И именно в тот миг корабль с жутким скрежетом раскололся надвое; из-за пожара он треснул до самого киля. Целый мир будто распался пополам, а твоя мама швырнула коробку через расщелину, над бурлящей водой. Я кинулся за тобой. Коробка опустилась на гребень волны, и я бросился в океан. Когда я вынырнул, половина корабля исчезла. Я выбрался на оставшиеся обломки. Ты каким-то чудом осталась жива, хоть была очень мокрой и ёрзала в своей шляпной коробке.
Всю ночь я искал выживших. Но на рассвете понял, что твоей мамы больше нет. Всей команды нет. Мы с тобой остались вдвоём, застряли на полупотопленном корабле, на многие мили окружённые пустым океаном.
Двенадцать дней спустя нас подобрала проходящая мимо португальская каравелла, и в конце концов я вернулся в Лондон с тобой – величайшим сокровищем из всех, что я когда-либо привозил домой».
Её отец всегда носил на шее ракушку на цепочке. Внутри ракушки была крошечная картина, не больше глаза Корделии, – портрет её матери. Девочка могла часами вглядываться в этот портрет, в гладкую мамину кожу, венец тёмных волос и добрые улыбчивые глаза. Это совершенно завораживало её.
«Ты выглядишь в точности как она, крошка Шляпник, – всегда говорил отец с полным любви взглядом. – Она подарила тебе свои красоту и ум».
Когда отец говорил так, Корделия улыбалась ему и спрашивала: «А что ты подарил мне, отец?»
Тогда он расплывался в ответной улыбке и говорил: «Дары Шляпника. Свободу в голове и магию на кончиках пальцев!»
– Ты не только сильная девочка, но ещё и смелая. – Хриплый голос пратётушки Петронеллы вырвал Корделию из мыслей.
Девочка моргнула. Пратётушка смотрела на неё с гордостью и печалью.
– Он не умер, – твёрдо сказала ей Корделия. – Он вернётся. Я послала к нему Агату.
Пратётушка поцеловала её в лоб и дала солнечно-сахарную тянучку из жестяной банки.
– Корделия! Мне нужна твоя помощь в мастерской! – позвала тётушка Ариадна.
Глава 4
Корделия, сколько себя помнила, всегда помогала родным в их ремесле. Ещё не научившись ходить, она ползала между дубовыми скамейками в мастерской, нося во рту ленты и кружева. Если они оказывались слегка подмокшими, дядя терпеливо высушивал их над камином, а потом уже пришивал на свои творения.
Когда Корделия начала ходить, она ковыляла по Отделочной Комнате, осторожно держа над головой перья для шляп. Вразвалочку она бродила между струями пара от тётиных шляпных болванок и завихрениями кристального света из Алхимического Кабинета.
Первые слова, которые она выучила, были написаны колючими рунами в шепчущих книгах из Библиотеки. Она подружилась с пышными растениями, цветущими в оранжерее на крыше, познакомилась со звёздами, глядя на них в пратётушкин телескоп, и дала имена всем Поисковым Голубям.
Она укутывала Лунный Кактус в шерстяной шарф, когда выпадал снег, а летом остужала веером Везувианский Камень, чтобы он перестал сочиться лавой на пратётушкин стол. Она знала кустарники, которые ведут себя грубо, если только не поговорить с ними вежливо, и была единственной, кто мог убедить Тиморский Папоротник дать новый побег, шепча ему добрые слова.
Сколько поколений Шляпников жили в этом доме – никто и вспомнить не мог. Магия ингредиентов, которые они привозили из путешествий по миру, просочилась в каждую частичку дерева и в ветхие от времени камни. Сморщенное стекло древних окон, стены и даже колпаки на дымовой трубе топорщились и подрагивали от своей собственной своеобразной магии.
Иногда эта магия весьма раздражала. Например, если наступить на каминный коврик в мастерской в неправильном месте, он специально делал так, чтобы вы запнулись. Одна из половых досок очень боялась щекотки и норовила дёрнуться, если по ней пройтись. Дядюшку Тибериуса частенько выводил из себя шкаф, где хранились невидимые предметы. Дверца этого шкафа постепенно теряла очертания – став сначала малоприметной, потом туманной, а затем совершенно невидимой. Но когда дядюшка не мог её отыскать, Корделия точно знала, как именно нужно прищуриться, глядя на стену, чтобы заметить ручку.
