– Ты говорила, что в России женщинам на этот праздник всегда дарят цветы…

Я улыбнулась: то было про Восьмое марта. Он опять всё перепутал.

– С ума сойти, ну как ты всё помнишь! Спасибо, дорогой. Я правда ценю это.

И целую своего непонятливого мужчину с бронхитом.

Я скинула каблуки и прямо в платье легла рядом с ним на диван, и мы смотрели, как в Лондоне празднуют приход Нового года салютом у Лондонского глаза, в Париже – на Елисейских Полях, в Москве – на Красной площади…

Пол начал засыпать, и я выключила телевизор.

В лучшем ресторане городка Латина я вонзила вилку в карпаччо. Здесь оно стильно подается прямо на разделочной доске. А я-то думала, что мы поедем смотреть Неаполь. Я даже обещала Стефано. Но вместо этого мы приехали в ресторан неподалеку.

Пол еще не совсем здоров. Ему нельзя перегружать себя.

Хриплым голосом он спросил:

– Наверное, тебе не хочется возвращаться?

Я удивленно подняла на него глаза:

– Куда?

– В Японию.

Я раздумываю, что стоит за этим вопросом.

– Почему ты так считаешь?

– Ну, тут Италия. Море, солнце. Вкусная еда. Приветливые люди. А там – всё такое маленькое, несуразное…

Я отложила вилку. Море? Солнце? Все, что я видела за эти несколько недель, были переднее стекло атомобиля, пустая больница и стол с телевизором.

– Ну да, – задумчиво произнесла я. – Италия. Поезда не по расписанию. Больницы, где никого нет.

– Марина, это было на Новый год…

– Пол, о чем ты говоришь? – Я начала злиться, вспоминая, как мы стучались в больничные двери. – Ты же понимаешь, что такого бы никогда не случилось в Японии?!

Пол молчал.

– Да, я люблю Италию. – Я уже не могла остановиться. – Но можешь ли ты себе вообразить, в Японии тоже есть море! Да ты вообще представляешь себе японскую природу, чтобы говорить о ней? Там есть сакура, красные клёны, бамбуковые заросли, бонсай, сады камней… Что в Италии есть взамен? Море, солнце и Гуччи?

Принесли стейк.

– О’кей, в Италии вкусная еда, я согласна. Но им, знаешь ли, повезло! Итальянцы живут на земле, где кинул зернышко – вырос фрукт. Японцам же пришлось учиться их выращивать и ещё ухитряться находить место для посадки в своих сплошных горах! А как они готовят?! Ту же итальянскую кухню берут и усовершенствуют! Они превратили приготовление пищи в искусство, а не просто нарезают карпаччо! – Я с чувством взмахнула вилкой.

Наливавший мне вино официант чуть кашлянул в кулак.

– Спасибо, – сказала я, одарив его широкой улыбкой. Тому пришлось тоже улыбнуться в ответ и ретироваться.

– Тебе не нравится здесь? – натянуто спросил Пол. – Хочешь, пойдем в другой ресторан?

Было видно, что никуда идти ему явно не хочется.

– Мне нравится здесь, Пол. Но когда, налив вина, официант забывает налить мне воды – это так себе. – Я потрясла пустым стаканом со льдом.

Никто не подбежал ко мне. Возможно, официант на кухне уже делился с шефом услышанным.

– Извини, что-то я не в духе, – устало сказала я, снова взяв в руку вилку. – Знаешь, в Японии слишком хороший сервис. К нему так быстро привыкаешь…

Пол сидел с каменным лицом.

– Я не знал, что ты так полюбила Японию, – медленно произнес он.

Я посмотрела на него поверх своего бокала. Он был в пиджаке и рубашке с расстегнутым воротом. Бриллиант в правой мочке нагло сверкал в свете бра. Темные брови немного высокомерно подняты вверх, полные губы чуть скривлены.

– Пол, ты когда-нибудь был в Японии? – спросила я вдруг.

– Нет, – ответил он. – Но в следующий раз моя очередь лететь к тебе, так?

Я проигнорировала вопрос.

– В Японии, как и везде, есть свои недостатки. Я отлично их знаю. Но у нее есть и масса достоинств. Которые ты, не побывав там, знать не можешь.

