– Действительно, – притворно понимающе кивнула Хазан, заворачивая за угол и подъезжая к своему дому. – Симпатичные мужчина и женщина, ну какие из них могут быть жених и невеста?
– Да ладно, скажу я вам правду. Ниль в меня влюблена.
Хазан едва не выпустила руль, и только то, как Ягыз дернулся, думая перехватить ее руки, заставило ее одуматься.
– Что? – Полузадушенно спросила Хазан, с трудом заставляя себя не повернуться к стамбульскому клоуну, а смотреть на дорогу. Она свернула к обочине, остановившись у дома, и только тогда повернулась к Синану, на которого уже во все глаза смотрел Ягыз.
– Что вы так вылупились? Серьезно говорю, она давно уже на меня глаз положила. Еще с детства еще, когда мы Керема и не знали даже. И когда Керем был, она за мной бегала. Мы даже встречались недолго, но не вышло пока, я не нагулялся, а она обижалась, так что мы отложили.
– Обижалась? – Спросила Хазан, и одновременно с ней Ягыз переспросил:
– Отложили?
– Ну да, она психовала совсем как-то, машину мне расколотила, об пол билась, нервничала вечно, Керему ее постоянно приходилось таскать туда-сюда, а то она иногда совсем уж истерила. Ну мы с ней расстались потом, я объяснил, что она мой лучший друг, и что мы как-нибудь поженимся, но потом как-нибудь, годам к тридцати, тридцати пяти, когда уже вырастем. И она, и Керем это знают, так что это они просто прикалываются. Они уже давно так прикалываются, лет пять наверное, их спрашивают, встречаются они или нет, и они говорят да, а потом смеются, потому что это неправда.
Хазан посмотрела на Ягыза, а он посмотрел на нее.
У Хазан не было слов.
Вернее, нет.
У нее было много слов.
Она просто не могла представить, с какого начать.
Идиот и клоун?
Самовлюбленный нарцисс?
Слепой придурок?
Худший друг на планете Земля?
Как у тебя может быть такой брат, Ягыз?
Хорошо, что тебя отправили в Америку, Ягыз, а то тоже вот такое бы выросло?
Судя по ошалелому взгляду Ягыза, у него тоже очень вовремя пропал дар речи. Хазан могла бы поклясться, что от таких слов даже у ее мамы бы пропал дар речи.
– Синан, – только смог выдавить Ягыз. – Ты бьешь все рекорды.
Синан непонимающе уставился на них, когда в дверь выглянула мама.
– Вы чего там расселись? А ну заходите в дом? Это кто там, Синан? Пошел вон отсюда! Пошел вон, я сказала, принесла тебя нелегкая.
– Добрый вечер, госпожа Фазилет, – Синан выбрался из машины, сладко улыбаясь. – Не угостите ли меня вашим великолепным кофе?
– У меня что тут, кафе для тебя что ли? Пошел вон, Синан Эгемен, у меня две незамужние дочери в доме, не пущу я тебя, пошел вон!
– Но госпожа Фазилет… – Синан поднялся по ступеням, заговаривая маме зубы, и Хазан опять посмотрела на Ягыза.
– Я ушам своим не верю, – ошеломленно сказала она, и Ягыз покачал головой.
– Бедные ребята, – выдавил он. – Мне их так жаль. Мало им Кериме…
– Может им повезет, и до этого клоуна не дойдет, пока у них дети не родятся? – Фыркнула Хазан, и Ягыз поджал губы.
– Не забывай, что ты говоришь о моем брате.
– Он точно не приемный? – Уточнила Хазан, и Ягыз покачал головой. – Может все-таки ронял его Гекхан? Ты его спроси на всякий случай.
Ягыз помотал головой, и Хазан улыбнулась, глядя, как непослушная челка упала ему на глаза, и он стал похож на совсем юного мальчишку.
– Поехали отсюда, – попросил он. – Подальше? На берег моря? На наше место?
– Это теперь «наше место»? – Переспросила Хазан, и Ягыз кивнул.
– Да. Это будет наше место. Нам надо будет еще выбрать нашу песню, наш особенный день, наше тайное слово…
– Поехали скорее, вот наше тайное слово, – решила Хазан, поворачивая ключи и глядя на Синана, которого госпожа Фазилет пыталась спустить с лестницы.
– Едем в наше место?
