Хозяином чайного дома оказался невысокий ханец с раскосыми глазами и почти полностью обритой головой. Только на макушке оставался небольшой хохолок, собранный в хвост. Чай здесь подавали в пиалах – несладкий, круто заваренный. А к нему маленькие, на один укус, пирожные. Зато похлебка была хороша! Горячая, густая, с большим куском мяса на кости, с маринованным перцем на отдельной тарелке, чёрным хлебом и чесноком.

Аче наелся, раза три прошёлся вокруг базарной площади. Праздношатающегося парня чуть было не приняли за воришку, и он решил пройтись другим путем, чтобы не привлекать внимания.

Уже давно стемнело, но базар и не думал сворачиваться. Аче, задумавшись, свернул куда-то между двумя палатками в медном ряду. Здесь не было ни факелов, ни магических шаров, похожих на маленькие солнца. Только неверный лунный свет освещал мелкие камешки под ногами, склады, тюки.

Аче повернул было назад, но вдруг споткнулся обо что-то мягкое и вздрогнул, когда это мягкое вдруг засипело и схватило его за ногу.

– Господин, господин… – прохрипело нечто, оказавшееся человеком. – Не желаете черной травы? Её отвар унесет вас в мечты… Свежая трава, прямо с грядки, хе, хе, хе!

Аче против воли опустился на колени, вглядываясь в лицо неожиданного собеседника. Тот провел рукой по маленькому осветительному шару, лежащему рядом. Сверкнули золотом браслеты на его запястьях. Такие же, как у учителя.

– Да, я бывший маг, – шепнуло существо.

Аче вздрогнул, заметив провалившийся нос.

– Пагубная страсть к веществам, расширяющим сознание, сгубила меня. Что я видел, что я видел, господин! – он вдруг осекся, махнул рукой. – Ай, ладно. Всё равно никто не поверит. Товар смотреть будете?

Против воли Аче кивнул. Он почти не слышал слов, борясь с тошнотой. Цепкие пальцы всё ещё держали его за лодыжку. Маг-изгнанник откинул покрывало, которым были укрыты его ноги.

Аче едва не закричал. Ноги до самых бёдер поросли маслянистой черной травой с широкими толстыми листьями. Маг откинул голову и захохотал:

– Прямо с грядки, прямо с грядки! Разве ты не знал, что черная трава растет только на человеческом теле? Отличная шутка, не правда ли? Я сам её придумал.

– Пустите, – сдавленно прохрипел Аче, вырываясь. – Пустите.

Он и подумать не мог, что существует на свете такая мерзость! Аче бежал, не разбирая дороги, натыкаясь на предметы и редких прохожих. Выбежал на берег реки, с разбегу бросился в воду, прямо в одежде, поскуливая и стискивая зубы. Его трясло, как в лихорадке.

Кое-как высушив одежду, Аче отправился на поиски учителя. Его всё ещё трясло. Он случайно услышал голос Иветре, доносившийся из глубин одного из неосвещённых шатров. Подошёл ближе, робко заглянул внутрь.

Учитель сидел на кошме, опираясь на узорчатые подушки. Перед ним стояла корзина, полная длинных перьев. Что за птице они принадлежали, сложно было понять. Иветре доставал одно перо за другим и поджигал, задумчиво вдыхая дым.

– Что скажете, почтенный? – спросил его сидевший напротив мужчина – скорее всего, казгиец, рыжий и с бельмом на глазу.

Лица учителя Аче видно не было.

– А что сказать, – вздохнул он, выдержав паузу. – Она тоже была здорова, пока не померла внезапно, без видимых причин, и ты прекрасно это знаешь, Вайонн. Здорова, не считая общего для них помрачения ума.

Одноглазый тяжело вздохнул и довольно зловещим тоном сказал:

– Слабым разумом проще управлять. Разве вы не так же поступали?

Иветре кивнул.

– Верно. Верно. А как дал ей волю, лишился всего. Мне пора идти. Прощайте. Надеюсь, не увидимся.

Одноглазый криво усмехнулся.

– У нас один господин. Ещё увидимся.

Иветре кивнул.

– Когда он прикажет нам воткнуть друг другу лезвия в глаза, как принято среди казгийских недостойных.

Одноглазый сложил руки на груди.

