– Я же сказала, что думала – стая справится. Но Бестия перебила шестнадцать вурдалаков… – с пустым взглядом, обращенным к стене, графиня Офуртская подтянула на икрах собравшиеся в гармошку чулки. – Я знаю, что это была напрасная жертва, но что мне еще предпринять, Горрон? Реликт знает, где стоит город, полный людей. И если в начале сезона Граго чудовище еще удавалось отвлечь парой-тройкой вурдалаков, то теперь, по весне, он голоден и озлоблен… Я… Ах, впрочем, это не важно! – Йева закончила речь уже с неприкрытым раздражением.

Герцог поднял в негодовании бровь. Ленивым движением он перекатился по темной простыне, заляпанной кровью, и сел на край широкой деревянной постели – бывшего ложа Райгара Хейм Вайра. Горрон де Донталь дождался, когда Йева наденет любимое шерстяное платье и приколет к груди серебряную брошь с вороном. Он взглянул на девушку выжидающе и хитро стрельнул глазами в сторону стула, на котором лежали его вещи. Уже привыкшая к прихотям Горрона, который поначалу казался девушке куда более интеллигентным, Йева взяла халат и надела его на мужчину.

В бордовом халате с символами золотого дуба, расшитого нитями, он потянулся и замахал руками, разминаясь.

– Интересно, а будь на моем месте Юлиан, как бы ты тогда себя вела с ним, а, Йева? – голубые глаза герцога вцепились в молодую девушку.

– Юлиан даже не взглянул бы на меня, – покачала головой Йефа фон де Тастемара. – После всего того, что произошло…

– Вопрос был о тебе, Йева, а не о Юлиане, – рассмеялся Горрон, а затем задумался. – А ведь тридцать лет прошло. Ему уже более полусотни зим.

– Да, он, вероятно, поменялся уже.

Йева подошла к узкому и длинному окну и с трудом втиснула локти на каменный подоконник, посмотрела на снующий слева и внизу город и белеющие вдали горы Астернот. В лицо ей бросался рычащий ветер, и, прищурившись от северных порывов, девушка тут же отошла с той мыслью, что надо бы завесить чертово окно шерстяными гобеленами. А с другой стороны, тогда ее комната лишится и этого единственного животворящего пучка света, погрязнув во мраке.

– Думаю, что Мариэльд окончила его шлифовку, если можно так выразиться… Хм… хм… Как же быстро пролетают годы… Три десятилетия! Да, я скоро покину тебя, Йева.

– Вы поедете в Ноэль, Горрон?

– Да! – очень живой и активный герцог погладил ладони. – А потом через Йефасу, после суда Ярвена Хиамского, попаду в Брасо-Дэнто и зимой вернусь сюда.

Йева невольно вздрогнула. Ей было тоскливо и одиноко здесь, в мрачном Офуртском замке. Без отца, без брата, и лишь деятельный Горрон своей энергичностью заставлял Йеву шевелиться. Как бы она сама хотела поехать в Ноэль, увидеться с Уильямом, который сменил имя на Юлиана, а затем навестить отца. Нечастая деловая переписка с графом фон де Тастемара лишь нагоняла уныние. Филипп не привык к теплому общению через письма, а потому от посланий из Брасо-Дэнто всегда сквозило могильным холодом и официальностью.

“Перед праздником Аарда мы опрокинули войско графа фон де Ларгоона у границ Стоохса. Восемью эскадронами был проведен обходной маневр в тыл противника. Потери составили порядка двух сотен коней с нашей стороны и двух тысяч пеших со стороны Стоохса. Летом, 56 дня Самама, противник повторил попытку атаки на Амм, но снова потерпел поражение из-за череды тактических ошибок. До следующей весны война остановлена. Урожай за текущий год превысил показатели за прошлые сезоны в 1,3 раза. Под Феррантом были разработаны новые рудники...” – это напоминало скорее отчеты военачальника и управителя, нежели ласковые письма отца.

– Что же мне делать с Бестией в Ваше отсутствие, Горрон?

– Ну… Кто ж знал, что эта тварь, разбуженная нашим Юлианом, залечивает любые раны. Води ее пока по лесам, отвлекай внимание и не пускай к Дорвурду и тракту. Но не позволяй вурдалакам умирать! За время твоего правления эти бедняги стали близки к исчезновению, как никогда.

