– А мне по барабану ваше согласие!

Остальные опешили:

– Но мы же союзники…

– А мне по барабану! Месть – не его дело. Вы что, забыли? Он лишен зависти и мести. Вот в чем состоит наш союз. Месть – это наша прерогатива.

– Но у нас соглашение…

– Да задолбала меня ваша музыка! Никакого консенсуса не будет!

И никто ничего не мог с ним поделать…

Когда мы расставались, старший из союзников пообещал следить за своим не в меру диким соратником, чтобы вовремя предотвратить глупости, на которые тот способен. Но вы же знаете, чего нынче стоят обещания союзников!

Теперь, когда я не испытываю к своей обидчице никаких чувств, чувство вины караулит меня, готовое наброситься при первом же удобном случае и крепко покусать. Господи, если бы только это могло ей помочь! Но… Увы! Дела союзников не в моей власти. Ураган собрать или, наоборот, тучи разогнать – это пожалуйста! Но бодаться с союзниками – извините…

Бедная девушка Настя, даже я не представляю, что с тобой может произойти…

А вдруг обойдется? Кто знает…

Не будем гадать! Лучше пожелаем ей удачи. Она ей пригодится. А если Настёна к тому же найдет камень «куриного бога» – естественный камушек с естественной дырочкой, – то шансы выйти из этой передряги с минимальными потерями у нее многократно возрастут.

Будь мужественной, Настасья! Ищи свой камень, девочка. И впредь будь внимательной в желаниях, чувствах, мыслях, словах и поступках. Спасибо тебе за то, что ты напомнила моему безжалостному сердцу про любовь – хотя бы и таким жестоким способом. Благодарю и желаю удачи!

Вот так я плакал еще вчера. А сегодня – сияю спокойствием как солнечный диск на безоблачном небе. И сердце бьется в такт с волной о морской песок. А память утекает в прошлое, которого не жаль.

Всё это просто сантименты…

Жизнь продолжается, господа присяжные заседатели.

Командовать парадом буду я!

(Инфернально-банная баллада)

Чумазый черт из преисподних бань

в парилке гнусной поддавал из пекла,

а мы рядком сидели, замерзая, –

Прокопыча уже пробил озноб,

бедняга даже носом хлюпать начал, –

такой там из дверей тянул сквозняк.

Закралась, видно, адская ошибка

терзать нас этой мукой – смех и грех! –

но черт старался, раздувая жар…

Уже накрыл от пекла свой конец

мохнатой шапкой боевой чеченец,

застреленный в московском кабаке

(за дело, видно, раз сюда попал);

уже пополз к двери на четвереньках

(угробленный на днях своим сынком)

дедуля-грешник, прикрывая плешь,

желая окунуться с головой

в бассейн чистилища, сбежав до срока;

кто уши закрывал, кто рот и нос,

а кто-то прятал пальцы, –

потеплело!

А мы сидели и не суетились,

и адский пламень не мешал нисколько

ни воздухом дышать с закруткой мятной

(полок мы занимали самый верхний),

ни наслаждаться простотой беседы:

– «Поддай еще, нечистый!»

– «Может, хватит?

За "скорой" вам никто не побежит!»

– «Не видишь, человека мучит насморк?»

– «Да ну вас! Угоришь тут, к черту, с вами!»

– «Мы что-то не поймем тебя, рогатый:

об нас печешься ты, лукавец, или

боишься сам попасться черту в лапы?

Мы только что из Баренцева моря

водицы ледовитой нахлебались,

пока тонули вместе с ледоколом.

Наяривай, хромой, и не перечь!»

Тут понял наш чертяка всю нелепость

приказанной загробной процедуры:

она над нами власти не имела!

Он выбился из сил, вздувая жар,

а тут еще Прокопыч зачихал –

да так, что чуть не загасил все пекло –

и бес заплакал:

– «Что за наказанье!

Не знаю, что и делать, как мне быть:

приказ обратной силы не имеет!»

И в пекле начал снова шуровать.

Он так старался, бедный банщик наш,

что боцман крякнул и поднялся первым,

а тут и мы взялись ему на помощь,

всех лишних попросили за порог

и коллективом вымыли парную,

не мытую от сотворенья мира,

всю грязь и воду ловко удалили,

проветрив, просушили помещенье,

законопатили и дверь оббили;

когда же стало чисто и светло,

сказали черту:

– «Можешь продолжать!» –

и вышли из парилки подышать

в чистилище…

…а там уже сидели,

прошедши наши адские круги,

отбеленные грешники по лавкам.

Мы с огорчением увидели людей,

убитых смертью и попавших в ад,

которые в чистилище просторном

хлестали водку из больших стаканов

и запивали водку теплым пивом.

Мы наблюдали, как такое пойло –

сильнее пара, круче преисподней! –

бедняг варило и валило набок.

Я понимаю: после очищенья

приятно снова грязи нахлебаться –

так, чтоб понять, как много было места

в душе погибшей и убитом теле,

не чуткого до бани ни к чему.

Но разве и без этого неясно –

пока не затошнит! – что есть желудок?

К чему нужны излишества такие?

Так и они, бедняги!

Каждой клеткой

они вновь торопились хапнуть больше

и одурманиться, как будто можно –

хоть бы и так! – но обмануть себя,

а, может, Смерть, как раньше Жизнь, бывало,

надрать таким сомнительным «макаром».

Я не сужу, – я их судить не вправе.

Судья им – Бог. Мне только очень жаль,

что все они такими же остались,

как будто не прожили целой жизни,

и смерть их ничему не научила!

А что же мы? А мы – опять в парилку!

(Она уже нам как родная стала.)

И черт поддал! И адский пар повеял,

как будто сто иголок пихты в глаз,

остатки ледовитого кошмара

вгоняя внутрь остуженного тела,

и в нас столкнулись Арктика и зной,

взрываясь от восторга встречи паром!

(Мы тоже хохотали от восторга,

когда пылала дружно наша кожа,

надетая на ледяной скелет.)

Перегреваться – всем! – небезопасно.

И мы прошли в чистилище из ада,

как новые прокатным станом рельсы,

и прыгнули в бассейн – как будто бомбы!

(Вода в бассейне вздулась, закипела –

и испарилась вся под потолок.)

Вот так и бродим мы туда-обратно,

такая уж нам выпала судьба:

из-за ошибки чьей-то не попасть,

не вырваться и не найти дорогу

до райских кущ – никак и никогда!

Сказать по правде, нам и так неплохо:

в чистилище остынем – в ад идем.

– «Ну, где ты, черт? Давай поддай!» – кричим

и под рукоплесканье и шлепки

и поцелуи веников загробных –

«Да дверь плотней закрой! да квас возьми!

да не греми копытом – полезай!» –

с чумазым чертом вечность коротаем

и вам желаем – вместе с легким паром,

хорошим другом и парилкой чистой –

пройти всю вашу Жизнь и вашу Вечность

до долгожданно-Страшного Суда!

А там – посмотрим…

Субботнее утро 5 сентября 2015 года в Подмосковье выдалось прохладным и пасмурным. Федька – Эллочка Федяева – подвезла меня на своем черном «Тигуане» до самых ворот бетонного строения, высадила прямо в лужу – «Дверью не хлопай!» – и укатила к маме в Монино. Я пересек пустой заасфальтированный двор и вошел в гулкое безлюдное фойе. Отражаясь от стен, мои шаги топали за мной как «сопровождающие его лица». Я толкнул еще одну дверь – высокую и тяжелую…

В зале было полно народу.

– Вовка, прости, чуть не опоздал! – пробормотал я.