— Никогда не любил кофе особо, разве что когда надо было проснуться, а я невыспавшийся, — поясняет он. В смысле? Он же всегда кофе любил, всегда просил именно его, с чего это вдруг?
— Я тебе все это время кофе варила, а ты его не любил? — Саша не возмущается, нет, но удивлена настолько, что сдержать это удивление сложно. — Это как вообще, Ванюш?
— Ну тебе просто нравилось его для меня готовить, ты всегда такая довольная была, светилась вся, — он плечами пожимает, выглядит виновато. — Я и просил кофе, чтобы за тобой понаблюдать.
Что еще она о нем не знает? Что еще из того, что, она была уверена, она знает чуть ли не наизусть? Хочется пафосно, как в каком-то из мемов, воздеть руки и воскликнуть «все это было ложью!», но это было бы идиотизмом.
— Хоть черный чай-то ты на самом деле любишь, или тоже делал вид, чтобы меня порадовать? — вопрос ее звучит почти обреченно. Ваня смеется, ладони к груди прижимает картинно, делает вид, что ранен в сердце. Смешной. Не улыбаться не получается.
— Я люблю все, что ты для меня делаешь, — отвечает он, наконец, смех в его голосе еще слышен. — Но черный чай больше всего, тут ты права.
Ей хочется как-нибудь ему отомстить за то, что он ей столько времени врал. Не отомстит, знает она. Не сможет. Как и он не смог бы отомстить ей. Вместо этого она целует его куда-то в скулу, прежде чем на кнопку чайника нажать. Кроме чая, им надо еще что-нибудь поесть. Кроме того, что поесть сейчас, им надо хотя бы начать готовить обед до того, как на часах будет двенадцать. Тетя Лена и дядя Андрей будут дома ориентировочно часам к двум — по факту неизвестно, но остается надеяться, что не раньше. Телевизор на угловой полочке Саша включает на музыкальном канале, делает погромче, пританцовывает, посмеиваясь, нарезая овощи, пока Ваня, шмыгая носом, режет лук. На обед единодушно решено готовить паэлью с курицей, и унюхавшие запах варящегося мяса Теона и Плутон вертятся под ногами, пока овощи притушиваются на тихом огне и не требуют внимания, а Ваня Сашу кружит по кухне в некоем подобии вальса, и на телеэкране рыжий мальчик играет на гитаре для девочки под пение Эда Ширана и Тейлор Свифт.
— Мы уже думали, что придется дом заново отстраивать после того, как мы вас тут вдвоем оставили, — раздается от дверей смешливый голос тети Лены, как раз когда Ваня губами прижимается к ямочке над ее ключицей. Его футболка все-таки больше, чем она носит, и ворот шире, неудивительно, что сползает постоянно то в одну сторону, то в другую. Саша дергается испуганно, разворачивается лицом к двери так резко, что Ваня едва успевает от нее оторваться. Сам он, похоже, тоже в шоке. — А вы, оказывается, миритесь.
— А мы думали, вы чуть позже приедете, — находится первым Ваня. — У нас обед еще не готов. А папа где?
— Вещи от ворот перетаскивает к порогу, — отмахивается тетя Лена, мол, спроси посложнее что. — Не беспокойся, часик мы потерпим, вряд ли готовка дольше займет. Ты мне лучше вот что скажи, лоботряс ты мой, как ты Сашуньке-то мозги запудрил до того, что она тебе еще не дала по башке за твои вольности?
— Ну ма-ам, — недовольно тянет Ваня, к себе Сашу прижимает крепче, будто боится, что она сбежит. Она сбегать не собирается, только щеки краской заливает. — Давай еще скажи что ты недовольна.
— Я в шоке, — тетя Лена фыркает, но в глазах у нее чертенята пляшут. — Сашунь, что ты в нем нашла? Такая девочка хорошая, и с нашим лоботрясом, это как вообще?
Смущение смущением, а становится смешно. Ну что ей ответить? Тетя Лена и так прекрасно знает, что она Ваню любит. Смеется над ними? Скорее всего. От этого не обидно совершенно — насмешка эта беззлобная, Саша знает об этом.
— Ну вот так получилось, теть Лен, — она плечами пожимает в подтверждение своих слов, мол, я-то откуда знаю, как это так? — Просто оказалось, что нам обоим хочется одного и того же.
