Среди кварталов городских,
И на гранитном камне кля́лись,
Что будут верные друзья,
Раз в счёте здесь у них ничья.
48.
С душою, полной сожалений,
Онегин думал и молчал
О жизни грешных заблуждений,
Не требуя ничьих похвал.
А мимо проплывали лодки,
Виднелись белые пилотки,
Гуляли парочки в ночи –
То ж питерцы, не москвичи!
А друг его, заслышав песни
И упоительный рожок,
Про Апеннинский сапожок
Подумал вдруг и, хоть ты тресни,
Никак не мог забыть о нём,
Так в сердце он пылал огнём.
49.
Адриатические волны,
О вас мечтает наш Поэт,
Все побережья вами по́лны,
И вам он шлёт свой пиетет!
Ему всё чудится миланка,
Болонка и венецианка,
Как будто не хватает Маш,
Матрён, Прасковий, Нюрок, Глаш.
Забудь, кудрявый, про Европу
И иноземный секс-туризм!
Да это же простой трюизм:
Искать любую Пенелопу
Ты должен средь родных могил.
Ведь ты и так здесь наследил.
50.
Придёт ли час твоей свободы?
Задумал эмигрантом стать?
Так знай: здесь выйдешь ты из моды,
А там уж славы не снискать!
Тебе приелся скучный берег
России мрачной (ты ж холерик!)
И Африка тебе милей,
Где сердцу будет веселей?
Да если чем-то здесь ты связан,
Брось подло об Отчизне ныть,
Поэтом здесь ты должен быть
И патриотом быть обязан!
Смени же курс своих ветрил,
Добавь поэзии чернил!
51.
Онегин был готов с Поэтом
Искать вдали чужой причал,
Но тут простился с белым светом
Отец его и всё сломал.
Вмиг налетели кредиторы,
Сказать по правде, аки воры,
И оказался наш герой
С пустым наследством за спиной.
Однако не было печали
В глазах Евгения в тот миг,
И не издал он слёзный крик,
Так как ему уж намекали,
Что где-то в спрятанной глуши
И дядя ждёт помин души.
52.
Вдруг получил он в самом деле
Известье это (помним мы!)
С наследством дяди на прицеле,
Его спасавшим от сумы́.
И больше всех молил он бога,
Чтоб привела его дорога
Не к остывающему лбу,
А на прощальную гульбу.
Творец услышал обращенье:
Когда вошел Евгений в дом,
Там был лишь дядюшкин фантом
И траурное угощенье.
Убережёт ли нас судьба
От доли смертного раба?
53.
Нашёл он полон двор услуги
И рой неведомых гостей,
Желавших, чтобы их потуги
Учли в раздаче должностей.
Теперь ведь сельский наш пришелец –
Заводчик и землевладелец,
А не скучающий мажор,
Любимец женщин, друг обжор.
«Как хорошо, – решил Евгений, –
Что эти бóрзые друзья –
Совсем не дядина семья
И из наследства подношений
Не будет требовать она,
Хоть и не в меру голодна!»
54.
Два дня ему казались но́вы
Курятник, хлев, конюшня, двор,
Собачка, гусь, навоз, коровы,
Кругом заснеженный простор.
Но вскоре понял наш хандрёнок:
Ему нет дела до бурёнок
И до лесов, полей и рек,
Где вольно дышит человек;
Он явно не предприниматель
И заниматься этим лень,
Он больше неподвижный пень,
Не дядин вовсе продолжатель;
И как же скучно здесь ему,
Младому парню одному!
55.
Поэт рождён для жизни мирной,
Чтоб не тревожило ничто,
Чтоб на столе свинины жирной
Была тарелка и грамм сто;
Чтоб вдохновенье приходило,
С каким ему работать мило;
Чтоб в голове, как марша гром,
Ритмический жил метроном;
Чтоб каждый день была суббота
И не болело ничего;
Чтобы не видеть никого,
Пока грызёт одна забота,
Как написать свою строфу
И не сказать потом «тьфу-тьфу!»
56.
Цветы, любовь, деревня, праздность –
Вот в жизни что ценил Поэт,
Онегин эту буржуазность
Отчасти принял, частью – нет.
Так что хоть в этом измеренье
При очень близком рассмотренье
Два друга с этой стороны
Порою не были равны.