Но хоть девочка и оказывалась весьма полезной по дому, творить шляпы самой ей не разрешали.
«Ингредиенты непредсказуемы, – частенько предупреждала её тётушка. – Они могут быть чрезвычайно опасны, если использовать их неправильно. А некоторые ингредиенты не стоит использовать вообще никогда».
Запретные ингредиенты были спрятаны в Зловещем Секретере – железном шкафу, стоящем в мастерской. Корделию вечно отсылали из комнаты, когда его открывали. Её всегда очень интересовали скрытые в нём злокозненные сокровища, но ей никогда не удавалось взглянуть хоть на что-нибудь и одним глазком. Всё собранное во время экспедиций и сочтённое слишком опасным запиралось в его железных стенах, а ключ от Зловещего Секретера постоянно висел на поясе у тётушки Ариадны.
Корделия, сколько себя помнила, всегда помогала родным в их ремесле
На дверцах секретера был начертан девиз Шляпников на латыни:
NOLI NOCERE
Это означало «Не навреди» и было важнейшим принципом в сотворении шляп.
Корделия как-то слышала, как Просперо и дядюшка Тибериус взвешивают один ус Саблетигра. Она прижималась ухом к замочной скважине Шляповзвешивательной Комнаты, когда услышала дядин вздох: «Он куда тяжелее моей самой большой меры Зловещести, Просперо! Придётся отправить его в Зловещий Секретер».
Так что они открыли Зловещий Секретер и заперли ус в нём.
Корделия даже как-то слышала, что в секретере хранится Грай-камень, но об этом она спрашивать не осмеливалась. Зато она несколько раз пыталась поторговаться с тётушкой касательно Шляпотворчества в целом.
«Я не стану творить плохую шляпу! – убеждала она, сделав ужасно большие и честные глаза. – Я сотворю очень милую шляпу. Абсолютно безобидную».
«Ты ещё маленькая, Корделия, – неизменно отвечала ей тётя. – Тебе нужно ещё много узнать, прежде чем даже подумать о том, чтобы сотворить первую шляпу».
Но Корделия ещё как думала о сотворении первой шляпы. Она мечтала обернуть яркий отрез фетра вокруг шляпной болванки, украсить его лентами, и перьями, и драгоценностями, и витыми веточками, расшить жемчужинами и усыпать пуговками, и ракушками, и цветами, и…
«Это совершенно исключено», – был вечный тётин ответ, закрывающий тему.
Корделию такие слова совсем не радовали.
У тётушки Ариадны была золотая шляпная булавка, украшенная изумрудом размером с ягоду крыжовника. Тётя решительным жестом втыкала её себе в волосы, прежде чем закатать рукава и начать новую шляпу. В булавке таилась сила, которая делала её превосходным и чудесным Шляпником.
У дядюшки Тибериуса была изящная серебряная шляпная булавка, которую он хранил воткнутой в нагрудный карман. Пратётушка Петронелла свою булавку с красным сверкающим камушком вонзала в пучок на голове. Шляпная булавка Просперо была выстрогана из ветви Корабельного дерева, а носил он её на своей капитанской шляпе.
Каждый день рождения Корделия надеялась, что и ей подарят шляпную булавку, которая превратит её в Шляпника. Будь у неё булавка – она наконец смогла бы приступить к работе, ведь руки так и чесались начать. Но она знала, что ей, как и всем Шляпникам до неё, будет разрешено сотворить свою первую шляпу лишь в день её шестнадцатилетия.
У Корделии было чувство, будто ждать этого ещё как минимум несколько жизней.
На одиннадцатый день рождения ей в качестве особого подарка разрешили обмахнуть жёсткой барсучьей кисточкой только что сформованные шляпы, чтобы они засияли.
– Когда тебе будет двенадцать, крошка Шляпник, ты приступишь к изучению могущественных ингредиентов, которыми мы отделываем шляпы. Начнём с перьев, – пообещал Просперо. – В перьях очень много магии и характера.
