Даник бросился подавать флягу с водой, и радость играла на его лице.

Мальчики, играя в войну, знали, как позорно быть немцем, их всегда убивали, а теперь он, проявляя гуманность, спасал от жажды. Может, этот немец хороший, добрый, милосердный, ему надо подарить глоток добра, лишь бы больше не было войны, лишь бы больше не воевали.

Вой на убивает всё человеческое. Может быть, этот глоток добра убьёт те вредоносные злобные воинственные бациллы, которые гнездятся в пробирке войны.

Уставшее солнце, пройдя больше половины пути по небосклону, довольное своей работой, филигранно, спокойно клонилось к закату, но было ещё жарко. В городском летнем саду южного города под склонившимися разлапистыми деревьями, в тени, на скамейке сидела представительница слабого пола – подтянутая, с деловым видом, довольно моложавая женщина, не совсем ещё склонная к старости. Её привлекательный вид как бы манил к себе, как картина знаменитой Джоконды в Лувре. И очаровывал не только женщин, но и любопытных мужчин.

Подтянутое, с большими чёрными глазами, её ухоженное лицо с аккуратно уложенной причёской выдавало её былую красоту. Около неё крутился ребёнок, мальчик, на вид лет пяти, аккуратно одетый в детский костюмчик. Милое детское личико говорило о том, что он находится под пристальным вниманием. Он подбегал к ней, а она заботливо поправляла шапочку, вытирала лобик, предлагая воду и булочку. Чувствовалась забота о любимом внуке. Так оно и оказалось.

– Какой чудный мальчик, – похвалил я, – видно, внучок?

– Да, души в нем не чаю. Не предполагала, что так прочно заполнит мое опустевшее пространство, в котором будет витать моё счастье. Раньше представлением о счастье считались, деньги, богатство, роскошь. Теперь приобрела другой смысл жизни.

Эта приятная, общительная женщина поведала мне свою удивительную, поучительную историю, которая достойна написания романа. Звали её Фаина Исааковна. Ощущался в ней волевой, целеустремлённый характер. Я представил по её нынешнему неувядающему виду красивую, молодую, пышущую, флиртующую женщину с характером, который манит к себе, как привлекательный огонёк каких- нибудь незадачливых пташек. Она пленник судьбы, плавающий в счастливом море роскоши и денег. Её выразительные глаза, коралловый ротик, стройная не по возрасту фигуру, филигранно висевшая бижутерия – она могла бы стать прекрасным образом натурщицы для тех художников, которые ищут женских персонажей для своих художественных шедевров. О таких женщин ходит поговорка «Лицо ангела, душа богини». С её внешнего облика мало откололось частиц от бывшей непреоборимой красоты, хотелось раздвинуть её внутренние душевные створки и с маниакальным желанием заглянуть в её внутренний мир, где притаилась её таинственная душа, которая могла соответствовать званию богини.

– Первоначальная моя цель – это богатство и деньги, они стояли во главе угла. После разочарования в жизни, связанного с потерей всех денег и богатства, моя цель – это внук. – Она приоткрыла тайну своей неразвёрнутой души.

– Когда вы начали свой путь к счастью – богатству, в мир денег, – полюбопытствовал я.

– Первые шаги в жизни я начала пробовать в пятилетнем возрасте. За послушание требовала денег. Если мои требования не исполнялись, в ход шли капризы, выдаваемые звуковыми яростными сигналами. Весь мой домашний труд оценивался в денежном исчислении, и я добивалась своего.

Я не стала признавать никаких игрушек, только пять копеек стали стимулом моего детского благополучия. Я требовала от родителей, от сестёр до тех пор, пока не получу заветного желания. А затем всю свою жизнь это радостное, возбуждённое благосостояние я получала от своих мужей. Но всё это виртуальное счастье: испробовать физическое наслаждение, этот медовый вкус, как от тех пяти копеек, которые согревали в детстве, я так и не смогла, подобно фразе из детской сказки – «по усам текло, а в рот не попало».

– А что вам мешало, почему деньги не приносили желаемой радости? – допытывался я.

Её размышления заинтриговали меня.

– Радость доставляет внук, это маленькое тёплое чародейное существо с барбиобразным личиком. Он доставляет мне радость своей детской непосредственной чистотой и преданностью – тем, в чём сейчас нуждаюсь, – исповедовалась она, выкладывая из своей души груз, что накопился в её сердце.

