Кто бы мог подумать, что она снова наткнется на этого человека.
Ей было стыдно. Ей действительно было стыдно. Ей надо было пойти тогда и извиниться, наверное. Но… Не было времени, Синан пропал, нужно было разбираться с потерей мардинского контракта, все как-то закрутилось, а потом Эдже сообщила, что тренер уволился из клуба сам – до этого отменив все занятия Эдже, в чем Эдже, конечно же, обвинила Хазан, а не саму себя.
Хазан решила, что на следующий день вызовет господина Йылдыза к себе в кабинет, принесет извинения, и на этом дело будет кончено.
Да, понятно, что он был обижен, она тогда наговорила ему много грубых слов, но он и сам должен бы понять – она беспокоилась о сестре, а тут какой-то взрослый мужик, неужели сам не понимает, как это выглядело? Уж точно не стоило из-за этого постоянно расстреливать ее взглядом.
Хазан подняла скомканную купюру и бросила ее в ящик стола, не разворачивая. Почему-то в голове всплыли его слова: «Я навечно помню каждое произнесенное при мне слово».
========== Часть 4 ==========
– Почему ты просто не переедешь из особняка, как сделали твои брат и сестра, раз тебя там все так бесит? – Спросил Мехмет, и Синан фыркнул.
– Вот уж нет, – он пыхнул сигаретным дымом, глядя в растрескавшийся потолок. – Я не доставлю им такого удовольствия.
Мехмет не стал переспрашивать, он знал о каких «их» идет речь. И он не стал опять уговаривать, что родители любят Синана – понял уже, что это бессмысленно и неправда.
– А почему ты не переедешь? – Спросил Синан. – Ты меня извини, но это место просто кошмар. – Синан окинул взглядом бедную обстановку. – А у тебя уже достаточно денег, чтобы снять нормальную квартиру.
– Это дом моей мамы, – ответил Мехмет после короткой паузы. – Пока я живу здесь, я… Это значит, что я жду, что она вернется. Я еще надеюсь, что она вернется.
Синан не стал говорить, что Мехмет зря надеется. Что раз она не вернулась за столько лет, то никогда уже не вернется. Он знал, что Мехмет и сам отлично это знал.
Он знал, что его родители отлично все сами знали, знали, что Ягыз никогда не вернется.
– Она была против, знаешь, – сказал Мехмет, выдыхая дым. – Против того, чтобы я шел в армию. Она… Она боялась за меня.
– Мой отец хотел отправить меня в армию, – ответил Синан, усмехнувшись. – В военное училище, когда я был совсем пацаном, представляешь? Передумал только из-за Гекхана. Гекхан устроил такой скандал, они с отцом чуть не подрались тогда. Блин, я так любил в тот день своего брата.
– Почему бы тебе ему не позвонить? – Спросил Мехмет. – Сколько ты их уже не видел? Почти полгода?
– Да пошли они к черту, – выругался Синан. – Они мой номер знают, могли бы и сами позвонить.
Пошли они все к черту. Мать с отцом со своими страданиями по Ягызу. Селин с Гекханом с их счастливыми деньками.
Синан следил за Селин в инстаграме, из-под фальшивого аккаунта. Почти на каждой второй публикации был «дорогой и любимый брат», недавно появились «драгоценная Джемиле» и «прелестная Омрюм». Синан не стал говорить Хазан, что Гекхан помолвлен с бывшей женой ее дяди. Откуда ему было узнать? Брат ему не звонил, не говорил, ни ему, ни родителям. Строил свою собственную счастливую семью, полностью вырезав из нее и родителей, и младшего брата.
Они не позвали его с собой, а бросили там.
Пошли они к черту.
Телефон пискнул, и Синан проверил сообщение. Писала Хазан.
– Хазан говорит, что встреча с голландцами перенесена на четверг.
– Я так и знал, – Мехмет фыркнул, и Синан подобрался.
– Перестань.
– Что перестать?
– Радоваться ее неудачам. В конце концов, она моя начальница, и от ее удач зависит мое будущее.
– Да пошла она к черту, – резко ответил Мехмет, и Синан покачал головой.
– Брат, серьезно, почему ты так ее ненавидишь, а? Она же извинилась, объяснила все.
– Она просто мне не нравится, – ответил Мехмет, затягиваясь сигаретой. – Она просто мне очень не нравится.
