В лавке букиниста они с братом откопали черно-белую книгу по домоводству на английском языке с чертежами платьев, инструкциями по базовым швам, у которой от старости не осталось даже переплета. Купили за копейки. Там же ей бесплатно отдали несколько никому ненужных советских журналов «Работница» с выкройками.

Так Ася начала шить. Вначале на бабушкиной ручной швейной машинке Zinger. Когда она впервые увидела прикованные к себе завистливые взгляды одноклассниц, и соседа, который рвался донести её рюкзак до школы, ей понравилось чувство превосходства и ощущение собственной индивидуальности. Ася поняла, что с помощью одежды может перевоплотиться в кого угодно, даже если у тебя деревенские корни, отец-алкоголик и необразованная мать. В детстве всё казалось таким простым: будь красивой, и тебя будут любить.

2014 год

Михаил

– Я так невыносимо скучаю. Прихожу домой из мастерской, а там её рыжий нахальный кот, который каждый раз с надеждой выбегает к двери, но увидев меня, разворачивается и уходит смотреть в окно. Всё вокруг устроено её необыкновенными руками: какие-то сухоцветы в вазочках, старинные кувшинчики, чайнички, стопки книг, бусы, ленты, шкатулки с швейными принадлежностями. Из гардеробного шкафа веет её духами. Всякие баночки-скляночки в ванной. Кажется, что вот сейчас она засмеётся или появится на пороге.

Кругом горшки с её комнатными цветами. Она загорелась домашним садоводством примерно год назад. Кто-то из театра делился с ней премудростями квартирного земледелия. Так у нас появились лимонное дерево, тропическая монстера, китайская роза, с десяток видов фиалок и разноцветные орхидеи. Честно говоря, не все названия помню. Она возилась с ними так ласково и заботливо, словно это её дети. В новой квартире я собрал разные этажерки в самой солнечной комнате и даже купил плетёное кресло-качалку, чтобы она могла уединиться в своём личном Эдемском саду. А я понятия не имею, что делать со всякими бутыльками, или хотя бы как часто поливать всю эту зелень.

Иногда жена приходила ко мне в автомастерскую, усаживалась в маленький раскладной стульчик и просто читала или рассказывала, как прошёл день. Она в то время работала в школе. Потом мы вместе возвращались домой. Изредка баловали себя едой на вынос из соседской кафешки, когда мне не хотелось готовить. Узбекская кухня – вкусно и бюджетно, – Миша на минуту умолк, с наслаждением  вспоминая вкус бухарского плова с изюмом и барбарисом, тёплой тандырной лепешки и остренького салата «Ачучук» из сладких томатов. Простая, понятная еда. Да, у их счастья был свой вкус, особая атмосфера, музыка и запахи. Когда вступаешь в клятвенней союз с человеком, поистине жизнь становится одной на двоих, книга судьбы пишется в соавторстве, её нельзя уже забрать назад, всё вычеркнуть.

– Она ходила по дому пританцовывая, и что-то тихонько мурлыча, я же двигался бесшумно, несмотря на свои внушительные размеры (привычка из детства – смывался с утра пораньше в воскресенье из дома, пока мама спала), и иногда пугал её своим внезапным появлением за спиной. Потом мы смеялись, или она пыталась меня отмутузить. Всё из той, прежней жизни теперь кажется таким особенным и счастливым. И я просто не могу спать. Всё время вспоминаю и вспоминаю.

Я простил её. Простил, да.

Татьяне отчаянно хотелось, чтобы её кто-то также любил. Она всё чаще представляла себе, как Михаил и его жена раньше вместе завтракали по выходным: те самые лимонные булочки и кофе, а, может быть, подгоревший омлет, ведь девушка не умела готовить. Или в их доме готовил он. Какую-нибудь шакшуку или простые тосты с джемом. Жена, наверное, остроумно и метко подкалывала его, а он щекотал её, потому что таких же смешных слов в ответ подобрать не мог.

Но она даже не заслужила его. Такая вредная, капризная цаца. Это Татьяна, добрая, заботливая, покладистая должна быть с ним рядом. Такой мужчина должен быть любим.

Михаил молчал, вспоминая недолгие годы их брака.

