Пролетела яга и пролетела – мало ли кто летает над Дубравой: и гуси, и кулики, и утки, и драконы. Клин журавлей недавно протянул. Вороны и филин Фарадей к вечеру подтягиваются, усаживаются на ветви дубов вокруг Избы-Читальни. Фарадей отдельно, вороны отдельно закрепляются. Пучат глаза на золотистый мягкий свет, плывущий смело из окошек в темень, слушают приглушенные звуки музыки и песен. Думают о своем, птичьем.

Вернемся, однако, к бабам-ягам. С синими, зелеными, багровыми физиолицами, с костяными, пластмассовыми или из нержавеющей стали ногами в модных сапогах, на реактивном помеле (никаких ступ), они, в отличие от тех же драконов, всегда предвещают беду. Об этом с тревогой Коля и думал, глядя, как здороваются, рассаживаются, обмениваясь тревожными взглядами, добрые друзья и соседи. Где-то рассмеялись, коротко хихикнули девчонки. И все – ни шуток больше, ни смеха. И это у добряков, у которых смех при встречах не переводится, а уныния и в помине нет. И не бывает вовсе! Правда.

Коля ловил взглядом серьезные, озабоченные лица добряков и усиленно мозговал. Прикинул, что пара ветродуев стоят, укрытые от снега-дождя под навесом, за дровами у задней стенки клуба. Запас сушеных пахучих трав и цветов – на чердаке. Для яг нет ничего страшней свежего ветра с запахом трав. Как всем известно, вонючий – сера с болотным газом – кокон, что окутывает нечисть, спасает их от ароматного лесного воздуха. Струя чистого, пахучего ветра страшней любого яда для страшилищ из преисподней! Именно в этом грозная сила придуманных Биномычем ветродуев! Что прежние битвы и подтвердили.

Каждому известно, что можно ожидать от обычной Бабы-Яги. Любой Иван-Дурачок знает: подманит, отведет глаза разговорами, а потом – цап! На лопату и – в печь. Добряки лишь недоверчиво кивают головой, читая про сказочных яг. Может когда в древности и были вот такие простоватые, хоть и коварные, ведьмы, да только ребятам встречались совсем других. Эти в разговоры с добряками вступать не любят, нападают сзади, сверху, из укрытий. Норовят урон нанести, дубы погубить, зверьё извести в округе, Дубраву сжечь. А то чужими руками да словами рассорить добряков, чтоб подозрительными и завистливыми друг к дружке обернулись. Жадинами-Говядинами стали чтоб. Вот в чем состоит дело их поганое.

Обо всём вспомнили, всё обсказали добряки. Ядвига раскраснелась лицом, возмутилась сильно оттого, что жизни не стало от поганых.

– И когда только это кончится! – с досадой хлопнула по столу крепкой ладонью Большая Книга. Поправила выскочившую гневно на лоб прядь русых волос и почему-то требовательно взглянула на Кольку.

Коля в это время обдумывал как установить один ветродуй на грузовичок и вспоминал, куда он мог заначить электромоторчик. Тогда ещё, позапрошлой зимой. Повисший в воздухе вопрос, впрочем, сумел как-то до него достучаться. Колька шевельнул ухом – не все умеют, – оторвал взгляд от столешницы и улыбнулся навстречу расстроенной добрячке.

– Ты роман «Война и Мир» осилила?

– Осилила. А как же, – вопрос Ядвигу изумил, она слегка растерялась, но быстро пришла в себя: – А это здесь при чем? Ты-то, я видела, уголок аж на пятой странице заломил. Сколько тебе говорено, чтоб книги берег! – Девочка сразу как-то про бабу-ягу забыла, но быстро опомнилась и повторила вопрос: – Причем тут книга, а?

– Мало я прочитал, а понял ещё и меньше. Не стал больше читать. Не интересно, когда непонятно.

– Нашел, чем гордиться, – фыркнула возмущенно Ядвига.

– Нечем, – согласился покладисто Колька и продолжил: – Книга толстая, томов много и, наверно, всё про войну и мир.

– Не всё, – коротко ответила добрячка и замолчала. Следом за ней стихли все. Молчали, смотрели на Кольку, ждали, чем тот закончит.

– Хочешь мира – готовься к войне, – неожиданно для всех, а главное для себя, выпалил тот, пытаясь вспомнить, откуда мысль к нему прилетела.

