– Вы, родственнички дорогие, кому добро копите? Не мне ли? Ведь я единственный ваш наследник. Если так, то спасибо вам, дорогие мои.

Хлопнув дверью так, что косяк чуть не вылетел, он выскочил на свежий воздух и расстегнул воротник рубашки:

– Сходил Иванушка-дурачок к Кощею бессмертному! Ведь он же брат отца и мужик вроде был неплохой. Что с людьми деньги делают? Засели, как хорьки, за железными дверьми и презирают людей, которые торгашами не стали. Эх, подпалить бы ему его джип, может, полегчало бы мне? Да нет, хрен полегчает, их время сейчас настало, их полчища несметные по ларькам сидят. Сука, как разозлил-то он меня, аж жилы все взбухли. Подожди, вот разберусь малость со своими перестроечными проблемами и раскулачу тебя, чтобы заново птичкам радоваться стал. А что, вот надену на себя свою маску и стану местным депутатом. Тогда будете мне улыбаться и в окошко «ура» кричать. Хотя нет, не по мне это – использовать свои игровые способности для возвышения и прибыли. Есть только один вариант, цель найти и желания обрести – реальные. Как это сделать не знаю пока, но верю, что найду тропинку в этом дремучем лесу.

Так обозленно рассуждая, Кирилл добрался до Натальи. Она встретила его запросто, как мужа, вернувшегося из магазина. Действительно, Кирилл прикупил две бутылки красного вина и закуски всякой. Выпить было ему совершенно необходимо, а то все проводки в голове перепутались. Сын у Натахи был еще совсем маленьким, шестилетним курносым шалопаем, да и она еще не достигла 30-летнего возраста. Однако в сравнении с Лизкой уступала ей по всем параметрам темперамента – короче, амеба, которую нужно усиленно разогревать, чтобы ощутить какое-то движение. Кирилл сел за стол и налил себе сразу полный стакан. В одиночку залпом выпил и, положив ногу на ногу, закурил. Выпустив мастерски колечко сизого дыма к потолку, он задумчиво сказал сам себе:

– По сути, ты и есть это самое колечко. Сделали из тебя формочку, а со временем она вся расплылась и исчезнет непременно. Да, выходит, взрослым мужиком я никогда и не был. Самостоятельным и независимым – это да, но не взрослым. Где-то я слышал, что мужики вообще не взрослеют – им всегда требуются игрушки и забота, только игрушки оживают, а без внимания и оценки женщины совсем не могут жить. Ну что, доктор прав, что выставил меня за дверь и пихнул самостоятельно решать свои проблемы. Не ждать от него готового решения. Что я безответственный и пофигист, чтобы это понять, лупа точно не нужна, достаточно спросить себя о чувствах к своим дочерям. Видите ли, пошел бахвалиться перед врачом своими способностями и подвигами – ну, дите и есть дите. Чем бы ни тешился, лишь бы не плакал. Выход у меня один – будить своего внутреннего «я» и поставить цель в жизни. Кто он, этот Кирилл Сергеевич, и как его будить, не знаю, но обязательно растолкаю его, как бы он ни сопротивлялся.

Наталья присела рядом с ним и поставила пустую рюмочку на стол.

Кирилл налил ей половинку, и с раздражением спросил ее:

– Что ты все молчишь, как не живая? Рассказала бы мне сплетни городские, что ли. Скукотища с тобой страшная, Наташ! Ты вот женщина, вся при себе, все на месте, как говорится, а вот тепла от тебя никакого. Ну что с тобой, дорогая моя?

– Да вы же, мужики, все тепло мое и высосали. Неужели не помнишь, какая я была в молодости, а сейчас как выжитый лимон – радость улетучилась из груди, словно ацетон из склянки, – спокойно ответила она.

К слову сказать, Наташа действительно была веселой и заводной девчонкой, но Стасик, первый ее муж, был сукой редкостным, даже бил ее, демонстрируя свою мужскую неуверенность. Его и замочили по пьянке малолетки, за то, что трепанул языком лишнего. Хорошо, что детей у них с ним не было, а вот с Вовкой Черепановым, живя в гражданском браке, родила Борьку, который спал в соседней комнатке. Вовка слинял от нее и от сына куда-то на Крайний Север, на заработки, и с концами. Она его не искала, хоть и простая баба, а гордая. Всем говорила так – что Бог ни делает, все к лучшему. Жила спокойно, безо всяких излишеств, работая на почте и часто посещая церковь. Ни с кем из мужиков, кроме Кирилла, не общалась, считала, что одного постоянного достаточно для снятия потребного женского желания. Слова «любовь» в ее понятии и лексиконе не существовало, так, одна морока и обида. Терпима была нереально.

