Вел себя так, словно чувствовал себя хозяином ситуации, пусть и выглядел слугой.

– Парень… Ты обманул меня, так? Я впустил тебя в свой дом, в свою семью, потому что мне была нужна помощь, а ты воспользовался этим для своей выгоды? Задурил голову моим сыновьям, моей названной дочери. Так получается, сынок? – Хазым сам до конца не верил в эти слова. Не потому, что так уж питал иллюзии относительно честности Мехмета Йылдыза – он не до конца верил в легковерность Гекхана, и совсем не верил в легкомыслие Хазан. Он просто не понимал, как такое могло случиться.

– Господин Хазым, – Мехмет вздохнул. – Я сам не понимаю, как это все случилось. За последние несколько месяцев столько всего изменилось. Я признаюсь вам, я сам не понимаю, что я здесь делаю. Это не мое место, это не мой мир, я не знаю, что здесь делать. Ваши сыновья и Хазан верят в меня больше, чем я в себя, я признаю это. Они послали меня следить за господином Чамкыраном, потому что… Потому что я наблюдателен, и у меня хорошая память. С той же пользой они могли отправить Эрдала или вашего господина Рызу. Но они, – он пожал плечами. – Выбрали меня.

Хазым молчал, глядя на него и с удовольствием отметил, как парень заерзал под его взглядом.

– Я не знаю, что о тебе думать, сынок. Я просто не знаю, что о тебе думать. Иногда я верю тебе. А иногда мне кажется, что ты самый наглый лжец на земле.

– Я никогда не давал вам повода думать, что я лгу, господин Хазым, – натянуто ровным тоном ответил Мехмет, и Хазым кивнул, поджимая губы.

– Так и выглядит. Ни разу не давал мне повода.

В дверь постучали, и уже по одному стуку было понятно, кто там.

– Входи, Кудрет.

Кудрет вошел в кабинет, кивнув Хазыму, присел, повернулся к Мехмету.

– В моем кабинете кто-то насрал на рабочий стол, – сказал он по-английски совершенно будничным тоном, и Хазым вздрогнул, услышав это, но Кудрет смотрел только на Мехмета, который сидел, непонимающе глядя на Кудрета, ничем не выдав, что удивился странным словам. Кудрет повернулся к Хазыму, чуть улыбаясь и продолжил по-английски. – Малец, с которой из этих девок в приемной ты собираешься замутить, они там все по тебе уже слюни пускают, по такому красавчику? – Мехмет не отвечал, вежливо глядя на Хазыма, и Кудрет улыбнулся.

– Да, ты прав, – ответил Хазым. Он понимал английский лучше, чем говорил, но этого будет достаточно, подумал он.

Кудрет опять повернулся к Мехмету, протягивая ему папку.

– Если ты думаешь, что будешь тут сидеть под дверью моего кабинета и пялиться на мою жопу, думая, что имеешь хоть какой-то шанс меня хоть как-то остановить, – сказал он, теперь по-турецки, – то сильно ошибаешься, сынок. Моя племянница платит тебе приличные бабки, и ты их будешь отрабатывать. Организуй мне встречу со всеми стейкхолдерами, профасилитируешь митинг, согласуешь со мной адженду заранее, дек презентации подготовит Озге, скоординируешь с ней.

Хазым спрятал усмешку под ладонью, которой прикрыл подбородок.

***

Когда раздался стук в дверь, Синан нехотя поплелся открывать – Севда возилась на кухне, а Мехмет плескался в душе после тяжелого рабочего дня. Это оказалась Хазан, как он и думал – потому что это он Хазан к ним вызвал.

– Где папка? – Спросила она, не здороваясь, и прошла в дом. Синан повел ее в гостиную, знакомя ее по дороге с изумленной Севдой, и Хазан сразу же схватилась за документы, игнорируя все вокруг нее.

– Ты уже изучил бумаги, Синан? – Раздался голос Мехмета, и хозяин дома вышел к нему, утирая волосы полотенцем, в одних пижамных брюках. Увидев Хазан, он застыл, так и держа у головы полотенце. Хазан подняла голову, и у нее округлились глаза, на лице был нарисован ужас, и Синан не сразу понял, что именно ее так потрясло.

Он уже успел привыкнуть, подумал он, и забыл, как жутко выглядят эти шрамы на теле Мехмета. Мехмет прикрылся полотенцем, отступая на шаг, скрываясь за дверью, Синан знал, что его друг чувствовал неловкость и стеснение. Мехмет не гордился своими боевыми ранами, он стыдился их, они напоминали не о геройстве, сказал он однажды Синану, когда тот пошутил, что мужчину шрамы украшают – они напоминают о его провале.

