3 июля. 23 часа 45 минут.

– Ах, как вы милы, Джерри! Проводите меня немного, я хочу пройтись, – попросила миссис Польсон, едва стихли последние аккорды музыки.

Джерри Гомслей тайком окинул взглядом грузную массу дряблого морщинистого тела и дрожь пробежала у него по спине.

– Вы не находите, что сегодняшняя ночь чрезвычайно душная, – продолжала миссис Польсон, проходя через танцевальный зал. – Но в моей машине установлен кондиционер и нам с вами будет хорошо… – она игриво потрепала его по руке.

– О да, миссис, – выдавил из себя Джерри, вытирая платком пот с лица.

Он уже знал, что должно сейчас произойти. С прошлой недели он понимал, что это рано или поздно случится, и теперь шел за ней к двери, содрогаясь от отвращения. Люди оглядывались на них, и он заметил, как многие обменивались понимающими улыбками.

Когда они проходили мимо музыкантов, дирижер оркестра что-то сказал ему. И, хотя Джерри слов не расслышал, смысл сказанного дошел до него, и он почувствовал себя еще более отвратительно. У самой двери он попытался было уговорить ее остаться в дансинге, но это было все равно, что удержать цунами руками…

После духоты дансинга воздух на улице казался свежим. На минуту они остановились наверху лестницы, стараясь привыкнуть к мраку. Потом она взяла его под руку, и он опять ощутил дрожь отвращения во всем своем теле.

– Не правда ли, на улице так чудесно! – произнесла она. – Глупо, но у меня такое чувство, будто я помолодела!

– Не говорите глупостей, вы и так молоды, – машинально, не задумываясь ответил ей Джерри.

– Нужно смотреть правде в глаза, Джерри, – ответила она. – Я уже не молода, как раньше, хотя, конечно же, мне еще далеко до старости. Думаю, что сейчас самые лучшие годы моей жизни.

Он содрогнулся.

Из ночного мрака бесшумно выскользнула машина. Дежуривший молодой шофер ловко выскочил из кабины и остался стоять неподвижно, придерживая рукой открытую дверцу. Гомслей почувствовал себя в западне. Она так лихо все устроила! Шофер посмотрел на него и сделал приглашающий жест рукой. Джерри сел за руль, а рядом с ним основательно устроилась в кресле миссис Польсон. Джерри сделал вид, что не замечает ухмыляющейся физиономии шофера. Ему вдруг захотелось заплакать от стыда…

– Холодно. Вы не боитесь простудиться? – предпринял он последнюю попытку. – Может быть, нам лучше вернуться в дом?

– О нет! – с легким смешком ответила она. – Если вам станет холодно, я вас быстро согрею…

“Так оно и будет, – подумал Джерри. – Не стоит больше строить на этот счет никаких иллюзий”.

– Куда мы поедем? – спросил он, медленно выруливая на шоссе.

– Езжайте пока прямо! Потом я скажу вам… – проговорила миссис Польсон, как бы ненароком прижимаясь боком к Джерри.

Он чувствовал на своем плече мягкую тяжесть ее горячего дряблого тела и не находил в себе смелости освободиться от него. Проехав по автостраде около трех миль, повернули по ее команде налево. Шины заскрипели по мелкому гравию, и деревья над машиной скрыли небо.

– Остановитесь! – приказала она вдруг охрипшим голосом. Он сделал вид, что не расслышал и продолжал давить ногой на акселератор.

– Джерри, мой милый мальчик, я просила вас остановиться, – прошептала она ему прямо в ухо. – Я хочу вам что-то сказать.

Ее рука в ту же минуту повернула ключ зажигания, и машина медленно остановилась.

Гомслей, сжав руками руль, упрямо и пристально смотрел в темноту. Минуту оба молчали.

– Джерри, дорогой мой, вы действительно очень красивый мальчик, – миссис Польсон коснулась его руки. Гомслей непроизвольно отстранился от нее.

– Очень счастлив, если вы так думаете, – тихо ответил он. -Я, право, очень польщен.

Женщина прерывисто дышала ему прямо в лицо.

– Мой маленький Джерри, – с придыханием прошептала она. – Вы самый милый мальчик, которого мне когда-либо приходилось встречать. Не знаю, что об этом мог бы подумать мой муж, но мне хочется быть с вами особенно ласковой…

Он снова содрогнулся.