Медовый месяц, когда она решила сварить яйца на завтрак. Поставила кастрюлю на огонь, а сама вышла на балкон с книгой, чтобы скоротать время. Миша проснулся от неистовой трескотни и каких-то взрывов. Весь потолок и стены были в разорвавшихся ошмётках яиц. Запах стоял тошнотворный, а его молодая жена с такой умилительной сосредоточенностью читала Цвейга за закрытой балконной дверью. Жареная (из-за непомерного количества хлопьев) овсяная каша на следующее утро была почти съедобной, поэтому он сдобрил её бананами и мёдом и позавтракал с улыбкой. А позже решил взять кулинарные хлопоты на себя.

Кто-то сказал бы: «Фу, не мужик. Подкаблучник». Но у этого кого-то никогда не было настолько любимой женщины.

Мишей было так легко вертеть. Игру в молчанку всегда проигрывал первым. Она сводила его с ума, дразнила. Никогда не ходила по дому в одном нижнем белье, потому её обнаженное тело не теряло для него интереса и было лучшей наградой за тяжёлый труд. В первые годы он, уставший, приползал из мастерской иногда за полночь.

После ласк Михаил становился совсем ручным, готовым на всё. И она это знала. Умела отпроситься на любой свой шабаш: усядется к нему на колени, погладит по волосам, поцелует, а он воркует, ластится к её щеке.

И вот уже на следующий день она в три часа ночи возвращается с двумя подругами после тусовки. Туфли держит в руках. После ударной дозы алкоголя говорит исключительно на иностранном языке, а их она знает целых три. В волосах какие-то блестки. Дома все кресла завалены одеждой – перед выходом долго не могла выбрать, что надеть. Всюду включит свет и забудет его выключить.

Он укладывает их спать на диван и кровать, осторожно перешагивая, как по минному полю, только вместо мин разбросанные туфли на шпильках и миниатюрные сумочки-конверты. Ей, конечно же, вздумается принять ванну. Он, боясь, что она утонет в таком состоянии, караулит её за шторкой, сидя на полу. И лишь убедившись, что она, чистая и укрытая одеялом, уснула, сам отправляется на пол.

Утром весь этот женский батальон ждет кофе, стакан воды, аспирин и омлет. Он с ними не завтракал, ограничиваясь только приветствием: «Доброе утро, пьянчужки». И уходил в автомастерскую. Михаил мог бы никуда и не идти после бессонной ночи, ведь сам себе начальник, но знал, что щебетание на их кухне затянется ещё на полдня.

Сначала всё это дико раздражало. Пьяный иностранный лепет казался притворством и кокетством. Да и не дело замужней девушке шататься с подругами допоздна. Он пытался её перевоспитать, слепить под себя, но шли месяцы их брака, а ничего не менялось. Жена делала всё по-своему.

У Миши же был единственный друг. Лисейкин. Бывший одноклассник, почти, как брат. Теперь стал настоящим ферзём и франтом – возглавляет отдел маркетинга в известном холдинге, владеет собственным магазином мужской классической одежды и тягает штанги почти каждый день в тренажерном зале. Лисейкин тоже женился. Два года назад. Пробовали дружить семьями. Не вышло. Парень гадко обращался со своей женой: высмеивал её в присутствии гостей, бросал яблоко через стол, как собаке, а по пятницам ходил налево, если удавалось кого-то подцепить. Сначала после свадьбы уговорил девушку бросить университет, а теперь понукал за то, что она сидит дома без работы.

Дружба сошла на нет, когда Лисейкин, вдрызг пьяный, начал признаваться в «чувствах» Мишиной жене, стоило другу отойти на кухню за соусом.

Порой жена скрывала свои чокнутые поступки, чтобы Мише спокойнее дышалось. В свой двадцать пятый день рождения встала пораньше, выскользнула из дома. И лишь из её инстраграма он узнал, что жена, не обмолвившись ни с кем словом, пошла прыгать с веревкой с двадцатиметрового моста над рекой ради забавы и острых ощущений.

Дозвониться до неё было невозможно: то телефон разрядился, то где-то оставила, то на беззвучном.

Он не одобрял такое поведение, но ведь знал, на ком женился. И несмотря на все её выходки, был счастлив. А сейчас его жизнь превратилась в стоячую зеленеющую от тины воду.