По имени нетрудно догадаться, что родилась она в многодетной обеспеченной еврейской семье, последним ребёнком. Да, родилась на изломе двух разных противоречивых эпох, когда одна система изжила себя, а другая ещё не пробудилась. Это был зародыш новой революционной жизни. Её семья не испытывала финансовых, продуктовых кризисов, ибо помощь получали от разных родственников, живущих за границей. Получаемые валюты отоваривали в спецмагазинах. Экономический кризис, затем инфляция, голод, период гражданской войны, продразвёрстка – всё это прошло для неё гладко. Пухленькая, розовенькая, с не по-детски большими глазами, она очаровывала свою семью. Все принадлежало ей. Требовательным громким голоском подчиняла себе всех. Её заваливали игрушками, но они её не привлекали. Она беспощадно с ними расправлялась, оставляя без частей тела, продолжая неистово требовать денег. Стоило дать пять копеек, она в ту же секунду умолкала, высвечивая счастливую сияющую улыбку, как будто монета согревала её душу, испытывая сладость, как пчелиный мёд.

– Бушующий вихрь молодости я прочувствовала в шестнадцать лет, когда первый раз вышла замуж за очень состоятельного мужчину. Ну что, что старше на тридцать четыре года, зато богат. Сказать, что любила первого мужа, значит кривить душой. Да и как могла, если он был старше на тридцать четыре года, зато богат настолько, что казны не считал. Это был сложившийся состоятельный мужчина, с определёнными принципиальными взглядами. А я – молодая девушка с экзотической красотой, которая мечтала войти во взрослую жизнь, а вошла в просторную роскошную квартиру старинного купеческого особняка. Я кружилась каруселью счастья, в объятиях блеска, окружающего комфорта. Мой мечтательный сказочный принц был изобретателем, одел меня как куклу, я ходила в шубе с норковым воротником. Я первая, у кого появилась шуба с глубоким воротником и шляпа с вуалью. Гордилась своей квартирой с просторной большой верандой, которая находилась в центре города. Я горделиво отличалась от окружающих. Из облака туманных мечтаний мысленно ткала денежное богатство. В детстве я видела своё достоинство.

В это время цвела весна, а вместе с ней в вихре бушевали белые цветочные наряды акации. Их было столько, что они обволакивали всё воображаемое пространство. Земля покрывалась белыми цветками, как белыми снежинками. Мне хотелось, чтобы столько денег осыпало меня. Деньги – это праздник, который всегда с тобой. В этом был мой цветущий, пышущий, искромётный характер, который привлекал мужчин, как пташек на огонь. Не скрою: бывали любовники, без них – это всё равно, что тёмное небо без ярких звёзд. Без них не обходишься. Это как радуга после дождя. Но эту радужную жизнь затмила война. Мужа мобилизовали (он был инженером- конструктором), а я эвакуировалась в Среднюю Азию. Все ценные вещи, пианино распределила у надежных друзей и у соседей за вознаграждение. Да, в эвакуации пришлось не сладко, испытывала нужду, но терпела, благодаря стойкости и выдержке своего неуёмного характера. По возвращении после эвакуации все вещи сохранила, за исключением мужа, который не вернулся. Да – сохраняя вещи, не сохранила мужа. Это сделать не в силах, потому надо начинать новую жизнь. Одинокой оставаться не хотелось, ибо даже в раю никто не желает быть одним. Начала поиски нового мужа. Долго искать не пришлось. Кто ищет, тот находит. Несмотря на то, что после войны мужской род заметно поредел, мне удалось найти директора магазина резиновой обуви – ничего, что старше на 14 лет. Зато я не испытывала того, что многие испытывали в послевоенной разрухе: безденежность, карточную систему. У меня открылось второе дыхание, когда муж приносил каждый день живые деньги, которые грели, радовали, как ребёнка сладости. Деньги – это всё, праздник всегда с тобой. На них можно всё купить – даже то, чего не было в магазинах, зато было на толчке. Туда привозили победители побеждённой Германии. Увидеть можно было хрустальную, фарфоровую посуду времен Людовиков. В том пчелином рое можно было встретить жалких мухоморов, одетых в солдатские гимнастерки, и инвалидов – с орденами, на костылях, кто без рук, кто без ног. Как несправедливо устроен мир. Можно купить золотые украшения, одежду, кольца – всё то, что невозможно купить в разорённой и нищей стране. Я чувствовала, что многие мне завидовали, но лучше быть предметом зависти, чем сострадания, а люди готовы завидовать даже красивым похоронам.