– Постой-постой, а чего это ты решил, что мужик этот приезжий? – спросил Кулешов, вытирая тыльной стороной руки пивную пену с губ.

– Так тут почти все на улице приезжие, если внимательно приглядеться. Москвичам–то, что тут делать? Ну, а у этого мужика плащ на руке висел, такой стеганный, блестящий, темно-зеленый, кажется. А погода, видишь, уже дней пять как жарит.

– Допивай пиво, идем, быстро, – голос Кулешова резанул сталью.

– Куда идти–то? – выпучил глаза Костя.

– К твоему торговому месту, куда же еще? А ты что подумал? В тюрьму тебе рано еще. Кулешов резко поднялся и, не оглядываясь, пошел к пустым стеллажам.

3

Наконец объявили регистрацию на киевский рейс. К стойке номер 17 стали подтягиваться пассажиры. Доставали билеты, вкладывали их в паспорта, оглядывали свой багаж и становились в медленно образовывающуюся очередь.

Роза Львовна с Изей и Ромочкой оказались у 5 секции, и теперь им предстояло еще раз проделать фокус с переброской своего багажа. Рома, до этого ни разу не летавший самолетом, как-то приосанился и принял особое выражение лица, которое, очевидно, по его мнению, должно было выражать важность события, а на самом деле показывало обычный детский испуг, смешанный с любопытством.

– Бабушка, а ты выключила дома утюг? – спросил он невинным голосом, когда Роза Львовна наклонилась за сумкой с продуктами.

Замерев в таком наклоненном положении и широко раскрыв глаза, Роза пыталась понять смысл вопроса, и в голове у нее пронесся вихрь возможных вариантов ответов и последствий оставленного включенным утюга.

– Не бери в голову глупости, Розочка, – пришел на выручку Изя. Я, когда мы выходили, перекрыл газ и выкрутил пробки, – довольно произнес он. Услышав эту новость, Роза тихо опустилась на пол.

– Боже мой, Израэль, что ты натворил! Ведь у меня в холодильнике замороженный судак, который передал мне из Таганрога знакомый проводник поезда, и три килограмма селедки. Мы ведь едем всего на одну неделю.

Рома, подхватив клетку со взъерошенным, недовольным попугаем, побежал по направлению к стойке регистрации. Изя, виновато опустив голову, пытался найти выход из затруднительного положения.

– Давай позвоним твоей соседке, Ниночке, она перелезет через балкон в твою квартиру, – нашелся Изя. Ведь она уже делала это в прошлом году, когда ты думала, что потеряла ключ, а он потом нашелся. Не будем, правда, вспоминать, где.

– Да??? И целую неделю твоя Ниночка будет смотреть мой телевизор и обсуждать на скамейке возле подъезда мой гардероб. Нет, лучше пусть гибнет судак, чем моя безупречная репутация.

Весь этот диалог был произнесен далеко не шепотом и вызвал взрыв смеха у наблюдавших за этой сценой пассажиров.

Улыбаясь в унисон окружающим, отложив прочитанную газету на скамью и подхватив с полу свою сумку, мужчина в сером пиджаке встал и пошел к стойке с таким расчетом, чтобы оказаться в очереди впереди этой эксцентричной троицы.

Наступал момент проверки многолетней работы сверхсекретной и глубоко законспирированной лаборатории в Северной Ирландии и момент проверки эффективности четырехлетней тренировки по выживанию в любых критических ситуациях. Это была первая акция в России, и он не знал, что Организация, боясь провала, страховала его и в аэропорту, и в Столешниковом переулке.

Молоденькая девушка, заполнявшая полетную ведомость на пассажиров рейса, отрывая корешок билета и сверяя паспортные данные, даже не взглянула на него, потому, что позади раздался крик, детский визг и плач. Рома, взяв билеты, чтобы к умилению бабушки, «как взрослый», подать их контролеру, нечаянно склеил их жвачкой и просунул в клетку попугая. Держась за ухо, он вопил изо всей мочи и, пытаясь вырваться из цепких дедушкиных рук, бил ботиночком по сухим старческим щиколоткам. Роза, виновато улыбаясь и громогласно объясняя трудное детство мальчика, живущего без родительского глаза, пыталась разлепить билеты, которые успел загадить испуганный попугай.