– Ого! – вскинула удивленно брови Ядвига, – историю Древнего Рима втихаря читаешь?

Колька наконец вспомнил, откуда у него взялись в голове слова – от Ядвиги, кого ж ещё, но признаваться в этом он не стал, так же как в том, что историю Рима он не читал. Вместо признаний Биномич деловито и одновременно сосредоточено почесал за ухом и продолжил затеянную им речь:

– Поджигать она будет. Баба-Яга эта. Значит надо готовиться тушить. Правильно?

Все ждали продолжения, и Коля не обманул ожиданий – продолжил: «По крыше клуба предлагаю провести трубу. С дырками, как решето. Подсоединить её к водопроводу. Если что, можно кран открыть и крыша будет водой поливаться, никакой пожар не страшен. Пару ветродуек поднять на дубы повыше. Над домиками, чтоб обдувать вонючек, когда снова полетят. Один ветродуй можно на кузов установить – тогда на краях Дубравы можно ведьмучку гонять. Ну, или где появится.

– Я готов каждый день обскакивать на клюшке село вдоль околицы, – включился в разговор Марк-Клюшкой-Бряк.

– Знать бы, когда злыдня прилетит и откуда, – перебил приятеля Ермошка, – а то устанешь и свалишься, если каждый день-ночь прыгать-то одному. Надо сторожей, где Коля ветродуи хочет поставить, назначить. По очереди будем выглядывать по сторонам. Вот лихо ещё с ягами этими! Как отвадить.

– Биномыч прав вместе со своими древними римлянами, – Ядвига улыбнулась в сторону своего приятеля и уверенно, погрозив кому-то кулаком, заключила: – Будут знать, что всегда здесь получат по гнилым клыкам своим – хоть днем, хоть ночью. Отвадятся, небось.

– Война и мир, – глубокомысленно заключил Колька и взглянул на потолок. Там, под потолком, на деревянной балке, как положено, возлежал Кот Котыч. Снизу были видны только рыжая голова и такого же цвета хвост. Жёлтые глаза светились – значит не спит, слушает, подумалось Кольке. А как иначе: Котыч много знает, много помнит, особенно запахов, все понимает и никогда не задается.

Война, однако, войной, да не ей одною положено жить у добряков. Вон и весенняя страда на носу – овес сеять за ребят никто не станет, – да и продукты на исходе. Как бы рыбы подловить – на уме у Ермака, как за черемшой, диким луком, в тайгу с девчонками наладиться – обсуждает Есения, как голодных медведей отвадить – чешет затылок Юра-Бондарь.

Как-то поутру, только-только рассвело, добрячки, окружив Сеньку и Ядвигу, звонко галдели у клуба да посматривали в сторону едва вставшего солнышка. Оттуда, то есть не со светила, а с восточного края селения вот-вот должны появиться Юра и Марк. Девочки, кто с рюкзаком, кто с лукошком – все готовы двинуться на поляны да болотца черемшу собирать. Вот только без охотников ходу нет: оголодавшие с зимы медведи черемшой, известное дело, лакомиться горазды не меньше, чем люди. Над витаминами и пользой никто из добряков особенно не задумывается, но пирожки с мелко нарубленными сочными стеблями, спросите у Кольки, – заветное весеннее лакомство у них. Что думают по поводу вкуса и пользы пахучих побегов медведи ребята не знают, не спрашивали: им вместе на полянах не ужиться никак. Особенно злые после зимней голодухи хозяева тайги обычно отступают неохотно. Рычат, наскакивают, клыки грозно скалят – да только крутой нрав добряцких лесовиков-охотников им хорошо известен: те и шкуру, если что, могут спустить. Оттого-то отощавшие после спячки звери обычно порычат, побесятся, да и отбудут подобру-поздорову на дальние угодья от греха подальше.

Кто не знает, как славно бежать вприпрыжку по весеннему лесу! Сенька-то знает это прекрасно, поэтому ей невмоготу послушно топать вслед за солидно вышагивающим во главе колонны Юрой-Ура-Ура. Она время от времени выскакивает вперед, несётся, подпрыгивая поочередно то на левой, то на правой ноге, размахивая при этом лукошком над головой. А как здорово бывает ещё, если бежать спиной вперёд и улыбаться идущим за тобой друзьям. Они, то есть друзья-добряки, тоже улыбаются в ответ. Пахнет березовым соком, весеннее солнышко ласково улыбается сквозь негустые пока кроны деревьев.