По теории Васи, красавицы были тупиковой ветвью цивилизации. Им негоже было опускаться до уровня домохозяйки и мамаши. При слове «мамаша» он представлял свою маму, положившую свою молодость и красоту на алтарь воспитания гениального сына. Хотя на фотографиях в толстом альбоме красоту мамы заметить было сложно. Разве что глаза, щедро переданные Васе, и выделялись на строгом лице с выдвинутым вперед подбородком… Да, мама и характером пошла в Габсбургов. И нехватку короны щедро вымещала на добродушном и ленивом «паспортном» муже.
Вася перебирал своих мушек тщательно, но замуж отпускал охотно, без тени ревности наблюдая за тем, как они беременели, расплывались и от бессонных ночей теряли живость и блеск глаз, которыми так преданно смотрели на Васю в период недолгого ухаживания и вялого романа.
Самые красивые приходили в институт уже с ухажерами, равняться на которых Васе было «стрёмно». И он с завистью провожал глазами их стройные фигуры, исчезающие в темных недрах внедорожников.
Он представлял рядом с собой красавицу, посвятившую свою жизнь его неопределенному таланту. (То, что он талантлив, Вася слышал с детства от мамы. Но в чем, пока не понял.)
Шли годы, Вася становился рыхлее, постепенно в глазах мамы вновь переходя в категорию «встань с дивана, ленивая скотина!», что означало – пора подумать о докторской.
И тут в институте появилась Нина.
Нина была красива. Большие темные глаза и густая коса. Стройный стан и выдающиеся формы. Что неудивительно, так как Нина была грузинкой, правда, тоже с «паспортной» фамилией. Но эта фамилия никак не сказалась на восточном воспитании Нины. Папа – грузин, взявший фамилию жены, – был лют и строго чтил традиции воспитания девочек. Именно поэтому Нина, не познавшая школьных увлечений, попала прямо в лапы уже усталого, но алчного Васи.
А Вася забыл, что с грузинкой нельзя крутить любовь, на ней непременно нужно жениться.
Мама, уже отчаявшаяся увидеть внуков, с радостью согласилась на грузинку. Восточное воспитание компенсировало отсутствие еврейской крови. Хотя своим родственникам она представляла Нинину родню грузинскими евреями.
Вася свою женитьбу воспринял как индульгенцию от докторской и смирился. Тем более что сроки поджимали, и объяснить беременность неопытной Нины ее отцу преждевременными родами было бы сложно.
Так великий Вася стал обычным толстым лысеющим дядькой с тусклыми глазами, парой детей, которых мама Васи терзала на предмет выявления гениальности, и расплывшейся от беременностей и домашних забот женой.
Ему оставалось лишь сокрушаться, что в «этой стране» не ценят таких, как он, – талантливых и великих. И зарплата маленькая.
P.S. Вася – вымышленный персонаж, и его сходство с кем-либо случайно и зависит от вашей фантазии.
ПЕСНЯ СЕНТЯБРЯ
Автобус был переполнен. Люди сидели, стояли и висели в вынужденных позах, стараясь не касаться друг друга. Жара вырисовывала влажные узоры на их одежде, тела щедро отдавали излишнее тепло и запахи пота.
Перегруженный автобус лениво полз по загородной трассе, не защищенный ни тенями деревьев, ни облаками от палящего сентябрьского солнца. Обстановка в салоне была угнетающей. Казалось, достаточно искры, чтобы вспыхнул настоящий пожар. Люди, что стояли, уже усталые от дороги и жары, ревниво озирались на занявших сидячие места. Хотя и те, услужливо взяв на колени тяжелые сумки стоящих и накрепко приклеившись к дерматиновому сиденью жарой и тяжестью, чувствовали себя не слишком уютно…
Казалось, дороге не будет конца.
На сиденье, стоявшем против движения автобуса, сидела юная девушка в легком сарафане до пят. Казалось, она окружена сферой, куда не проникали ни звуки, ни настроение окружающих, ни даже жара. Ей было лет пятнадцать-шестнадцать. Рядом, взяв ее за руку, сидела пожилая женщина – очевидно, бабушка.
