А потом Сикс подсел на героин, и всё окончательно покатилось к чертям. На согруппников надежды было мало, каждый из них проходил через свое дерьмо — Винс недавно пережил смерть Раззла из Hanoi Rocks, Томми строил семейную жизнь с Хизер Локлир, Мик проходил терапию от своего артрита. Джо приходила к Никки и видела, как он, затянув зубами шнур на бицепсе, вкалывает в вену наркотик. Джо изнывала от боли, но ничего не могла сделать.
Однажды она попыталась предупредить Никки о том, что он сам себя толкает в бездну. Никки был пьян в хлам; он толкнул её в стену и сжал её горло рукой.
— Никогда, — прорычал он, — никогда не смей мне указывать! Ты мне, мать твою, не семья!
Джо дернулась раз, другой, но Никки крепко сжимал её шею, так, что наверняка утром останутся следы. Воздух заканчивался, она из последних сил попыталась пнуть его по коленке, но тут Никки отпустил её. Перехватил её руки, запирая запястья в его собственных ладонях, как в наручниках.
— Джо… — его перемкнуло. Он целовал её в шею, коленом раздвигая ей ноги. У Джо перед глазами мелькали фиолетовые круги, её мутило. Всё было неправильно, да только разве когда-то у них вообще было правильным хоть что-то? — Джо…
Сикс подхватил её, заставляя скрестить ноги у него за спиной, пока её зрение возвращалось, а дыхание — восстанавливалось. Пока в горле, назло её собственной воле, рождались стоны. В глубине души Джо знала, что никогда не сможет ему сопротивляться. Никки отравил её, проник в её кровь, как в его кровь проникал героин. Протащив её через всю гостиную в его гребаном доме — о, да, теперь Mötley Crüe могли себе позволить свои жилища! — Никки швырнул Джо на диван, ладонью скользнул к её горлу, снова сжимая, но уже не так. Почти нежно. Почти…
— Иди сюда, Джо, — прохрипел он. — Иди ко мне, иди…
Она не смогла бы оставить Никки, даже если бы он всерьез попытался её убить. Джо Лоуренс, названная в честь героини книги «Маленькие женщины», так и не смогла отыскать в себе независимость той, в честь кого её назвали, и освободиться от Сикса. Горло пульсировало болью, запястья, пережатые сильными пальцами, ныли, а в мозгу шарашило «идиотка, идиотка, идиотка», но Джо царапала короткими ногтями плечи Никки и терлась об него мартовской кошкой, пока он расстегивал штаны. Подтянув её к себе за бедра, он шепнул:
— Не уходи, Джо…
Это было манипулятивным враньем, к гадалке не ходи. Джо знала, что никогда не была по-настоящему ему важна, но она оставалась. Раз за разом оставалась, наблюдая, как Никки убивает себя, и её сердце обливалось кровью. Джо умирала вместе с ним.
He was bad
He was never good
But one thing that he understood
And she knew
All those lies would come true.
Mötley Crüe погружались в собственную бездну. Джо плакала ночами, не зная, как помочь мужчине, которого любила, в которого вросла, без которого своей жизни не видела. Ей даже казалось, что выпивка — неплохая альтернатива, чтобы забыться, чтобы не вспоминать пустоту в глазах Никки, когда он гонял наркотики по своим венам. Она продолжала работать, от бармена она поднялась до управляющей баром, но даже появившиеся сбережения не делали её чертову жизнь лучше.
Джо понятия не имела, проклинает она день, когда встретила Сикса, или благословляет. Он был мудаком, он лгал и шел по головам, он оставлял на её коже следы и шрамы — прямо на сердце, и Джо не знала, кто она для него. Но стоило ей оказаться на концерте Mötley Crüe — не в зале, а на бекстейдже, в качестве близкого друга Сикса, — всё для неё менялось. Магия, которую на сцене творила группа, искрила, проникала в её кровь, на какое-то время успокаивая яд её чувств к Никки. Уходя после сета, Никки, мокрый от пота и широко улыбающийся, подхватывал её, приподнимал над землей и кружил, а Джо хохотала, обнимая его за шею, и в такие минуты ей казалось, что всё ещё может быть хорошо.
А теперь его нет. Никки, мать его, Сикс мертв. Сдох, откинулся в номере отеля… Да как он, блять, мог?! Как он мог её тут кинуть?! Джо воет себе в коленки, как потерявшая детенышей волчица, цепляется пальцами за джинсы. Она его ненавидит, так сейчас ненавидит, но готова перегрызть себе вены зубами, чтобы увидеть его и наподдать ему хорошенько там, в Аду, где им обоим — самое место.