– Но, миссис Польсон, вы ко мне и так необыкновенно добры, – ответил он. – Вы делали мне такие подарки, что, пожалуй, невозможно желать большего…

– У меня есть еще кое-что для тебя, что я еще не дала тебе, – проговорила она осипшим от волнения голосом. – Джерри! Я с ума схожу от тебя, ты делаешь меня сумасшедшей!

Она протянула свои руки и сжала его голову. Затем притянула к себе и стала страстно целовать в губы, в глаза, в щеки… Его тошнило от этого мокрого рта. Превозмогая внушаемое ею отвращение, он уперся руками ей в грудь и с силой оттолкнул от себя.

– Нет, нет… – прохрипел он. – Я сейчас отвезу вас домой. Я не хочу…, не хочу разрушать вашу семью… Она еще ближе придвинулась к нему.

– Не разыгрывай из себя идиота, – глухо сказала она. – Делай, что надо и молчи!…

Он так сильно оттолкнул ее от себя, что она ударилась головой о дверцу машины. При свете луны увидел ее неподвижные глаза, медленно открывающиеся дряблые губы и, вдруг, резкий, пронзительный крик ударил в уши Джерри. Он ощупью открыл дверцу автомобиля и выскочил из машины.

Ему хотелось только одного: быть от нее как можно дальше. И, повинуясь этому желанию, он ринулся в темноту, в то время как она продолжала вопить…

4 июля. 15 часов 10 минут.

Джек Эллинджер небрежно сидел за своим письменным столом: шляпа на затылке, в уголке губ зажата сигарета. Он не спешил идти домой, хотя статья была закончена и, в сущности, ему нечего было делать. В это время зазвонил телефон внутренней связи, Джек безо всякого энтузиазма поднял трубку.

– Ты попала вовремя, дружок, – сказал он секретарше главного редактора. – Еще пара минут и сам черт не смог бы меня отыскать до завтрашнего утра.

В аппарате прозвучал молодой женский голос.

– Хелло, Джек. Мистер Генри хочет вас видеть. Джек состроил недовольную гримасу:

– Скажите ему, что я уже ушел домой.

– Мистер Генри приказал мне позвонить вам домой, если бы я не застала вас на работе…

– Что случилось? Какой-нибудь чудовищный кошмар или что-то еще страшнее?

– Я не знаю, но вы сделаете лучше, если поспешите сюда. Мистер Генри, по-видимому, в очень дурном настроении.

В телефонной трубке зазвучали прерывистые гудки отбоя. Джек встал, оттолкнув ногой стул. Главный редактор “Сент-Луи” был славным малым и приятным шефом. Он, к слову сказать, очень редко бывал в дурном настроении. И, поднимаясь к нему, Джек ломал голову над причиной столь срочного вызова. Никаких догадок на сей счет у него не возникло. Правда, за ним имелся небольшой грешок, связанный с записью служебных расходов. Однако не в стиле Генри было придираться к таким мелочам.

Войдя в приемную главного редактора, Джек улыбнулся секретарше, толкнул дверь с матовыми стеклами и вошел в кабинет шефа.

Генри, высокий, дородный мужчина, нервно шагал по комнате с потухшей сигаретой в зубах. Он поднял глаза и посмотрел на вошедшего.

– Закрой за собой дверь! – прорычал он вместо приветствия. – Слава богу, наконец-то ты пришел!

Джек молча уселся в кресло, небрежно перекинув ноги через подлокотник.

– Извините, патрон, – ответил он, – но я пришел сразу же после вашего вызова.

Генри продолжал ходить по кабинету, яростно жуя остатки потухшей сигареты.

– Ты знаешь Джерри Гомслея? – внезапно остановившись, спросил он.

Джек неопределенно пожал плечами:

– Довольно относительно. Могу лишь сказать, что он славный парень. Модный танцор в ящике Грентома. Хороший тип.

– Ах, вот как! – Генри приблизился к Джеку. – Хороший тип, говоришь? Без шуток? Так вот, к твоему сведению, этот тип может стоить нам с тобой работы!

Джек изумленно вытаращил глаза.

– Может быть, объясните толком, патрон, что такое случилось?

– Этот твой “хороший тип” – грязный подонок, прошлой ночью пытался изнасиловать миссис Польсон, жену нашего издателя.