– И первая песня, которая будет на радио, когда мы приедем, будет нашей песней, – решила Хазан.
Этой песней оказалась «YMCA», поэтому они передумали.
========== Часть 19 ==========
Хазан была несправедлива к его брату.
Синану не пришлось дожидаться рождения третьего ребенка Керема и Ниль, чтобы понять, что шуточка затянулась.
Ему было достаточно поймать их в одной постели в доме в деревне. Конечно, человек, обладающий логикой спросил бы, как можно поймать тех, кто не скрывался, и о чем думал Синан, когда Керем увел Ниль ночевать в дом семьи Чамкыранов в деревне, ключи от которого привезла Хазан, а не остался с ним на ферме, но… Синан об этом просто не задумался, а когда утром пошел проверять, почему до сих пор не готов его завтрак, потерял аппетит.
И двух лучших друзей.
Так утверждал теперь Синан. «Предатели». Вот что он повторял из раза в раз. Предатели. Спелись у него за спиной. Предали его.
За спиной. Конечно же, за спиной. Они как минимум две недели жили в настоящем медовом месяце у него на глазах, разве их вина, что он повернулся к ним спиной в это время?
Версию Керема Ягызу сообщила Хазан, и, если честно, от обеих версий Ягыза с души рвало. Уровень драмы зашкаливал настолько, что Озджан Дениз отплевался бы.
Безответная любовь в девушку, влюбленную в его друга, он любит Ниль, она любит Синана, Синан любит себя. Любовный треугольник. Такое бывает, разомкнутый треугольник? Потом он становится ее лучшим другом, помогает ей, утирает слезы, сочувствует, поддерживает, медленно и незаметно для себя, для нее, и главное, для Синана, влюбляет ее в себя, но они боятся признаться в своих чувствах и себе, и друг другу, и другим, притворяясь, что это просто дружба и ничего более, пока Синан наконец не придает их отношениям пинка, заявив о своих грандиозных планах на их будущее, тогда в горной деревне. По словам Керема, он тогда практически открытым текстом объявил Синану о своих чувствах к Ниль, и Ягыз считал, что ключевым здесь было слово “практически”. Ягыз не знал, что именно тогда сказал ему Керем, но Синан был уверен, что ничего о чувствах к Ниль ему тогда не сказали. Когда Синан не хотел слышать, он не понимал намеков, но Керем решил, что получил благословение от Синана и вернулся в Стамбул с намерением во всем признаться Ниль.
Само собой, вместо того, чтобы сразу, как нормальный человек, признаться, он несколько недель шатался вокруг и тихо страдал.
Нет, Ягыз не понимал таких страданий. Почему надо было все так усложнять? Почему просто не признаться, вместо того чтобы молча страдать и изводить себя и всех вокруг? Парень и девушка влюблены друг в друга годы, но вместо того, чтобы просто признаться, поговорить и пожениться уже наконец, ходят и страдают, мол, «нельзя», мол, «неположено», мол «а что подумает Синан?», «а что подумают люди?». Да кому какая разница, что подумают Синан и люди, что за бред?
Ягыз предпочитал думать, что он уж не вел бы себя так глупо, поступил бы рационально и продуманно, как нормальный, не ушибленный в голову человек. Какое счастье, что они с Хазан взрослые зрелые люди, со взрослыми зрелыми убеждениями, какое счастье, влюбиться в нормального, не ушибленного в голову человека.
Стоп.
Влюбиться?
Ягыз потер лоб. Влюбиться? Серьезно?
Да нет, не может быть.
Да нет, оговорился просто. Кажется. Может быть.
Ягыз словно в кость вцепился в это слово. «Влюбился»? Правда? Серьезно? Может ли такое быть?
– Я виноват перед тобой, Ягыз.
О Аллах, Синан, как не вовремя. Так, что он сказал?
Ягыз поднял голову, глядя на брата, стоявшего на пороге его комнаты, оперевшись рукой о косяк. Последние несколько часов, насколько знал Ягыз, Синан провел в постели, упиваясь горем и утешениями бабушки, хлопотавшей над ним. Теперь, по-видимому, пришел за утешением к нему.
Ягыз кивнул брату, и Синан вошел в комнату, драматично падая на кровать Ягыза. Ягыз, на кровати которого лежали брюки и футболка, в которые он собирался переодеться, тяжело вздохнул, разворачиваясь к шкафу. Страдания брата не производили на него впечатления.