Грузная женщина, обливающаяся пόтом, не сдержалась.
– Деточка, ты бы уступила место пожилым! – сказала она. Скорее, чтобы выплеснуть раздражение, потому что стоящих стариков в окружении и не наблюдалось.
Девушка повернула к ней улыбающееся лицо: крупный нос, большие глаза, обрамленные густыми ресницами и трогательными завитушками от собранных в косу волос.
Вместо нее ответила бабушка:
– Она не может. Если вам трудно, то садитесь на мое место», – и привстала.
Тут толстушке стало неудобно:
– Нет, нет, майрик1, что вы, я постою! Просто думаю: что же это за непорядок – молодежь расселась! Я же не знала!
Девушка как будто и не заметила перепалки – ее глаза были полны мечтательного ожидания, на губах трепетала тень улыбки.
– На конкурс едем… конкурс вокалистов. Впервые. Не думала, что так жарко будет. Весь сарафан измяли, – с сожалением сказала бабушка.
– А, так вы в нашу новую музыкальную школу? – подхватила соседка напротив. – Какую школу построили – даже орган есть! Учителя из Еревана аж едут!
Жители провинциального города одобрительно закивали головами.
– А что ты будешь петь, дочка?
– «Сарери овин», – улыбнулась девушка.
– Любимая песня моей мамы! – всплеснула руками женщина. – Охорми2 ее душу! – и вытерла слезу.
Девушка запела. Голос ее, высокий и свежий, словно дуновение ветерка, поднялся под крышей и разлился по всему автобусу.
Пассажиры повернулись к источнику чуда, не осознавая, что же произошло в мгновение ока. Перед ними были не пустынные пейзажи пригородного шоссе, а древние горы, чьи вершины трепал прохладный ветер. Он подхватил слова тоски по утерянной любви и погнал дальше и дальше, унося с собой запахи цветов и полей, городов и морей – к тому, кому предназначались эти слова, оставляя после себя покой и слезы освобождения. Не было больше жары, раздражения, усталости. Только сладкая грусть и мысли о своем, глубоком…
Автобус остановился. Девушка привстала, и тут стало заметно, что она хромает. Старушка в полной тишине пыталась пробиться к выходу. Но тут ее внучку подхватили на руки и бережно, словно фарфоровую вазу, передавая из рук в руки, спустили из автобуса и поставили напротив перехода.
– Майрик, может, мы проводим вас? – молодые люди окружили их.
– Чего спрашиваете?.. Проводите, я подожду! – буркнул водитель.
Пассажиры покорно стояли в автобусе под палящим солнцем и наблюдали, как бережно ребята довели бабушку с внучкой, и бегом возвращались обратно, в насквозь промокших рубашках.
– Ай мард3, что вы за люди! Даже не похлопали девочке, – возмутился старик, стоящий у средней двери.
Народ зааплодировал и замахал руками стоящей у дверей школы паре.
Автобус отъехал.
– Ну, Нунуш-джан, свой конкурс, считай, ты уже выиграла, – улыбнулась бабушка. – Пойдем уже, жарко, – и пропустила ее в дверь школы.
1 Майрик – матушка, вежливое обращение к пожилой женщине.
2 Охорми – помилуй Господь.
3 Ай мард! – восклицание, обращение к людям.
КРОКОДИЛА
Кличка пристала ей от соседского мальчишки. Сама Маргарита считала себя красавицей. И, наверняка, была ею когда-то. Но в возрасте, когда другие красавицы выходят на пенсию и нянчат внуков, она ярко красила губы, и надевала ботфорты с мини-юбкой.
Соседи похихикивали ей вслед, но в целом относились спокойно. При всей своей чудаковатости была она дружелюбна – то за лекарством для одинокой старушки сбегает, то с собакой больного жильца сверху погуляет. А на праздники готовила угощение и зазывала в гости. Но ходили к ней неохотно: все-таки она была слишком странной.
Куда Крокодила уходила по утрам и где была до вечера, никто не знал. Кем она могла работать в такой одежде и с вызывающим макияжем?.. Ну не девушкой по вызову же! Дома ее тоже редко кто навещал.
