Он хотел идти по стопам отца, но тот отсоветовал:

– Медицину, Женя, нужно любить больше всего на свете. Нужно всего себя отдавать этому делу.

– Я готов! – отвечал Женя.

– Но ты же любишь технику. Очень любишь! Я за то, чтобы ты стал военным, но стань военным инженером. Это – твоё!

И Евгений Гулякин, окончив военную академию, стал офицером. В 1980 году он был уже майором-инженером, кандидатом технических наук, лауреатом премии Ленинского комсомола. Работал над докторской диссертацией, выбрав нужную и интересную тему.

Всё оборвал трагический случай.

На следующий день после похорон Михаилу Филипповичу позвонил молодой способный хирург, его ученик.

– Извините, что беспокою вас в такое время, – тихо сказал он. – Мне нужно только несколько слов. Через два часа я начну операцию..

– Вы хотите оперировать больного, который поступил перед праздниками? – Гулякин назвал фамилию.

– Да, больше ждать нельзя.

– Через час я буду в госпитале, – твёрдо сказал Гулякин.

– Вас запретили беспокоить, не надо приезжать… Мне только несколько слов… Посоветоваться.

– Я еду! – обрезал Гулякин.

Он встал к операционному столу, как прежде готовый к бою с недугом, со смертью, которая уже протянула костлявые руки к лежащему перед ним человеку.

И снова звучали привычные всем команды, разве только чуть тише и глуше, чем обычно.

Ассистенты работали особенно чётко, особенно аккуратно, стараясь не ошибаться ни в чём, стараясь действовать как никогда слаженно.

Он сразу понял, что поражение поджелудочной железы на этот раз слишком серьёзно, что операция будет сложнее многих тех, что он уже делал прежде. Началось прорастание опухоли в двенадцатиперстную кишку, а, следовательно, и там надо было отсекать поражённые участки.

Прошло четыре часа, а конца не предвиделось. Ещё через час Гулякин заметил, что ассистенты и операционные сёстры устали, что держатся на пределе.

На шестом часу работы он принял решение сменить бригаду. Не хотелось расставаться со слаженным коллективом, с которым он привык делать самые сложные операции, но он не мог предположить, что ожидает дальше и сколько ещё придётся стоять у стола.

– Даю бригаде час на отдых. Резервная бригада – к столу, – отдал он распоряжение.

Кто-то попытался возразить, но, встретившись взглядом с хирургом, замолчал и поспешно уступил своё место новому ассистенту.

Он не смотрел на часы, но чувствовал, что операция идёт как никогда долго. Стоял твёрдо, собрав в кулак волю, выносливость…

Помогала фронтовая закалка.

И вот все услышали долгожданную команду:

– Иглодержатель…шёлк!

Все с облегчением вздохнули. И тут Гулякин ещё раз оглядел пока ещё открытые органы брюшной полости и обнаружил венозный тромбоз.

Всё надо было начинать сначала.

– Не надо шёлк. Скальпель, зажим! – распорядился он.

А через минуту:

– Основную бригаду к столу!

Ему подали инструменты. Заработала старая, испытанная и сколоченная бригада.

Операция продолжалась одиннадцать часов. И снова он с облегчением произнёс, отходя от стола:

– Будет жить!

А потом устало прошёл в свой кабинет, провожаемый тёплыми, сочувствующими взглядами. Каждый из его сослуживцев в эти минуты был мысленно с ним, переживая большое горе, постигшее этого всеми любимого и уважаемого человека.

Встретив на лестнице одного из врачей, попросил:

– Дайте, пожалуйста, сигаретку.

Он давно уже бросил курить, а с тех пор как стал главным онкологом госпиталя, старался убедить всех окружающих немедленно отказаться от этой привычки. Но закурил снова и курил с тех пор много, слишком много, словно пытаясь глушить сигаретами свою боль, словно забыв, к чему приводит эта вредная привычка.

Между жизнью и смертью

Говорят, что беда не ходит одна. Вскоре Михаил Филиппович похоронил старшего брата Алексея Филипповича. Тот погиб от болезни, с которой хирург боролся уже много лет. Диагноз поставили слишком поздно. Резко ухудшилось и собственное здоровье. Свалила и надолго приковала к постели язвенная болезнь.

