© Кантор Ю. З., идея, концепция, составление, 2019

© Коллектив авторов, 2019

© Политическая энциклопедия, 2019

Эрмитаж в Свердловске, театр оперы и балета им. С.М. Кирова в Молотове, военно-промышленный «Танкоград», созданный на базе ленинградского Кировского завода в Челябинске, Ленинградская симфония, написанная Шостаковичем в Куйбышеве, – вот, пожалуй, и весь набор ассоциаций, возникающий в памяти при упоминании темы эвакуации из северной столицы в годы Великой Отечественной войны.

Судьба блокадного Ленинграда и его жителей – одна из самых трагических и героических страниц Второй мировой. В советское время о Ленинградской эпопее говорили и писали в патетических тонах, акцентируя внимание на обороне и борьбе, на подвиге ленинградцев. Но в тени, а точнее – под запретом цензуры оставалась трагедия блокадной повседневности, без понимания и «прочувствованния» которой невозможно оценить и масштабы Ленинградского подвига. «Для правдивого слова о Ленинграде еще не пришло время. Придет ли оно вообще?» – с горечью задавалась вопросом в дневниках Ольга Берггольц.

Блокада обнажила не только безмерность человеческого страдания, не только беспримерность мужества горожан, но и ментальную разобщенность жителей и власти, системную неготовность последней принимать оптимальные решения в экстремальной ситуации. Ведь тогда о сокрушительную реальность разбивались командно-административные директивы «закончить в срок», «обеспечить», «вывезти», «отчитаться». Директивы, которые порой были свидетельством отчаяния тех, от кого они исходили… Именно в период блокады стала жизненно необходимой способность брать на себя ответственность за судьбы людей и предприятий, действовать порой вопреки указаниям центрального руководства или в отсутствие таковых. К счастью, на всех уровнях властной вертикали и, что еще более важно, – вне ее находились люди, этими качествами обладавшие. Их решительность, жесткость и самоотверженность оказались спасительными в той катастрофической ситуации, в какой оказался мегаполис с почти тремя миллионами жителей.

Эвакуация многотысячных контингентов в кратчайшие (от нескольких месяцев до нескольких дней) сроки – чрезвычайная мера, возможно, единственно верная и жизненно необходимая в создавшемся критическом положении. Эвакуация из Ленинграда летом 1941 г., до начала блокады, и затем, когда город уже был во вражеском кольце, – явление беспрецедентное в истории Второй мировой войны. Ни из одного региона СССР не было вывезено такого количества людей, техники, предметов искусства, как из северной столицы России. Более полутора миллионов ленинградцев, сотни стратегически важных промышленных предприятий, учреждений культуры надлежало переселить в восточные районы страны: от Архангельска до Алтая. Эвакуацию из Ленинграда едва ли следует воспринимать только как проявление гуманизма властей, стремившихся спасти беззащитное гражданское население. Более историчным представляется рассмотрение ее как необходимости избавить город от «балласта» – от тех, кто не был занят на оставшихся здесь военных предприятиях и не участвовал в мероприятиях по обороне: каждые «сто двадцать пять блокадных грамм, с огнем и кровью пополам» были на счету.

Какой была дорога до Большой земли, скольким ленинградцам стоила она жизни? Ведь гибли на пути из города до Ладоги, при переправе через нее, потом – в эшелонах, идущих в тыл, в эвакопунктах и – уже в местах назначения – от отдаленных последствий блокады. И все же эвакуация (хотя отношение к ней не было однозначным), давала шанс выжить. Ладожская Дорога жизни – нить, связавшая блокированный город с Большой землей, является в памяти нескольких поколений ленинградцев синонимом спасения. Как и сама Большая земля – десятки тыловых регионов, сотни городов, сел и деревень на карте страны, ставших надежным пристанищем для сотен тысяч из них.

Парадоксально, но факт: за 75 лет, прошедших со дня полного снятия блокады, нет ни одного комплексного, обзорного научного или публицистического исследования, посвященного повседневности и «сложным вопросам» пребывания ленинградцев в эвакуации. Родной город оставался вдали, впереди был тыл с его непривычным, не всегда дружелюбным и не всегда понятным бытом. Как встретила Большая земля измученных ленинградцев, нередко находившихся на грани жизни и смерти? Как приняло их местное население, как реагировали региональные власти на повсеместно возникающие проблемы с расселением, трудоустройством, медпомощью (которая была необходима практически всем прибывшим)? Как адаптировались ленинградцы к новым условиям, как находили общий язык с местным населением? В этой книге мы постарались максимально полно ответить на эти и еще многие непростые вопросы. Чтобы помнили…

