в момент своей смерти. Может, он был рад тому, что выбрался из этого мира, из этой жизни, в которую ступив, назад дороги нельзя найти. Стал инквизитором, увидел другой мир, значит, сделал свой выбор – идти только до конца. Я не видел, чтобы он часто улыбался, а тут – его последняя эмоция, последние черты лица – он улыбается. Он улыбался, прыгая в объятья смерти, падая в бездну, уходя от нас навсегда, покидая Иржи, действительно верного и честного друга: искреннего, беззаботного весельчака, который даже рискуя каждый день своей жизнью, остаётся милым простачком.
Я выжил, Иржи и Слеш доставили меня нашим целителям, и к вечеру я был уже в норме, только не мог шевелить кистями рук из-за сильной потери крови. Ослабленность – нужен покой. И тут в тяжёлой для меня жизненной ситуации появляется мой друг, мой напарник – Седой, который забирает меня к себе домой, создаёт мне условия для отдыха, и я сплю. Я был без сознания вплоть до следующего утра, но что мне даст сегодняшнее утро? Может быть, сегодня умру я? Кто я для людей, которых я защищаю? Может, Иржи и прав, мы все, мы – другие, мы для людей говно, ничтожество, мутанты, ненормальные шизофреники. А если так и есть? Стоят ли люди того, чтобы молодые инквизиторы, которые наказаны за свой дар или своё проклятие, кому как угодно, отдавали свои жизни. Кому тогда это нужно?
***
Я открыл глаза. Зимнее яркое, но не греющее солнце било через щель в занавесках по глазам. Я находился в однокомнатной, холостяцкой квартире своего друга. Он сидел в самом тёмном углу комнаты и смотрел на меня.
– Проснулся, – улыбнувшись, сказал Седой. – Как себя чувствуешь?
– Нормально, бывало и лучше.
– Вот как тебя угораздило? Первый же выход без меня и получите.
– А с тобой было иначе? – Я засмеялся, но смех мой был прерван кашлем. – С тобой я чуть без руки не остался.
– Ладно, нашёл, что вспомнить. Нам эта история ещё аукается до сих пор, – сказав, Седой встал, подошёл к окну и раздвинул шторы. – Тебе просили передать, – он протянул мне конверт.
– От кого это? – Я был удивлён. Конверт запечатан, и нет никакой информации о его авторе.
– Понятия не имею. Через сорок третьи руки он попал ко мне.
Я вскрыл конверт. Там было подобие письма, но только с названием улицы, дома и временем, куда и когда я должен был прийти. В конце – дополнение: «это важно для нас всех». Это мог быть Иржи, подумал я, ему тяжело в одиночку переносить смерть друга, и он хочет выговориться, ему нужна поддержка. Он меня спас, глупо будет оставить его наедине с его горем.
– Седой, я схожу туда.
– А если это ловушка? Если что-то планируется?
– Мне порой кажется, что у тебя паранойя. Вы, случаем, с Вепрем не общались в последнее время?
– Дурак, береги себя – это главное. А остальное – тухляк. Ты действительно не видишь, что происходит?
– Не вижу! Просвети.
– Нарастает протест, я чувствую это. Скоро будет что-то грандиозно-ужасное. Что-то, что перевернёт наш мир, погрузит в хаос, и из этого огня родятся новые понятия, что хорошо, а что плохо; что можно, а что нет; за что можно убить, за что стоит дать орден; родятся новые герои и новые изгои. Скоро… Всё будет очень скоро…
– Хватит! Вы с Вепрем, как попугаи заладили одно и то же. А что будет, так и не сказали, даже не предположили. Давай не будем загадывать, а просто пойдём вперёд, в будущее, не отворачивая взгляд от опасности. Я пойду туда.
– Дело твоё. Я просто пожелаю тебе удачи, и давай после твоей встречи встретимся в нашем кабаке?
– В десять?
– Как обычно.
***
Быть в ссоре, в споре с самим собой – это невыносимо, депрессивно и, в то же время, довольно отрезвляюще. Приводишь сам себе аргументы и убеждаешь в том, что вещи, которые тебе были необходимы, без которых ты не мог жить, и идеи, твои принципы – это всего лишь твоя собственная клетка, собственная мягкая, жёлтая комната. Понимаешь, что всё не так важно. Поток времени, бегущий, как быстрая река, меняет не значение тех или иных вещей, а всего лишь твоё отношение к ним. Твоё восприятие действующей реальности. Каждый из нас находится в выборе жизненного пути, мы меняем рельсы и сталкиваем свои поезда с другими. Порой бывают приятные встречи, после которых остаётся добрый осадок, а бывают тяжёлые, словно пассажирский поезд вашей души столкнулся с тяжеловозом, который в щепки разнёс вас, оставив ледяные осколки отражать следы лиц, плюющих на вас. Серые, пустые глаза людей, а ведь им даже не интересно, что, возможно, именно их гнилые жизни спас человек, который погиб вчера. Они смотрят на нас и ненавидят. Это люди… Мы ненавидим друг друга – жестоки и не сдержаны, равнодушны и эгоистичны. Но что сказать, если человек равнодушен сам к себе? Если ему наплевать на себя… Он просто всеми путями убивает себя, не веря в хороший исход. Даже, проще сказать, не веря ни в какой исход. Он живёт без цели. Просто живёт, просыпаясь каждое утро, а порой не ложась спать. Пребывает в душевном одиночестве. И даже если он с кем-то, у него есть человек, который заботится о нём, ну по крайней мере делает вид, что заботится, у него есть работа, есть друзья и увлечения, вот скажите, почему он всё равно несчастлив? Он страдает душой… Ему наскучивает сложившийся порядок вещей, он, может, желает быть в другом месте, с совсем другими людьми. Он будет тихо умирать, пока не вырвется за круг своего размеренного, привычного мира. Пока не сбежит из реальности, которая его окружает. При людях, которые его знали, он будет так же улыбаться, надевать такую маску, которая раньше была его настоящим лицом. Люди меняются… Порой люди меняются из-за людей, но это больше подразумевает самообман критического уровня. Бывает, меняются потому, что по-другому не выжить. Но вот когда они меняются и, замечая это, боятся этого, боятся меняться… Нет, не из-за того, что они становятся злыми, жестокими, а потому, что они изменились неожиданно быстро, и теперь их прошлые принципы никак не уживаются с нынешним мировоззрением. Их идеалы сменились на совершенно противоположные. В такой ситуации реально начинаешь гореть. Едет крыша… Ты чувствуешь, как тяжело в тебе уживаются два разных, не близких друг другу человека, которые устраивают войну и разрывают на куски биологическую оболочку, желая подчинить тело своей воле. Вот отсюда и появляется пустота и полное наплевательское отношение к тому, что будет дальше… А если дальше и вообще ничего не будет, то всё равно плевать… Просто жить, и будь что будет. Нежно ласкать в груди свой единственный идеал, который принимают оба тебя…