Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Анна опустила глаза, а когда она их подняла, это уже были другие глаза, полные слёз и сожаления.

– Извините меня, – она взяла его руки в свои ладони, – я была не права и не должна была вам всего этого говорить. Простите великодушно. Мне сейчас очень тяжело, но вы должны мне рассказать, как он погиб.

– Может быть, воды? – Она отрицательно махнула головой. – В конце октября мы с корниловцами стояли на Юшунских позициях, защищая ворота в Крым. Красные собрали силы, намного превосходящие наши. Бои шли тяжёлые.

Наш полевой лазарет расположился в одном из дворянских особняков, раненые лежали в комнатах на соломе. Владимира Степановича в очень тяжёлом состоянии привёз генерал-майор Турку́л. Я сделал всё, что смог, но ранение было не совместимо с жизнью, были повреждены многие внутренние органы. К счастью, у меня было немного морфина, чтобы облегчить ему боли. После операции мы с ним несколько раз беседовали, он был в полном сознании. В два часа ночи я делал обход. Владимир Степанович спал и улыбался. Представляете, улыбался.

Я ещё подумал: надо же, такие страшные боли, вокруг кошмар, а он спит и снится ему что-то хорошее. Я тоже ушёл спать. В пять утра меня разбудила дежурная сестра (привезли новых раненых) и сообщила, что ночью ваш брат скончался.

Он замолчал, ком в горле не давал ему говорить. Всё-таки насколько бесчеловечна война, она обесценивает человеческую жизнь, притупляет мораль, чувства. Скольких он видел стонущих от боли, скольких похоронил, сколько провёл операций, ампутаций, и это не вызывало у него сентиментальных чувств. А здесь одно лишь воспоминание, и ком подступил к горлу. Казанцев откашлялся.

– Простите, – сказал он тихо, – вы можете им гордиться: он был очень сильным человеком. Во время одной беседы он сообщил мне, что в кармане его гимнастёрки осталась ваша фотокарточка с обратным адресом и письмо. И если с ним что-то случится, просил передать его вам.

Казанцев достал письмо с фотокарточкой и орден Святой Анны. Всё это бережно передал в руки Анне. На письме были капельки крови, отголосок смерти. Она положила орден и фотокарточку на кровать, а письмо взяла в свои ладони, поднесла к губам и стала вдыхать в него жизнь, свою жизнь. Сколько ждала она этого письма, а теперь ей было страшно его открывать.

– Это орден Святой Анны, – посмотрев на орден, произнёс Казанцев, – он им особенно дорожил. Сказал: «Доктор, я и в этот раз обязательно выкарабкаюсь, потому что возле сердца ношу Святую Анну, сестра у меня Анна, она святая, она всегда со мной». Я уже снял этот орден перед погребением, без его разрешения, но думаю, что Владимир Степанович был бы не против. Пусть он останется у вас на память. Мы похоронили его 28-го октября, недалеко от лазарета, в лесу. Место я приказал разровнять. Никакого холмика, никакой таблички, в целях безопасности, но это место я помню хорошо и могу указать.

Она посмотрела на него радостными, почти безумными глазами.

– Как вы сказали? 28-го октября? Этого не может быть. Этого не могло быть. – Она встала и начала ходить по комнате. – 30-го октября я была на юбилее у Виноградовых, а за два дня до этого, в ночь на 28-е, он приходил ко мне. Он был здесь. Вы понимаете, этого не могло быть. Мы пили с ним чай, он принёс мне фиалки.

– Вы меня простите, бога ради, но я, пожалуй, пойду. Вам лучше сейчас побыть одной. Я пробуду в городе ещё три дня, остановился здесь неподалёку. Вы не будете возражать, если я завтра к вам загляну?

– Да, конечно, – её отрешённый взгляд говорил о тот, что мысли были где-то далеко, – конечно, заходите. Я буду очень рада, – сказала Анна, и он ушёл.

И тут Анна стала сумбурно вспоминать тот ночной визит, стараясь найти ещё хоть какие-то доказательства. В том, что он был здесь, она не сомневалась, помнила каждую морщинку на лбу, ямочки на щеках, его руки и даже запах его гимнастёрки. «А утром? Что было утром? Подноса с чаем уже не было. И мадам Вила́р тоже ничего не спросила. Стоп. Фиалки. Фиалок тоже не было на столе, а хозяйка пансиона если и забрала посуду, то фиалки бы не тронула, а их не было. Это был только сон?»