Сегодня на Волге, Урале и в Сибири успешно работают предприятия, основанные во время войны на базе ленинградских, выпускают специалистов вузы, «рожденные» от ленинградских, развиваются музейные и реставрационные программы, возникшие в военные годы благодаря ленинградцам… И, быть может, самое главное – времени неподвластны человеческие, душевные связи, не прерывающиеся между Ленинградом – Петербургом и десятками регионов России и других республик Советского Союза вот уже 75 лет. Жителям этих регионов, навсегда ставших побратимами города на Неве, – спасавшим и отогревавшим, дававшим кров и хлеб, – посвящается эта книга.

Юлия Кантор

«Ждем 12 часов. Что скажет Молотов? Наконец стоим у громкоговорителя. Левитан объявляет, что у микрофона Молотов, и мы слушаем речь о вероломном нападении Гитлера на Советский Союз, – вспоминала сотрудница Эрмитажа Р.И. Рубиншейн. – Разве можно выразить словами, что мы почувствовали, слушая радио? Война, страшная, ужасная война! Но ведь это ненадолго, его не пустят. Дадут отпор. И все равно страшно. Вспоминаем финскую кампанию, но сейчас это в тысячу раз ужаснее»[1]. Поначалу об эвакуации никто не задумывался, и действительно начавшаяся война воспринималась как некая аналогия с недавней, советско-финляндской, память о которой в Ленинграде еще была совсем свежей. «Цепко держалась иллюзия (причем одновременно с ожиданием самого худшего), что скоро каким-то чудесным образом “все встанет на место”. Психологическое состояние неожиданности растянулось на месяцы. Хотя, казалось бы, это состояние моментальное. Неожиданность – длилась»[2], – таковы характерные ощущения ленинградцев в летние месяцы войны.

Ленинград уже к июлю 1941 г. стал «угрожаемой территорией», формулировка «враг у ворот города» зазвучала во всех официальных источниках в августе. А 8 сентября началась блокада, длившаяся 871 день. Второй по величине город Советского Союза, промышленный, научный и культурный центр, оказался в условиях, беспрецедентно тяжелых даже на фоне иных драматических, а порою и трагических событий Великой Отечественной войны. Эвакуация из Ленинграда, проходившая в несколько «волн» – летом 1941 г., а затем уже после начала блокады и вплоть до ее прорыва в январе 1943-го, – сложнейший феномен, история которого и 75 лет спустя после полного снятия блокады, имеет множество «белых пятен».

Перед тем, как анализировать эвакуацию из Ленинграда промышленных предприятий, учреждений культуры и населения, необходимо сделать краткий обзор хода военных действий вокруг Ленинграда до начала блокады. Фашисты по плану «Барбаросса» намеревались «стереть Ленинград с лица земли». «Лишь после обеспечения неотложной задачи, которая должна завершиться захватом Ленинграда и Кронштадта, следует продолжить наступательные операции по овладению важнейшим центром коммуникаций и оборонной промышленности – Москвой»[3]. Гитлер считал принципиально важным не дать советскому командованию вывести войска из района Ленинграда и использовать их на других участках фронта, а также уничтожить Балтийский флот, получив контроль над северо-западным балтийским побережьем. В беседах с военачальниками Гитлер приводил не только военные аргументы: он полагал, что захват Ленинграда принесет не только военный выигрыш, но и огромные политические дивиденды. СССР в случае потери северной столицы лишился бы города, который имел для советского государства особый, символический смысл, будучи «колыбелью трех революций». Гитлер считал, что «дух славянского народа в результате тяжелых боев будет серьезно подорван, а с падением Ленинграда может наступить катастрофа»[4]. Предпринимая нападение на СССР, немецко-фашистское руководство придавало исключительно важное значение захвату Ленинграда. Оно планировало ударом группы армий «Север» (командующий генерал-фельдмаршал В. фон Лееб) в составе 4-й танковой группы, 18-й и 16-й армий из Восточной Пруссии в северо-восточном направлении и двух финских армий (Карельской и Юго-Восточной) из юго-восточной части Финляндии в южном и юго-восточном направлениях уничтожить находившиеся в Прибалтике советские войска, овладеть Ленинградом, приобрести наиболее удобные морские и сухопутные коммуникации для снабжения своих войск и выгодный исходный район для удара в тыл войскам Красной армии, прикрывавшим Москву.