Ягыз сам не понимал, как такое происходило? Когда они были маленькими, Синана он любил больше всех в их семье, в таком не признаются, но Ягыз не привык себе лгать – так и было, из всех он больше всех любил Синана, из всех он был готов первым защитить Синана. Когда он был в Америке, он больше всего скучал по маме и Синану.
Когда это изменилось? Когда Синан перестал быть номером один в его семье для него?
Когда в его жизни появился дедушка, так ведь? Дедушка и бабушка, которые постоянно повторяли, как любят его, как ждут его, как хотят, чтобы он был рядом – и он из эгоизма и жалости к себе переключил всю свою любовь и желание защищать на них?
– О чем ты говоришь, Синан? – Спросил Ягыз, снимая рубашку и натягивая футболку.
– Я виноват перед тобой и Гекханом, – сказал Синан. – Я все время говорил, что Керем мой брат. Но это ведь неправда. Кровь все равно оказалась важнее, да? Вы с Гекханом ни за что бы так со мной не поступили. Ты не увел бы у меня любимую девушку.
О Аллах, начинается.
Ягыз присел в кресло, потирая лоб и прижимая двумя пальцами переносицу. Больше всего хотелось сказать Синану, что он прав, что это правда, что Ягыз его брат, не Керем, что не только в дедушке было дело, что не только поэтому Ягыз не вернулся в Турцию, когда отец позвал его работать в холдинге пять лет назад – потому что Керем заменил Ягыза в жизни Синана, заполнил даже больше, чем мог бы Ягыз, и что Ягыз позавидовал, да, позавидовал, расстроился, обиделся, поэтому он теперь не в Стамбуле, защищая своего брата от обид, а сидит здесь, в Орду, раздражаясь на чушь, которую брат несет.
– Не увел бы. Ты совершенно прав. Я бы ни за что и пальцем не коснулся девушки, которую ты любишь.
– Вот, я же говорил…
– Проблема в том, что и Керем этого не делал.
Синан, до того расслаблено лежавший на кровати Ягыза, подскочил, возмущенно глядя на него.
– Что? Ты что, спятил? Забыл?
– Синан, – Ягыз устало откинулся в кресле. – Перестань. Ты же не любишь Ниль.
– Как это не люблю? – Против ожидания Ягыза, Синан не заорал, он зашипел это, сузив глаза.
– С любимыми женщинами не поступают так, как ты поступал и поступаешь с Ниль, Синан. Любимым женщинам не изменяют. Любимых женщин не доводят до истерики. Любимым женщинам не предлагают подождать лет десять, пока ты не успокоишься. Ты не любишь Ниль, Синан, и никогда не любил. В тебе говорит только чувство собственничества.
– Откуда тебе знать, как поступают и не поступают с любимыми женщинами? Ты женишься на девчонке, которую за тебя выбрал дед.
Ягыз сжал зубы. Он не собирался отвлекаться сейчас, хотя очень хотелось отвлечься и сказать, что пусть первоначальный выбор сделал именно дед, но теперь…
Нет, не сейчас.
– Не веришь мне, хорошо. Не веришь в мой опыт – прекрасно. Посмотри на нашего деда. Так он обращался с нашей бабушкой? Посмотри на наших родителей. Посмотри на Гекхана. Что ты там сказал Ниль? Подождать лет до тридцати, а потом, нагулявшись, ты придешь к ней. И она, конечно, ждала бы тебя, как преданная Пенелопа, отгоняя от себя женихов.
– Я считал его братом, Ягыз, – Синан прошипел сквозь зубы. – Он знал, знал о моих планах, знал, что я хочу, и все равно потянул руки к Ниль…
– О твоих планах. Хорошо, ты считал его братом, и значит, он должен был считаться с твоими планами. Прекрасно. Спасибо, что предупредил, теперь, когда ты решил, что я опять твой брат…
– Ягыз!
– Не надо. Закончим твою мысль. Значит, так в твоем представлении устроено братство. Братья думают о твоих планах, о твоих желаниях, о твоих мечтах, и делают все так, как лучше для тебя. Замечательно. Одно небольшое но. Керем считал тебя своим братом. Почему ты не думал о его планах и желаниях? Почему на этой улице движение только в одну сторону, брат? Почему отдавать должен только он?