– Почту за честь выполнить этот приказ!

Иветре сухо рассмеялся и повернулся ко входу в шатер.

– Я выкупил её сердце у жриц, – сказал одноглазый в спину. – Я смогу сделать то же, что сделали вы?

Учитель, не оборачиваясь, пожал плечами.

– Кто знает, друг мой, кто знает. Заведи сначала детей, вырасти подходящий сосуд, а там посмотрим. Что еще есть у тебя из потрохов?

– Не много осталось – жрицы не хотят будоражить рынок. Две селезёнки, три литра крови. Что-то интересует?

– Покажи селезёнку.

Аче снова почувствовал тошноту. Он был уверен, почти уверен, что речь идёт о человеческих внутренностях. Учитель вышел через несколько минут, слава Небу, с пустыми руками. И столкнулся с застывшим у шатра Аче, – застывшим, усталым и испуганным.

– Учитель… – просипел он.

– Следишь? – усмехнулся он. – Ну-ну. Стоит научить тебя делать это более незаметно.

– Я ничего не понял, – пробормотал Аче.

– Ничего, потом поймёшь. Главное, помни, что мир вокруг – статуя, прикрытая покровом лжи. С правдой в лучшем случае совпадают очертания, детали не видны. Я могу сдёрнуть для тебя это покрывало. Если ты готов.

Аче хотел одного: рисовать. Но теперь его манили к себе и тайны.

Они пошли в сторону караван-сарая, и учитель Иветре достал из кармана маленький осветительный шар. Хотел зажечь, потом раздумал.

– Одного прошу: будь мне предан. Будь честен со мной, Аче. И тогда ты увидишь мир таким, какой он есть. Все вокруг лгут, Аче. Я тебе лгать не стану.

– Все-все лгут?

– Кто не лжёт, тот заблуждается, повторяя чужую ложь.

Аче рассказал о своих злоключениях, поделился страхом: не заразился ли он от этого мага, не порастет ли травой? Учитель его успокоил:

– Слава Небу, подхватить эту гадость совсем нелегко. Эта трава стоит больших денег, но достаются они не тем, кто выращивает её на собственном теле. Хотя и они получают своё: вечный дурман чёрной травы. Разлагаются заживо, смешиваясь с землей, но боли не чувствуют, только удовольствие. В здоровом теле, не принимавшем отвара чёрной травы, семена её не приживутся.

– Это так страшно, учитель, – поёжился Аче.

Иветре искоса взглянул на него.

– Ты хорошо держишься. Был у меня один знакомый юноша, примерно твоих лет, который однажды три часа кряду прорыдал над судьбами незнакомых ему людей. Это только при мне. А сколько слёз он пролил без меня? И туда же – мнит себя героем, стрелой, посланной разгневанными небесами против потерявшего стыд человечества… Считает себя непревзойденным интриганом, хитрым лисом. Что с ним будет, когда он, наконец, получит по носу?

Они вернулись в караван-сарай, и там, вытянувшись на соломенном тюфяке, Аче проспал до полудня.

– Я купил всё, что мне требуется, – сказал ему учитель, протягивая плошку с подогретым магией рисом. – Через час отправляемся в путь. Едем в столицу, Аче. Царь заказал свой портрет.

Есть Аче совершенно не хотелось. Он спросил испуганно:

– Это одна из тайн, учитель?

– В какой-то мере, дитя. Ешь.

Аче благодарно кивнул. Ели и собирали вещи в молчании. Когда базар остался позади, Аче спросил:

– Расскажите о царе, учитель. Как нам рисовать его, каким он хочет видеть себя?

Иветре усмехнулся – верно, вспоминая старую басню о кривом и хромом царе, который, с одной стороны, требовал от живописца правдивого изображения, а с другой – не хотел выглядеть калекой.

– Работа будет сложная, Аче. И тайная. Никто об этом портрете знать не должен.

– Почему?

Иветре пожал плечами.

– Царские причуды. Кто знает, о чём думает царь. Зато платит двойную цену.

Аче кивнул, удовлетворенный объяснением. Какое-то время шагали молча, а затем учитель проговорил тихо, словно самому себе:

– А может быть потому, что царь желает изобразить на портрете будущее Багры. Печальное будущее, Аче.

И запел – как ни в чем не бывало: