– Остановитесь! – крикнула она, а ее лицо исказилось в гримасе ярости и удивления.

Над островом прогремел еще один выстрел. Мамочка со всего маху налетела на тетеньку и повисла на ее руках. Маленький Кайл смотрел, как мама прыгнула на тетеньку, а потом сползла на землю, так и оставшись в траве. Пистолет вывалился из рук женщины. Замерев в оторопи, тетенька смотрела то на свои ладони, то в траву:

– Я же целилась по ногам… По ногам… По ногам… Этого не может быть… Не притворяйся… Не при…

Тетенька осеклась и дико скосила глаза, шаря рукой за спиной. Она начала поворачиваться, пытаясь нащупать что-то. Капельки крови проступили на ее губах и тонкой струйкой устремились вниз. Она удивленно посмотрела на стоящего за ее спиной Дэвида, дотянувшись до проткнувшей ее, как кол, заточенной палки. У братца в руках была еще одна, и он угрожающе замахнулся, но тетенька упала в траву рядом с мамой.

Дэвид бросился к матери и приподнял ее, взяв на руки, а она погладила его по щеке. Ее руки опали вниз и безвольно повисли. Узнать братца стало теперь невозможно. Всегда спокойный и хладнокровный, он уткнулся в плечо мамы и истошно зарыдал, оглашая поляну всхлипами, которые он старался глушить, как мог. Потому от него слышались только сдавленные хрипы, как будто он задыхался.

Малыш увидел, как взгляд братика внезапно изменился, словно у него появилась очень важная идея. Бережно опустив мамочку в траву, он начал совершать толчки особым образом сложенными руками. Временами он пропадал в траве, и его лица видно не было. Но когда он появлялся, малышу становилось страшно. Таким братца он видел впервые. Дело даже не в залитом слезами лице, а в том отчаянии, что читалась в его глазах.

Наконец он сел на землю и утер слезы рукавом. У малыша сложилось ощущение, что на лужайке сейчас сидит совсем другой человек. Кто-то чужой.

– Бра-а-а-атик! Бра-а-а-атик, что случилось?

Кайл понимал только, что что-то неправильно. Что-то не так. Гнетущее и вязкое чувство неопределенности давило на него. Малыш почувствовал себя очень одиноким и ему хотелось побыстрее вернуться «под крыло» к мамочке. Он скривился, готовясь заплакать, как делал в любой непонятной ситуации, чтобы мама пришла и успокоила его. Кайл шагнул к брату в надежде получить защиту и поддержку.

– Нет! Стой там! – Дэвид смотрел вниз, выставив руку в запрещающем жесте.

– Но братик…

– Стой я сказал! – голос Дэвида был дрожащим и хриплым, но все таким же грубым и твердым. Он поднялся на ноги и сжал зубы, напрягая желваки.

– Идем, скорее! – глядя куда-то вперед, сказал он Кайлу.

– Но братик, а мама?

– Мама нас потом догонит…

– Она же там, в траве вместе с тетенькой спряталась!

– Ты ее расстроить хочешь?

– Не-е-е-е-е-ет!

– Ну вот, идем быстрее пока папа нас не наш… Знаешь, если заметишь его первым, скажи мне.

Внимание малыша мгновенно переключилось, и в глазах появился блеск:

– Хорошо-о-о-о! А что папа нам купит?

– …новый дом.

Март (пятнадцать лет спустя)

Деревяшка неторопливо переодевался в раздевалке, сменяя свою тюремную робу на гражданскую одежду. Из камеры хранения отдали все имеющиеся у него тогда вещи. Деревяшка тщательно перепроверил, хотя прекрасно знал, что у него было нечего стащить. Ну кроме того ножа, который следователь забрал как улику.

Джинсы оказались ему велики в поясе, значит, за несколько лет он сильно исхудал. А вот серая футболка в плечах оказалась мала, но под легкой курткой этого не было заметно. Хорошо хоть ботинки только немного жали в пальцах, но терпеть можно.

«Гы-гы, ногти подстригу и можно хоть теплые носки под эти ботинки надевать» – подумал деревяшка, окинув взглядом раздевалку. Мысленно попрощавшись со ставшими уже родными стенами, он вдохнул полной грудью в предвкушении свободы и шагнул через порог. Все, теперь нужно отвыкать от своей тюремной клички и снова вспоминать настоящее имя.