– Значит, когда он спал и улыбался за тысячи вёрст отсюда, мы говорили с ним здесь во сне? – Слёзы маленькими бусинками начали скатываться по щекам. Она открыла письмо. – Моя милая Анечка. – Строки зазвучали голосом брата. – Если ты читаешь это письмо, значит, меня уже нет в живых. – Капельки скатывались на бумагу. – Ты была моим ангелом-хранителем, теперь я буду твоим. – Мокрые пятна размывали буквы. – Живи долго и счастливо, ради нас двоих. А я буду… – Слёзы не дали дочитать до конца, Анна закрыла глаза.

Ко́да

Марьина исповедь - _2.jpg

Полковник Дрон Владимир Степанович, командир 3-го Дроздовского полка, был смертельно ранен в бою и скончался 28-го октября 1920-го года, ему ещё не было и 30-го лет. Место захоронения не известно. Приказом Главнокомандующего в октябре 1921-го года он был награждён орденом «Святителя Николая Чудотворца» посмертно.

Дрон Анна Степановна через год после описанных событий вышла замуж за Казанцева Сергея Порфирьевича, старшего врача 1-го Дроздовского полка, и переехала по месту службы мужа в Болгарию. Впоследствии чета Казанцевых обосновалась в Софии.

Два года назад я отдыхал в Болгарии и решил посетить столицу, познакомиться с её достопримечательностями. Гуляя по вечернему городу, я наткнулся на знаменитый бар «Road 66» и решил зайти. Через какое-то время ко мне подсел молодой человек.

Мы разговорились, как это обычно бывает в барах, он сразу понял, что я русский, и сказал: «Во мне тоже течёт русская кровь. Мои прадедушка и прабабушка родом из России. А брат моей прабабушки воевал и героически погиб в 1920-м году в Крыму». И рассказал мне историю, которую я впоследствии переложил на бумагу.

В завершение мой собеседник добавил: «Эта история – самая главная реликвия нашей семьи. Мне её рассказывали неоднократно и бабушка, и дедушка, и отец, и я буду рассказывать её своим детям и внукам. Потому что человек живёт ровно столько, сколько о нём помнят».

Все дело в шляпе

У каждой эпохи есть свои символы, и одним из символов начала двадцатого века была шляпа. Да, да, мой современный Читатель, трудно представить себе уважаемого господина того времени, а тем более даму, гуляющих в парке или отправляющихся по делам без этого аксессуара. Но оставим прекрасный пол в парке под вековыми деревьями, сразу начнём отсекать ненужные детали, наш случай касается исключительно мужского головного убора. Шляпа определяла всё: статус в обществе, материальное положение, уровень воспитания, принадлежность к той или иной профессии или конфессии, даже возраст – и продолжала усердно служить человеку, исполняя свои первоначальные функции: спасать от жары, дождя и холода. Выходя из дому, можно было забыть перчатки или трость, шляпу – никогда! Выйти на улицу с непокрытой головой означало выйти за рамки приличия! Ну, или по крайней мере это должен быть неординарный случай, требующий объяснения. Именно это и случилось с моим подопечным Аполлинарием Матвеевичем Гириным. Но не будем опережать события, мой нетерпеливый Читатель. Как сказал мудрый царь Соломон: «Всему своё время».

Аполлинарий Матвеевич

Родился Аполлинарий Матвеевич в семье героя Крымской войны Матвея Алексеевича Гирина, получившего за боевые заслуги от государя императора чин дворянства и небольшое имение Дятлово в Рязанской губернии. Дабы укрепить свой статус материально, Матвей Алексеевич венчался с дочерью купца Каширина, Анной Михайловной. Первенцу имя дала супруга и назвала в честь батюшки-благодетеля Михаилом, а вот право дать имя второму сыну выпало Матвею Алексеевичу. Оставив службу в чине полковника, Матвей Алексеевич увлёкся древнегреческой мифологией да дворовыми девками, хотя второе, мой нравственный Читатель, к нашему повествованию никакого отношения не имеет. Решение назвать новорождённого Аполлоном, именем сына Зевса, которым он восхищался, пришло задолго до родов, но вот озвучить это решение отставной полковник осмелился только после того как взял младенца на руки.

7
{"b":"722565","o":1}