– Ничего удивительного, – говорил Михаил Филиппович. – Нервы, переживания. Да и война… Она на всех нас, фронтовиков, наложила отпечаток.

Он не оставил свой пост и едва полегчало, вернулся в строй. Снова становился к операционному столу и не знал, какие суровые испытания ждут его в ближайшем будущем.

В конце 1983 года Михаил Филиппович заболел воспалением лёгких. Ну что ж, болезнь, хоть и очень нехорошая, по его мнению – хирурга онколога, – но всё же это ещё не самый страшный недуг.

Подлечили, как и принято, примерно за две недели.

Снова вернулся на службу. Но что-то ему не нравилось в себе после выздоровления. Заглянул к рентгенологам. Попросил посмотреть лёгкие – внимательно посмотреть и снимки сделать.

Сам снимки изучил. Нет, всё в порядке. Придраться не к чему.

Но некоторые, хорошо известные ему симптомы нет-нет да проявлялись.

«Да что же это такое? Воспаление не долечили что ли?»

В одно и то же время суток поднималась температура. Небольшая такая. Беспокоящая.

«Неужели где-то опухоль?» – размышлял он.

Пытался определить, на какой же орган грешить? Подозрение пало на лёгкие. Подождал ещё день-другой-третий. Симптомы не проходили.

Снова пошёл к начальнику рентгенологического отделения. Сообщил о своих подозрениях. Заметил, как встревожился врач. Начальник отделения решил смотреть сам. Посмотрел и сразу повеселел:

– А вы не правы, Михаил Филиппович. У вас обычное воспаление лёгких.

– Значит, всё же не долечил, рано выписался, – сказал Гулякин, чувствуя, как сразу отлегло от сердца.

Пока стоял под рентгеновским аппаратом, неотступно думал о Марии Алексеевне (Маше Морозовой давно уже Гулякиной): «Как она перенесёт – если с ним что случится – ещё одно тяжёлое горе».

Вылечили быстро. Через две недели и следов не осталось от неприятностей, вызванных болезнью. Но прошло некоторое время, и всё началось сначала. На этот раз смотрели ещё более тщательно.

– Нет, Михаил Филиппович, ничего не нахожу, ничего, – говорил рентгенолог. – Ну хорошо, вижу, не верите. Посмотрю ещё разок.

– Да уж заморозили совсем, – тихо сказал Гулякин. – Холодно же, оказывается, у вас…

Ему принесли одеяло, укрыли, дали немного отогреться и снова пригласили к аппарату. На этот раз смотрели особенно внимательно. Начальник рентгенологического отделения заключил:

– Наверное, надо сделать бронхоскопию. Есть очаг, похожий на воспаление. Проверить бы поточнее.

И снова исследование.

«Как же всё-таки сложна диагностика, как важно, чтобы врачи были предельно чуткими и внимательными с каждым больным, прислушивались к жалобам и не спешили ставить привычные диагнозы, – думал Гулякин всё более убеждаясь, что предположения верны: – Надо запомнить всё, что чувствую, надо обязательно всё это зафиксировать».

Врач, делавший бронхоскопию, держался спокойно, но вдруг Михаил Филиппович почувствовал, что в ход пошли щипчики.

«Та-ак…Теперь всё ясно… Берут на биопсию, а значит, что-то нашли».

Когда исследование завершилось, спросил:

– Ну, каков результат?

Врач, проводивший исследование, уклонился от ответа. Но Гулякина не обманешь.

– Завтра всё скажем точно…

– Хорошо! – согласился на это и, обратившись к начальнику хирургического отделения, спросил: – Палаточка у вас свободная есть?

– Есть.

– Вот и хорошо. Тогда пойду, прилягу. Что-то замёрз и устал.

Вечером потянуло курить. Вышел в специально отведённое место, достал пачку сигарет, затем убрал её в карман и вернулся в палату. Удержался и утром. Снова достал пачку, смял её и бросил в урну. Решил: «Всё, больше ни одной сигареты!»

Пригласили на консилиум. В кабинете собрались начальник госпиталя, начальник медицинской части, главный хирург…