Хазан потрясла головой, словно пытаясь прийти в себя, и Синан попытался отвлечь ее.

– Это очень хорошая сделка, мне кажется. Если Кудрет ее провернет, холдинг ожидает большой куш.

– Потому-то дядя и отдал ее Мехмету, – быстро ответила Хазан, опять начиная проглядывать документы. – Он знал, что первым делом он понесет эти документы нам.

– Значит, он готовит что-то еще, – раздался голос Мехмета, вошедшего в комнату, на этот раз полностью одетым, но все еще с мокрыми волосами. – Он точно намерен что-то скрывать. Твой отец хорошо говорит по-английски? – Спросил он Синана, и Синан пожал плечами.

– Как-то говорит, не знаю, насколько. Такси заказать и в ресторане поужинать может. Я не могу, я французский учил.

– Знаем мы твой французский, – фыркнула Хазан. – При чем тут английский, Мехмет?

– Я не говорю, – ответил Мехмет. – И он это знает. Он проверял меня. Сказал что-то при мне по-английски, я не знаю, что, но твой отец чуть не подпрыгнул, когда это услышал, а я не успел отреагировать.

– Ты сможешь повторить то, что он сказал? – С интересом спросила Хазан, и Мехмет нахмурился, глядя на нее.

– Я почти не говорю по-английски…

– Но у тебя же такая память, ты ведь сам говорил, что помнишь все, что было при тебе произнесено. Сможешь повторить его слова?

– Я… – Он поднял и опустил руки. У двери стояла Севда с подносом кофе, глядя на них с любопытством, и Мехмет беспомощно посмотрел на нее. – Я не знаю. – Он закрыл глаза, вздохнул, открыл снова, и сказал вслух какую-то белиберду. Севда непонимающе посмотрела на Синана, а Хазан расхохоталась.

– Он сказал, что кто-то насрал на стол в его кабинете. Да, теперь он точно уверен, что ты не знаешь языка.

– Я вспомнил только потому, что это было сегодня, Хазан. Я сейчас пытаюсь вспомнить, как говорили при мне на другом языке, но…

– Потому что ты, как нормальный человек, воспринимаешь язык на понятийном уровне, – сказала Севда, с деловитым видом ставя кофе на стол и присаживаясь рядом с Мехметом. – Ты не диктофон, а воспоминания, даже такие яркие как у тебя, мутнеют, они окрашиваются твоими эмоциями, ощущениями, со временем даже у тебя они становятся ложными.

– Сколько времени тебе понадобилось, чтобы выучить арабский? – Спросила Хазан, и Мехмет нахмурился.

– Я не учил специально, кроме краткого вводного курса в армии, но в основном слушая ребят…

– Сколько тебе понадобилось, чтобы начинать четко понимать?

– Три-четыре месяца, – Мехмет признался в этом так, словно это было какое-то постыдное достижение, но Синан фыркнул, а Хазан недовольно посмотрела на него.

– Почему ты не учил английский раньше?

Этого хватило, чтобы Мехмет завелся, Синан это видел – забегали желваки, дернулись руки, глаза подернулись дымкой. Это называлось, «господин Мехмет изволит гневаться». Обычно такое наблюдалось именно в присутствии Хазан.

Синана это дико достало.

– Если ты не в курсе, маленькая госпожа, – ядовито начал Мехмет, – у меня не было на учебу ни времени, ни средств. Не всем оплачивает жизнь богатый папаша, кое-кому приходится самому пахать себе на хлеб.

– Если ты опять начнешь свою коммунистическую пропаганду, иди с ней на Таксим, – холодно ответила Хазан.

– Брейк! – Синан вскинул руки, прежде чем разногласие переросло в полновесный скандал. – Пейте кофе, пока не остыл, зря что ли Севда старалась? Пейте, я сказал! – Прикрикнул он на Хазан, когда та раздраженно открыла рот. – Займите чем-нибудь свои рты, пока не наболтали лишнего! Севда, посмотри, с чем мне приходится иметь дело. Аллах-Аллах, чем я заслужил такое?

– Ты правда думаешь, что мне нечего перечислить… – начала Хазан, и Синан ткнул ей в рот печенье, вызвав возмущенный вопль под заливистый хохот Севды.

– Короче, Мехмет, тебе придется учить английский. Кудрет думает, что ты не знаешь, а ты у нас гений, выучишь за пару недель.