– Ты в последние дни совсем изменился. Ходишь как в воду опущенный, – после выпитой рюмочки она заботливо проговорила ему. – Сходил бы в церковь, там батюшка молодой и очень умный. Может, посоветует тебе что, и полегчает на душе.

Кирилл посмотрел на свою подругу с недоумением и немым вопросом:

– С какого лиха я попрусь в церковь-то? Никогда там не был, да и попы в своих траурных нарядах мне вовсе не нравятся. Про Бога у меня свое понятие есть, чужая лапша на уши мне совсем некстати.

Наташа погладила его по широкой волосатой руке и мягко предложила ему:

– Ну, коли не был никогда, так вот и сходи. Посмотришь, поговоришь… не понравится – уйдешь, денег-то платить не надо, все-таки не театр. А батюшка – парень современный, склонять тебя к вере не будет, и мозгам твоим не повредит послушать что-либо новенькое. Погулял-то ты на славу, два развода, дети, и с нами грешить продолжаешь беспутно. Заходила к Лизке в магазин, говорит, что турнула тебя, как кобеля общипанного.

– Да ладно! Болтает много она с дури. Мне и тебя одной достаточно сейчас, не до баб мне, нужно кривую жизни выгибать в правильное направление. А в церковь, пожалуй, зайду. Кто его знает, где найдешь, а где потеряешь, – нехотя проворчал Кирилл.

Они посидели еще часок на кухне, где он почти один допил все вино. Захмелеть и расслабиться ему не получилось, как говорится, только деньги на ветер. Легли спать, как муж с женой, задница к заднице, и можно считать, что день окончился впустую. Утром Кирилл, не будя Наталью, ушел на работу, где с Михеечем и Колькой до вечера провозились с побитым кузовом пригнанной с аварии машины. После этого, приевшегося и надоевшего копеечного труда, надев на себя костюм, направился в городской храм. Кирилл знал только одно, там нужно вести себя прилично и спокойно – молиться не обязательно. Да он и не знал ни одной молитвы. Служба подходила к концу, и в основном набожные бабульки в ситцевых платочках прикладывались к кресту. Он приложился тоже, чтобы быть как все.

Дождавшись, пока батюшка переоблачится и проследует на вполне заслуженный отдых, перехватил его на самом выходе. Немного смущаясь, неловко обратился к нему:

– Понимаете, я вот первый раз посетил церковь. Извините, но если у вас есть минут пять для меня, то позвольте задам один вопросик.

Священнику было не более 30 лет. Редкая курчавая бородка и белозубая улыбка сразу помогли снять нахлынувшее напряжение. Он по-простому протянул Кириллу руку и весело сказал, причем перешел сразу на «ты»:

– Без проблем! Чем могу, помогу! Выкладывай как на духу, чем опечален, старче.

Кирилл облегченно вздохнул. Ему очень понравился этот продвинутый поп. И он уже, также на «ты», спросил его с улыбкой:

– Да понимаешь вот, дожил до 47 лет, а дальше не знаю, что делать. Буквально несколько дней назад пустота какая-то накрыла, как мешок на голову надели. Ничего у меня нет, и вдобавок сказали мне, что любить не могу и чувства угасли на хрен.

Батюшка похлопал его по плечу и, еще шире заулыбавшись, с приливом бодрости ответил:

– Это же здорово, дружище! Тебе просто жутко подфартило, что твоя судьба приостановила тебя. А ты как хотел, до самой могилы чудить и наслаждаться прелестями этой видимой жизни? Желание такое по-человечески понятно, только прямиком можно угодить из первого класса в товарный вагон. Не боишься такого вот расклада?

Он пристально и смело посмотрел Кириллу в глаза. Ему явно показалось, что в глазах священника прыгали разноцветные огоньки – они были добрые и смешные. Может, это отсвечивал свет фонарей, а может, и нет? Кирилл очень взбодрился.

– Слушай, как тебя зовут? Меня Кирилл. Чувствую, что попал на этот раз я правильно, именно к тебе. Ты моложе меня, но то, что ты спросил, я об этом никогда и не думал.