– Это неправда! – Синан вскипел, вскакивая с кровати. – Я дал ему много! Он жил в моем доме! Я попросил, чтоб ему отдали твою комнату, чтобы он жил рядом со мной! Я познакомил его с моими друзьями! Я водил его в места, в которые он иначе не попал бы! Его взяли в компанию только из-за меня! Он не жил бы сейчас так, как живет, если бы не мы, кто он, всего-навсего сын портовой грузчицы и крестьянина, внук рыбака!
Ягыз помертвел от шока.
– Ты… Ты ведь не говорил ему этого, брат? Скажи мне, что ты ему этого не говорил? – Когда Синан промолчал, Ягыз покачал головой. – Синан, ты же понимаешь, что этого он тебе никогда не простит?
– Какое мне дело, я его не прощу, понимаешь? И как я мог ему не сказать? Потому что он решил, что достоин Ниль? Что он может ей дать? Молочную ферму своей матери?
– Синан, – Ягыз потер виски, качая головой. – Синан, зачем, зачем тебе это, объясни? Тебе настолько было важно быть центром вселенной для них обоих, что ты решил разрушить их счастье, за то, что они решили сосредоточиться друг на друге? Ты так хочешь, чтобы они были несчастны без тебя? Чего ты теперь ждешь? Ты же понимаешь, что Ниль к тебе не вернется, и Керем тебя теперь не простит, и все не будет так как раньше?
– Плевать, – твердо ответил Синан. – Мне плевать. Пусть не будет. Но по их – тоже не будет.
– Выйди, Синан, – устало сказал Ягыз. – Я сказал выйди! – Поднял он голос, когда Синан запротестовал.
– Я думал, ты мне брат, – бросил Синан на прощание, выходя из комнаты, и Ягыз прикрыл глаза. «Твое братство имеет высокую цену, Синан». Как такое вышло, как?
Ягыз спустился в кабинет деда, крутя в руках ключи. С приездом Синана бар в доме деда закрывался под замок, а Ягызу сейчас чертовски хотелось выпить.
– Надеюсь, не для Синана наливаешь? – Раздался со спины голос, и Ягыз чуть не уронил стакан.
– Дедушка, нельзя же так подкрадываться, – Ягыз дернул плечом. – У меня чуть не случился инфаркт.
– Инфаркт будет у меня. Синан торчит у Асие и несет такое, что у меня волосы дыбом. Как твоему отцу удалось воспитать такого олуха? Это же нужно было стараться, тренироваться на ком-то, такое без усилий не получишь.
– Дедушка… – Ягыз вздохнул, отставляя стакан. Пить расхотелось. – Мне сейчас совсем не хочется обсуждать любовные драмы Синана.
– Любовная драма, – дед фыркнул. – Рассказать тебе о любовных драмах, сынок? Мой отец и отец Асие ненавидели друг друга. Один Аллах уже ведает, из-за чего они разругались, дело было в армии, но, когда мы с твоей бабушкой полюбили друг друга, нам пришлось бежать. Джихангир увозил нас тогда на своем корабле, и нам стреляли вслед. Как тебе такая любовная драма, внук? – Ягыз приоткрыл от изумления рот, ошеломленно глядя на деда. – Твой отец был помолвлен против своей воли с девчонкой, которую считал младшей сестрой, и влюбился в стамбульскую красавицу, слишком утонченную для Орду, и ради нее на тридцать лет рассорился с родителями и не видел родное море. Что насчет этой любовной драмы, Ягыз? Устроить истерику, потому что лучшие друзья посмели думать о себе, а не о его драгоценной персоне – это не любовная драма, Ягыз, это детский каприз.
Ягыз кивнул.
– Я согласен, дед.
– Посмотри на меня, сынок, – вдруг сказал дед, и Ягыз нахмурился, услышав что-то новое в его тоне. – Когда я устраивал твою помолвку, тогда, много лет назад, не только Джихангир тогда настаивал на Эдже. Я познакомился с обеими девочками, и только познакомился с тобой. Эдже была совсем крохой, но характер было видно. Она была такой тихой, спокойной, послушной, всегда готовой уступить. Я подумал, что тебе она будет идеальной женой.
Ягыз скривился. Девчонке было тогда лет десять-одиннадцать. Думать о таком было жутковато.
– А Хазан… Такая упрямая гордячка, подумал я, за словом в карман не лезет, на все имеет мнение, командует, грубит. Да мой вежливый Ягыз с ней повесится, подумал я. – Ягыз невольно рассмеялся. – А потом я увидел вас тогда в порту, как вы спорили. И оказалось, что я совсем не знаю своего внука. Внука, который подрался с первой встречной женщиной на горной дороге и оскорбил ее на глазах ее семьи…