Никки, Никки, Никки. Она шепчет его имя как мантру, как молитву, как проклятье.
Никки, Никки, Никки. Сука ты эдакая. Тварь подзаборная. Бродяга долбаный. Джо захлебывается слезами и собственной фантомной кровью, бьющей из её раненого сердца.
Позавчера с ним всё было в порядке… насколько это может быть с героиновым наркошей. Позавчера Джо приходила к нему, и он ещё не ширнулся, но его не ломало, и они сидели на полу его гостиной; Никки положил голову ей на колени и смеялся, когда она путалась пальцами в его волосах. Смотрел на неё серыми, как мэнское небо, глазами и то и дело прикладывался к бутылке Джека. Эти часы просветления случались с ним всё реже.
Никки, Никки, Никки, почему всё так?
Позавчера Джо шептала его имя, выгибаясь под ним, ногтями скребла по синтетической тигриной шкуре, заменявшей ему ковер, а Сикс жарко дышал ей в шею. Плеснув ей на живот остатками виски, он языком снимал янтарные капли, и ей невыносимо думать, что они занимались — сексом, любовью? — в последний раз, потому что он мертв, мертв, мертв.
Потому, что у Фрэнка Феранна-младшего скопилось множество счетов, и он должен был их оплатить.
The time has come and
He’s paid his dues.
Suzie finally got the news
She always knew
This day would come soon…
Джо не знала, сколько прошло времени, прежде чем она поднимается с пола. Подходит к умывальнику и плещет холодной водой на опухшее лицо. Ей всего двадцать шесть. Она не должна, не должна испытывать столько боли из-за Никки Сикса, но ей кажется, будто её вскрыли снизу вверх скальпелем и вытащили все внутренности наживую.
Никки Сикс не просто был частью её жизни. Он был её жизнью.
Джо сжимает руками гладкие бока умывальника, не зная, как собраться и выйти. Она знает, что её обсуждает весь персонал сейчас, а новенький бармен наверняка в первый раз слышит известную всем историю: Джо — лучшая подруга Никки Сикса. Но никто, кроме неё и группы, не знает, что Джо — ещё и любовница Никки Сикса, и, возможно, единственная постоянная за последние почти десять лет.
Она закрывает глаза.
А что бы сделал Никки на её месте?
Она почти видит, как его губы растягиваются в улыбке — губы, которые она знала до последней трещинки, — и он подмигивает ей. Шоу должно продолжаться, Джо Лоуренс. Послушай меня, детка. Шоу должно продолжаться.
И ей придется продолжать его одной.
Broken down, with his broken dreams
With a wink of an eye
Said, «Suzy, listen to me
You must go
On with the show».
Джо возвращается в зал. Телевизор всё ещё работает. Она видит, что все её работники отводят глаза, чтобы не встречаться с ней взглядом, и ей хочется заорать: да хватит уже, я и так всё знаю, прекратить мне в лицо пиздеть! Она подходит к новенькому:
— На чем мы закончили?
В два часа ночи заканчивается смена. Вышибалы выкидывают последних посетителей, бармены считают выручку и непобитые стаканы, записывают, сколько выпивки осталось, и запирают бутылки в шкафчик. Джо заполняет журнал смены и закрывает двери после. А потом садится в такси и едет домой к Никки. У неё всегда был запасной комплект ключей, и теперь он жжет ей карман джинсов. Она старается не плакать, не в такси, точно не в такси, но перед дверьми его берлоги у неё подкашиваются ноги, и приходится пару минут просто стоять, дыша выхлопными газами Лос-Анджелеса, чтобы прийти в себя.
Никки, Никки, Никки.
Чертов ключ едва попадает в замок. Она проворачивает его раз, другой. В холле горит свет.
Из гостиной ей навстречу выплывает призрак.
Гребаный Сикс стоит, держась за косяк, бледный, с синяками под глазами, черные волосы спадают на татуированные плечи. Ноги, кажется, плохо его держат, и он будто пешком прошел через Ад, но он не дух, он явно живой, и Джо едва не теряет сознание от облегчения и счастья. Весь остаток вечера и ночи был для неё пыткой, но Бог, если он есть, в кои-то веки решил, что Джо Лоуренс достойна не только боли и разбитого в пыль сердца.
