— Быстро, — шипит Джо, — иначе меня отсюда выгонят к чертям из-за тебя! — и она даже не преувеличивает, понимая, что вряд ли хозяин одобрит присутствие незнакомого парня в снимаемой ей комнате. Хотя она себя не обманывает: она хотела бы, чтобы Никки остался.
Он смеется, крепко цапает её за плечо и тянет к себе, зубами прихватывает нижнюю губу — это не поцелуй, и даже не что-то близкое, но у неё в животе снова ёкает, вспыхивает жаром. Никки вылезает на улицу, под утреннее солнце Лос-Анджелеса, и Джо думает, что больше никогда его не увидит.
Она захлопывает окно.
*
Жить в Южном Лос-Анджелесе — не так уж и плохо, думает Джо. По крайней мере, хозяин её нового дома не запрещает ей примерно ничего, а соседи зачастую возвращаются ещё позже, чем она сама, даже после её смены в баре. Иногда притаскивают с собой кого-то ещё, и хозяин закрывает на это глаза. Не то чтобы Джо собиралась кого-то притаскивать — с тех пор, как она переспала с тем странным парнем с ещё более странным именем, у неё так никого больше и не было. И не то чтобы ей вообще требовалось сейчас: на работе она впахивает каждый день, без выходных и праздников, а по вечерам в баре становится совсем шумно и плохо, и из кухни она и носа не кажет. Её мир суживается до «работа-дом-работа-супермаркет-дом», а угол обзора — до раковины на кухне бара, полной бокалов из-под алкоголя. Но зато она ни от кого не зависит.
Единственный выходной в первой половине июля приходится на среду, и Джо решает заглянуть в супермаркет за продуктами — хотя бы за несколькими упаковками еды, которую можно было бы разогреть в микроволновой печи на кухне. Хозяин дома позаботился о своих постояльцах, и на кухне стоит СВЧ, что несказанно радует Джо: готовить после работы у неё не бывает сил.
Из открытых на жаре дверей маркета на другой стороне улицы вылетает черноволосый парень и, быстро сориентировавшись, перебегает улицу, едва не сбивая Джо с ног. На секунду её обдает знакомым запахом жвачки и дешевого одеколона, и она осознает, что в неё только что почти врезался Никки Сикс.
Какова вероятность встречи с кем-то посреди перенаселенного Лос-Анджелеса? Джо шарахается в сторону; Никки едва не падает, но, не дожидаясь, пока охранник выскочит следом за ним из магазина, со всех ног кидается в проулок между домами. Джо он даже не замечает, оно и к лучшему.
Проулков здесь несколько, некоторые ведут в тупики, некоторые уводят от улицы прочь. Бедные кварталы Лос-Анджелеса — это вам не Бель Эйр, Палос Вердес или районы Вествуда. Бедные кварталы и спальные районы города никому не интересны, кроме тех, кто здесь живет, зато каждый знает, куда бежать, если за тобой гонятся. Джо знает, что Никки свернул в правильный переулок, и скоро окажется в другой части Южного Лос-Анджелеса.
— Ты не видела, куда побежал этот маленький мудак? — охранник подбегает к Джо; он толстый и потный, и становится ясно, почему он не смог догнать длинноногого Никки.
Она указывает в противоположную сторону — если охранник побежит туда, он упрется в тупик, но предъявить ей за это ничего не сможет. За время жизни в одном из самых криминальных районов Эл-Эй Джо давно поняла, что осуждать тех, кто ворует в магазинах, не стоит: у них могут быть разные причины. Да и сдавать Никки она не собирается.
Денег в супермаркете у Джо хватает на упаковку из двух почти просроченных гамбургеров, и она оплачивает их на кассе. Охранник явно вернулся ни с чем, и теперь обмахивается газетой. Проходя мимо него, Джо сочувственно пожимает плечами: мол, простите, я в ваших переулках не разбираюсь. Встречу с Никки Сиксом она представляла себе не так… вообще никак не представляла, если честно, хотя не могла не вспоминать о нём.
Джо сама не знает, что нашло на неё в тот вечер: обычно она не звала мужчин в свою комнату и в свою постель. Она вспоминает взгляд Никки — обжигающий и насмешливый — и в животе вспыхивает жаром. Это глупо, Джо понимает, но…
Перейдя дорогу, она спускается вниз по улице. Даже днём южные районы Эл-Эй — не то место, где захочется не спеша прогуливаться, и она старается держаться широких улиц, а не сворачивать в переулки. И поэтому Джо пугается, когда её хватают за руку.