Поскольку наступила небольшая задержка в передвижении очереди, ему пришлось, поставив сумку на пол, потянуть время, якобы сортируя в бумажнике его содержимое. Выглядело это весьма убедительно, многие пассажиры делали то же.

К стойке таможенного досмотра он вновь подошел, подпираемый сзади поклажей семьи Либерман. Поставив сумку на движущиеся ролики устройства рентгеновского контроля, он, следуя приглашению, шагнул к рамке детектора. Но в это время Рома, выскользнув из рук дедушки, присев на корточки, обогнул инспектора досмотра и, никем не замеченный, встал на колени позади сумки мужчины в сером пиджаке и поехал во чрево рентгеновской камеры. Нечеловеческий крик заставил вздрогнуть всех присутствующих в зале. Кричала бабушка Роза. Став белее мела, она только указывала рукой в сторону уплывающего под смертоносные лучи внука. Его успели выдернуть назад, когда голова уже раздвигала тяжелые, освинцованные, брезентовые ленты аппарата. К сектору на шум бежали два сотрудника милиции. Мужчина благополучно миновал рамку металлоискателя и ждал, когда выедет его просвеченная сумка. Легко подняв ее, он, не спеша, двинулся дальше к посту пограничного контроля.

– Гражданин, будьте так добры, вернитесь, пожалуйста. Из–за шалости этого мальчишки мы не увидели содержимого Вашего багажа. Поставьте, пожалуйста, сумку на стол для ручного досмотра», – говорил это не сотрудник аэропорта, а тот самый опытный опер, который руководил «чесом» в зале аэропорта. Они встретились глазами. Наступила ситуация «Х».

4

Кулешов стоял и молча смотрел, как Костя по его просьбе заполняет несколько ячеек стола кассетами.

– Ну, че, начальник, все что ли? – перешел он блатной сленг.

– Нет, не все! Включай свою шарманку, ставь «Иванушек» на полную громкость, – спокойно произнес Кулешов.

Костя испуганно покосился в сторону BMW и вновь повернул голову к Кулешову.

– Так ведь там же покойник, – испуганно прошептал он.

– Включай, я за все здесь в ответе! Показывай, где стояли девочки, где очкарик, где мужик в пальто, – Кулешов намеренно исказил показания Кости. Ответ прозвучал тут же.

– Не в пальто, а с плащом на руке, – обиженно сказал Костя, включая магнитофон.

В группе, работавшей с BMW, при первых звуках музыки все повернули головы в сторону Кулешова. Евсеев, качая головой, пошел к нему.

– Игорь Сергеевич, ну что же Вы! Смотрите, журналистов сколько, сегодня в новостях покажут, как прокуратура, уголовный розыск, ФСБ, под попсовую музыку ведут осмотр места преступления. И потом, следствие поручено Вам, а Вы еще ни разу не подошли к сотрудникам, – перекрикивая «Иванушек», сказал следователь.

– Не обижайся, Николаич, ты ведь знаешь, что я до смерти покойников боюсь. А музыка – так это ведь восстановление картины происшествия. Идите работайте, я просто уверен, что Вы там без меня лучше справитесь, – стараясь скрыть раздражение, добродушно ответил Кулешов.

– И вот еще что: пришли сюда спеца самого толкового, пальчики срисовать нужно, – и, отвернувшись, дал понять, что разговор закончен.

– Ну, Костик, начинай развод, да ничего не путай, иначе на Петровку будешь ходить, как на работу.

– А че, я крайний? Думаете, что это я в этого мужика в машине кассетой пульнул?

– Ладно «стрелок», показывай!

Костя встал за стол с магнитофоном, спиной к машине с трупом.

Дорогу ему совсем не видно, – отметил про себя Кулешов.

– Вот здесь, значит, стояли девчонки, прямо предо мной и приплясывали, подпевая «Иванушкам». Очкарик слева от меня подошел вплотную к стеллажам и своим носом водил по кассетам. А мужик с плащом справа стоял и читал тексты «Алсу». Еще женщина с букетиком ландышей – вот здесь, хотела что-то у меня спросить и все ждала, когда музыка стихнет. Вот и все. А потом, когда машина об тумбу грохнулась, все туда побежали, смотреть на аварию, а я при товаре здесь так и остался. Музыку выключил, думаю, надо мотать отсюдова. Стал собираться, а минут через десять тот в свитере меня начал расспрашивать, как да что. Я и сказал, как было. Он велел мне без разрешения не уходить.