Синан хотел ответить, но увидел, как шевелятся руки Мехмета, и замолчал. Стоп-сигналы, так это называла Севда. Он делал это, когда начинал ярко вспоминать что-то плохое, и тогда он буквально выкручивал себе руки, чтобы не дать себе вспоминать.
Он никогда не рассказывал Синану, что именно случилось в Сирии, что именно он не дает себе вспоминать. Синан был уверен, что отец знает, но отца не хотел спрашивать уже он.
Синан совсем не помнил дня рождения Селин и что тогда случилось.
Он проснулся на следующий день, избитый, разбитый, больной, встреченный недовольством отца и слезами матери, равнодушно выслушал упреки, равнодушно узнал об отъезде брата и сестры, равнодушно позволил осмотреть себя врачу, равнодушно отключил телефон, равнодушно закрылся с головой одеялом.
Через несколько дней отец привел Мехмета Йылдыза, и Синан послал его к такой-то матери. Отец ушел, а Мехмет остался. Он выслушал все, что Синан о нем, о Мехмете, думает, поднял его, затащил в душ и посадил под горячую воду, выслушал еще поток мата, они немного подрались, а потом Мехмет собрал его вещи и увез его в Агву, где у родителей был дом, дом, в котором Синан мог вдоволь покричать во все горло, разбивая все, что попадется под руку, выговариваясь человеку, который слушал его, не отмахиваясь от него, не ругая его в ответ.
Это все еще не прошло. Иногда – очень часто – Синана все еще тянуло к бутылке, тянуло в клуб, где громкой музыкой можно было заглушить мысли, роящиеся в голове, в общество женщин, которые своими нежными прикосновениями могли вышвырнуть эти мысли подальше, тянуло сесть за руль и гнать со скоростью сто пятьдесят, и в такие моменты Мехмет хватал его в охапку и увозил – вел на ринг, чтобы выплеснуть злость в ударах, потом на берег Босфора, в лес, в Большой Базар, куда-нибудь, где можно было отвлечься, опомниться, успокоиться.
– Фу, как накурено, как тебе не стыдно, Мехмет? – Севда, вошедшая в комнату, с отвращением закашлялась, и Мехмет с виноватой улыбкой загасил окурок в пепельнице.
– Здравствуй, сестренка, – он поцеловал соседку в щеку, а Синан помахал ей рукой.
– Добрый вечер, красавица, – хмыкнул он, и Севда закатила глаза. Чары Синана совершенно не действовали на серьезную милую девушку – она была безнадежно влюблена в парня, который называл ее сестренкой, считал ее сестренкой.
Девчонка училась на психолога, и в лице Мехмета с Синаном обрела настоящий клад, если бы могла их разговорить. Она иногда задавала вопросы, на которые сам Синан хотел бы знать ответы, но отвечать не собирался, во-первых, просто не знал, что на это сказать, а во-вторых, не хотел и все тут. Именно она объяснила как-то Синану, почему Мехмет так отчаянно не хочет вспоминать – эйдетическая память – это не просто картинки и слова, он вспоминает эмоции, которые тогда испытывал, а эмоции эти обычно были отвратительными.
Если учесть, что в одном из таких воспоминаний присутствовала чья-то отрубленная голова, о которой Мехмет как-то вскользь проговорился… Синан перестал завидовать этой удивительной способности – не забывать. Сам Синан, казалось, многое забыл, а кое-чего, наверное, никогда и не переживал, чтобы забыть – например, любовь своих родителей.
Он смутно помнил, что брат когда-то любил его, но уже сомневался, что это было правдой.
Брат любил только Селин, а родители любили только проклятого Ягыза.
Синана же не любил никто, кроме него самого.
– Как тетя Кериме, Мехмет? – Спросила Севда. – Ты ведь собирался к ней сегодня?
– Опять меня не узнала, – Мехмет пожал плечами, лежа на диване. – Такое случается все чаще. Опять говорила обо мне так, будто я уже давно мертв. Странные вещи выкидывает повреждённый разум, – он покачал головой, – то она говорит, будто я умер еще ребенком, то вдруг вспоминает, что я жив, и кричит, что никому меня не отдаст, то вдруг просит за что-то прощения. – Он улыбнулся. – По крайней мере, она всегда говорит, что очень меня любит, даже когда не понимает, что я сижу перед ней.