Когда-то отец учил её защищать себя при нападении — главное, говорил он, это ударить неожиданно — и Джо вспоминает все его советы, когда кто-то подтягивает её к себе, затаскивая за угол. Вскидывает колено и даже делает попытку ударить, но этот кто-то ловко обрывает её попытки и смеется.
— С ногами поаккуратнее, без яиц меня оставишь, — и Джо узнает голос Никки даже раньше, чем видит его ухмыляющуюся довольную физиономию.
— Совсем идиот? — ей хочется покрутить пальцем у виска. Сердце колотится, и она понятия не имеет, от испуга или от широченной ухмылки Сикса. — Ты понимаешь хоть, что делаешь?!
— Хотел спасибо сказать, — он выпускает её руку, но не собирается отступать, и Джо приходится немного задрать голову, чтобы посмотреть ему в глаза. — Ты меня охраннику не выдала.
— Ты откуда знаешь? — Джо борется с желанием запустить ладонь в его черные взъерошенные волосы, тянет носом, вдыхая знакомый запах одеколона, жвачки и сигаретного дыма. У неё в животе гребаные бабочки, про которые твердили её одноклассницы, не порхают, а будто сверлами орудуют, и она эту его ухмылку слишком хорошо помнит.
Никки фыркает.
— Догадался. Хотя этот жирный придурок всё равно никогда бы меня не догнал.
У него из-за пазухи торчит упаковка дешевых хот-догов для разогрева в микроволновке и бутылка пива. Джо помнит, что из-за него её выгнали с предыдущего жилья, но винить его не может: она сама решила привести его к себе, зная, что хозяин дома это запрещает, а значит, вынуждена была столкнуться нос к носу с последствиями.
Она знает, что звать Никки к себе снова — плохая идея. Знает, чем всё может закончиться. Но что-то в нем заставляет Джо улыбнуться и его самоуверенности, и его отчаянным попыткам выстоять, разгуливая по тонкой грани банального выживания и криминала. Улыбнуться, а затем вздохнуть и спросить, не хочет ли он разделить с ней честно купленные ею гамбургеры.
Никки широко улыбается в ответ, и эта улыбка делает его совсем юным; Джо думает, что Никки, на самом деле, не намного-то старше неё самой. Может быть, ему лет двадцать, но вряд ли больше.
— А пошли, — он пожимает плечами. — У меня хот-доги есть. И пиво. Его я не тырил, а купил. Зуб даю.
Они сидят на полу в её маленькой полуподвальной комнате, жуют хот-доги и бургеры, распивают бутылку Lowenbrau на двоих, и у Джо сладко ноет в низу живота от одного взгляда на Никки — это очень, очень хреновый признак, она знает, но сделать ничего не может. Или не хочет. Хотя только влюбиться ей сейчас и не хватало.
Никки рассказывает, что только-только начал более-менее стабильно выступать со своей группой London, но гонорары им, конечно же, никто не платит — он ночует в подвале у своего гитариста или где придется, иногда даже в барах на диванчиках, если не гонят. Джо не спрашивает, почему он ушел из дома; Никки не спрашивает про её семью, и это нормально. Джо смотрит, как Никки прикладывается к пиву, как двигается его горло, когда он глотает, и отводит глаза.
У неё в животе огнём полыхает от его близости. Она чувствует себя полной дурой, и почему-то уверена, что Никки думает так же. Но, может быть, ничего он и вовсе не думает.
— Не боишься, что я тебя ограблю? — спрашивает Никки, протягивая ей последний хот-дог.
Джо передергивает плечами: самый дурацкий вопрос на свете.
— Будто у меня есть, что воровать. Трусы, что ли?
Он хмыкает, взглядывает на неё искоса.
— А нахрена они вообще нужны? — а затем тянется и целует её. Губы у Никки сухие, обветренные и теплые, языком он скользит Джо в рот, и она не сопротивляется, запускает ладонь в его волосы, притягивая его ближе. Он стонет в поцелуй, ладонью лезет под её юбку. — Вот и зачем тебе эти трусы? — смеется он. — Они бесполезны.
Джо смотрит в его расширившиеся зрачки и почти готова согласиться с ним. Её тянет к Никки с невероятно-блять-сокрушительной силой, и ей кажется, что она, зажмурившись, шагает в бездну в надежде, что полетит вниз не одна.