– Но… – начал Пол.

– Так не суди о том, чего не видел, – резко закончила я.

Пол моргнул.

– Марина. Иногда, когда ты смотришь на меня таким взглядом… Я не понимаю, любишь ты меня или ненавидишь, – как-то жалобно сказал он.

Несколько секунд мы сидели в молчании.

– Ну конечно же, люблю, – примирительно сказала я наконец.

И вонзила нож в стейк с кровью.

5 января. Мы проснулись в девять. По-прощальному плотный ужин ещё не успел перевариться. Есть не хотелось – мы просто выпили кофе.

Пол не смог отвезти меня на станцию: сегодня был его первый рабочий день. Я поехала на такси.

Пол поставил мой чемодан в багажник, и мы долго прощались перед машиной. Он печально смотрел мне в глаза, обнимал, потом смотрел снова. Это очень в характере Пола – и даже я, не слишком большой любитель прощаний, прониклась значительностью момента.

– Я обязательно позвоню тебе перед вылетом, – сказал он мне. – Во сколько самолет?

– В два с чем-то.

– Значит, позвоню в половине второго. Я люблю тебя. Мы скоро увидимся.

Отъезжая, я увидела его в зеркало заднего вида: Пол ещё долго стоял на дороге, эффектно подняв руку и глядя машине вслед.

Поезд «Евростар» плавно тянулся на север. Я ехала мимо полей и потемневших виноградников и смотрела, как солнце отражается зелёным светом в оливковых листьях. А потом земля словно оборвалась – её срезала ярко-синяя полоска на горизонте. Я поняла, что это море. Подумалось, что вот же он – тот край земли, о котором говорят. Земля кончается там, где начинается море. Так просто. И фраза «за ним хоть на край света» сразу приобретает новый, неожиданно приятный смысл…

В аэропорту внимательно изучили мой паспорт с японской визой. Возникли какие-то сомнения, позвонили в посольство. Потом извинялись, когда все было улажено. Я почти не обратила внимания. На больших часах была четверть второго. Проводив взглядом канувший в багажную бездну чемодан, я отошла и остановилась в центре зала, держа мобильный в руке.

Часы показали половину второго, и стрелка медленно, но необратимо поползла вверх по левой стороне циферблата. Спроси меня в эту минуту, зачем я ждала звонка, я бы вряд ли дала вразумительный ответ. Казалось, что сейчас Пол позвонит и что-то объяснит, и что-то разрешится, и я пойму нечто важное…

Но звонка не было.

В четверть третьего кто-то тронул меня за локоть. Я вздрогнула и обернулась: рядом со мной стояла бортпроводница.

– Простите, мадам, – мягко сказала она. – Но если вы сейчас не пройдёте на паспортный контроль, вы рискуете опоздать на рейс.

Я поблагодарила её и в в последний раз взглянула на телефон. Потом убрала его в сумку и пошла.

В самолёте сосед-швейцарец явно пакистанского происхождения с часами Cartier на толстой волосатой руке расписывал мне преимущества жизни в Монтрё[15]. Не слушая его, я тупо смотрела в одну точку и пила красное вино. Много вина. В голове была путаница из обрывков чувств, воспоминаний, мыслей, и никак не получалось остановиться на чём-то одном. Всё как будто распалось на разные по форме и величине фрагменты, которые никак не складывались вместе. А ведь всё было так красиво и верно распланировано – получение научной степени, свадьба на побережье…

– Скажите, вы, может быть, чем-то огорчены? Может, хотите ещё вина?

Я подняла на швейцарца пустой взгляд и тупо кивнула, и тот наконец-то смолк, занявшись поисками стюардессы. Я сняла куртку, свернула её и засунула под голову. Нужно просто заснуть сейчас, и всё опять станет как прежде. У виска был какой-то комок. Я ощупью нашла в куртке молнию кармана, расстегнула ее и достала мешавший предмет…

У меня в руке лежала помятая картинка с пальмами, пляжем и голубой водой океана. Я расправила ее: побелевшие от влажности сгибы разбили фотографию на мелкие фрагменты. С минуту я смотрела на нее. Потом осторожно свернула и засунула в карман переднего кресла.