— Вы о чем? — голос дяди Андрея из коридора раздается, и спустя, наверное, миг или два он появляется в дверях, жену обнимая за плечи, лицо его меняется, стоит ему их увидеть, и глаза светлые блестят шутливо. — О, да я дожил до этого момента! Лен, щипни меня, а? А то я сейчас поверю, что это реальность, а потом окажется, что мне снится.
— Ага, щас я тебя ущипну, а потом ты полдня будешь ходить и бурчать на меня, что я перестаралась, — тетя Лена фыркает снова. — Не бывает коллективных галлюцинаций, так что придется тебе поверить мне на слово, потому что я это тоже вижу. Кстати, Сашунь, классная футболка. Не помню у тебя такой.
Помнит зато отлично такую у Вани, в этом Саша может поклясться, и по хитрой улыбочке тети Лены это можно понять без единого слова. Румянец возвращается, не только на щеки, но на все лицо, до корней волос, до кончиков ушей заливает ее всю — Ваня тоже краснеет, хоть и не настолько. Смешной. Не нужно даже уточнять, после чего именно эта футболка на ней оказалась, похоже, это и так понятно — не стала бы она, если бы они проснулись порознь, топать к нему в комнату и рыться в его шкафу в поиске футболки, которую бы сегодня надела. Похоже, они невольно спалились больше, чем планировали сразу. Такие новости, кажется ей, надо было сообщать понемногу, постепенно. Так они и собирались сделать, так и договаривались. А в итоге что?
А в итоге облажались. Но вроде никто не против? Саша шагает к тете Лене и дяде Андрею, решение приняв, и почти ныряет в их объятья.
— Я скучала, — говорит она вместо всего остального, всего того, что можно было бы сказать. — И рада, что вы приехали. Я за Лизой съезжу…
— Сиди уж дома, егоза, — дядя Андрей ее по голове треплет, и без того небрежный хвостик растрепав еще больше. — Наташа ее обещала завезти, когда Настю забирать от Иры будет. Или это ты от нас свалить хочешь и без обеда нас оставить?
— Саня-то? — хмыкает Ваня за ее спиной. — Мы с ней первую неделю после вашего отъезда даже не разговаривали, и то она постоянно заботилась о том, чтобы я с голоду не помер. А на вас она даже не обижена, с чего бы ей так поступать?
— Тебя, лоботряс, Сашуня по-другому совсем любит, — наставительно заявляет тетя Лена, ее из объятий выпуская и сына своего, который ее уже выше заметно — весь в отца — щелкая по лбу. Ваня картинно ойкает и лоб трет, хотя наверняка не больно, в этом Саша уверена. — О тебе она бы заботилась, даже если бы ты ей какую-нибудь крупномасштабную пакость сделал. Правда, тогда я бы тебя прибила, но это уже другая тема.
Нет, по этой семейной атмосфере она и правда скучала. От этих мыслей так тепло, что она чуть и правда не оставляет всех без обеда, упустив готовку — успевает. Ничего не пригорает даже — она считает это своей маленькой победой. К тому времени, как паэлья готова, и Ваня помогает ей накрыть на стол, тетя Наташа у ворот сигналит, расцеловывает ее, когда она выбегает навстречу, цокает языком, прежде чем отметить, что она похудела, и Лизе помогает сумки вытащить из машины. Лизу, в конце концов, никто к тете Ире не выгонял, она сама решила туда переселиться, но при виде ее вещей становится чуть ли не страшно, слишком уж их много, особенно если учитывать, что до дома тети Иры полчаса пешком, и уж прийти домой за чем-нибудь лишний раз можно было бы. Впрочем, Лиза уже не совсем малявка, и это было ее решением, что тут поделаешь?
— Вот только не надо на мои сумки смотреть так, будто я тебя сейчас под ними похороню, — Лиза смеется, подхватывая рюкзак. — Поможешь?
Поможет, конечно. Помогает и донести, и вещи разобрать, и со смехом от расспросов уходит — Лизе интересно все, что происходило дома, пока ее не было. А что она расскажет? Что жили, как обычно, занимались домашними делами, заботились о собаках и о всем, что требовало их внимания, на пары ходили, а в свободное время трахались, как кролики? Не то чтобы в четырнадцать лет Лиза не знала, что такое происходит, а все-таки. Разобраться с вещами надо бы помочь и тете Лене, у которой всего больше, и которой не помешает помощь, и ужин они готовят уже втроем, дружной женской компанией, а из заварочного чайничка пахнет вишней и мятой.