Хмурый охранник выпроводил его из здания тюрьмы, а потом и за ворота. Он, закрывая ворота, приятельски кивнул и ехидно пожелал счастливого пути, на что Деревяшка буркнул что-то невнятное и оскорбительное. Погодка была выше всяких похвал. В народе про такую говорили, что она «шепчет». Солнце заливало все ярким светом, а несколько тучек вдалеке предвещали ночной дождь, но до него было еще долго.

С непривычки Дэвид поморщился от яркого света, и его заставил покачнуться внезапный порыв ветра, говорящий не только о том, что воздух свободы сладок и приятен, но и о том, что деревья вокруг вырубили, и тюрьма теперь находилась на пустыре, по которому ветры беспрепятственно гоняли песок. Все же приятно и непривычно было не ожидать удара дубинкой по спине в любой момент и тяжести наручников на запястьях.

Все равно он ощущал себя потерянно. Вот она свобода. Кругом пустота и пески, а за спиной угрюмое зарешеченное здание. Теперь у него все дороги открыты. В очередной раз. В кармане было немного мелочи, заботливо сохраненные все эти годы, чтобы добраться до города на автобусе. Жаркий сухой ветер ударил ему в лицо. Дэвид попытался вдохнуть воздух свободы полной грудью, но песок, поднятый ветром, попал в нос и глаза, заставив закашляться.

Автобус приехал через половину часа. Может и больше. Часы у него были только на стареньком мобильнике, который был разряжен, так что о времени он мог судить только по движению солнца и приезду автомобиля с баландой для заключенных. Из автобуса вышло всего пара человек, и Деревяшка даже понимал к кому они пришли. За столько времени он знал почти всех посетителей.

По привычке каждого Деревяшка ощупывал взглядом. Некоторые проходили со счастливой улыбкой, некоторые насупив брови. Деревяшка понимал, что кто-то хотел просто навестить, а кому-то приходилось это делать. Он был бы, наверное, рад даже вторым, только его не навещал никто, кроме одного раза. Но лучше бы этого не было.

Несколько лет назад к нему приехал брат со своей новой семьей. В памяти он остался маленьким голубоглазым непоседой, в вечно замызганном, как бы часто его не стирала мать, комбинезончике. А теперь на Деревяшку смотрел приятный молодой человек. По чистому и опрятному виду, хорошей прическе, рассказам об успеваемости и прилежной учебе, можно было только порадоваться за брата. Да и вообще приятно было узнать, что у него все хорошо. Правда, смущало несколько вещей.

Первая – это то, что даже мать, хоть и не была светилом науки, часто жаловалась на легкомысленность и непоседливость Кайла. Так что было непривычно слышать о его успеваемости. А вторая, что из-за стекла на него ожидающе смотрели два мужика, и это поднимало некоторые вопросы. Но не хотелось омрачать встречу глупыми мыслями. Правда, потом, холодными ночами в камере, мысли об этом не давали Деревяшке уснуть. В тюрьме не хотелось говорить об этом, но как только он освободится, он съездит к нему… Тем более, что его хата относительно недалеко от тюряги.

Заняв место в автобусе, он небрежно бросил свой вещмешок и уселся на место рядом. Дорога предстояла долгая, а он не хотел ни с кем беседовать во время поездки. Почему-то настроение было прескверное. Странно даже, все хорошо: отличная погода, свобода, а настроение все равно не то. Да что там говорить? Видеть никого не хотелось. Хотелось только подумать, что делать дальше.

Из тюрьмы автобус ехал почти пустым, и Дэвид даже заснул. Разбудил его только голос водителя по громкоговорителю, объявляющий остановку. Дэвид спохватился, схватил свой вещмешок и соскочил со ступенек на улицу.

Город сильно изменился за это время. Вместо старой побитой деревянной лавки, на которой Дэвид частенько отдыхал, когда ночью ему приходилось возвращаться, теперь стояла пластиковая полупрозрачная кабинка с крышей, на стенке которой красовалась надпись «free Wi-fi». Рекламные плакаты, покрытые неразборчивыми надписями маркерами каких-то вандалов, висели почти на каждой стене. Между столбами были натянуты тканевые холсты с пестрыми надписями, а каждая витрина мигала неоновым светом, отражающимся на водной глади луж на тротуарной плитке.