С явно различимым сарказмом в голосе Горрон снова плюхнулся на постель и почесал небольшой живот через края халата, запустив под них руку.

– Передай Роллану, чтобы подготовил коней. Со мной поедут Баннил и Демиар, больше никого не нужно. И чтоб лучшие платья положил! Ноэль – это вам не Офурт, там нужно одеваться красиво.

Йева сложила на груди руки, оперлась о пахнущий плесенью шкаф и с легким осуждением посмотрела на герцога. Она молчала и старалась возвать Горрона к совести укоряющим взглядом. Но тот, будучи вампиром абсолютно бессовестным, лишь широко улыбнулся.

– И я очень надеюсь, что меня и моих слуг по дороге не загрызут вурдалаки, – с хохотом добавил черноволосый мужчина.

От этих слов девушка поджала губы и покинула спальню, в которой уже долгие десятилетия жил и бывший герцог, считая ее скорее своей, нежели графини Офуртской. Порой Йеве даже казалось, что не она правит и управляет Офуртом, а Горрон. Вокруг любвеобильного родственника Филиппа постоянно вились толпы глупо хихикающих служанок, раздражавших Йеву кокетливыми ужимками. Не раз и не два женщина обнаруживала на своей половине кровати чужие женские волосы, на что Горрон лишь ласково улыбался и разводил руками, мол, что с него взять? Графиня уж было приловчилась втихую отсылать любовниц назад в город, но на смену старым, к радости герцога и с его подачи, приходили новые. Да что уж там женщины… Даже костюмов у Горрона де Донталя было намного больше, чем у графини.

Йева спустилась по витой узкой лестнице вниз и раздала указания, кутаясь в пышную шаль. Донжон Офурта казался совсем крохотным по сравнению с Брасо-Дэнто: всего в два этажа, из плохонького камня, да еще и без каминов в большей части помещений. Он был сырым, вечно подтекал, его постоянно прохватывало злыми ветрами, и даже вампиры, населявшие замок, казались мрачными и холодными.

Здесь не было ни южных расписных ковров, ни темного теплого дерева, ни больших окон на верхних этажах замка – лишь узенькие бойницы. Йева часто вспоминала, с какой любовью граф Филипп садился в мягкое кресло, деловито протирал платком стол и принимался за работу. В ее памяти часто всплывали его ласковые отцовские объятия и поцелуй в лоб или нос, от которого Йева почему-то морщилась, хотя сейчас бы она отдала что угодно, лишь бы просто обнять Белого Ворона.

Но ему было не до посещений дочери в последние десять лет, как и Йева не могла покинуть замок, чувствуя ответственность перед отцом. У Филиппа фон де Тастемара возникли серьезные проблемы со Стоохсом и Глеофом одновременно.

В 2138 году по общему летоисчислению пала Великая Флоасия. Большой Глеоф захватил столицу – Ламойтет, и короля Флоасии, Эдварда Жестокого, в назидание подвесили на стене крепости. С того дня Глеофский король Авгусс самопровозгласил себя императором, а королевство Большой Глеоф – империей. От заявления разом вздрогнули все соседи Глеофа: Дриад, Летардия, Бофраит и Солраг.

Тогда же Филипп понял, что следующим, возможно, настанет очередь Солрага. Глеоф молчал и выжидал, а все пограничные города Вороньих земель планомерно укреплялись, предчувствуя скорую войну. Сам же граф фон де Тастемара, став по сути королем независимых Солрага и Офурта, начал стремительно наращивать регулярную армию. В замке он теперь бывал только холодными зимами, а остальное же время проводил в обучении войск, тренировках и у границ.

А двумя годами позже, в 2140 году, произошло то, что должно было произойти. Йева часто возвращалась воспоминаниями в тот промозглый вечер, когда погода смогла переплести в одно целое моросящий дождь и сырой колышущийся вокруг замка туман. Тогда Горрон де Донталь сидел перед большим камином в нижнем зале и с искрящимися от смеха глазами рассказывал какой-то особо пошлый анекдот, заставляя содрогаться от хохота весь донжон. После короткого стука в просевшую под вечными напорами ветра дверь слуга сообщил, что от Филиппа прибыло срочное известие.