Через несколько минут Оливия захрипела, выплевывая чай на скатерть, схватилась руками за горло. Упала на пол. Глаза у неё закатились. Она умирала, но не так уж быстро. Воля к жизни у демона, сидевшего внутри её дочери, была сильна, и даже сквозь хрипы Мария слышала, как дочь умоляет её вызвать врача.
— Ничего… — шептала Мария, перебирая четки. Бусинка к бусинке. — Ты уже убил её, убил мою дочь, и теперь я убью тебя…
Не иначе, как Господь Бог дал Марии сил пережить этот ужас и не сойти с ума, наблюдая, как умирает её дочь. Через десять минут всё закончилось. Оливия уже не дышала. Мария опустилась на колени перед ней и снова принялась молиться. Её сердце обливалось кровью, по её щекам текли слёзы, но она верила, что теперь Оливия чиста и находится рядом с Престолом Божьим.
Потом она вызвала «скорую помощь». Врачи констатировали смерть от аллергического шока. Но Мария знала правду: её дочь не умерла по-настоящему. Её бессмертная душа спасена. И на похоронах Оливии она плакала потому, что радовалась за своего ребёнка, освободившегося от пут зла. Обретшего путь к истине и к Богу.
Как же она ошибалась…
Нет ничего страшнее зеркал в темноте.
Впервые Мария увидела Оливию, когда в вечер после похорон, едва передвигая ноги от усталости, зашла в ванную, чтобы умыться. Свет включать даже не стала; плеснула на лицо ледяной воды, потерла щеки ладонями. Когда она подняла голову, Оливия стояла за её спиной - там, в зеркальном отражении. С таким же посиневшим, опухшим лицом, с которым она умирала. И глаза у неё были бесконечно-черные.
— Привет, мам, — произнесла она.
Мария бросилась вон, откуда только силы взялись. Упала на колени и снова молилась, перебирая четки, а из зеркала в ванной комнате раздавался шепот.
— Ты убила меня, мама… Ты меня убила.
Оливия появлялась только в темноте, в любых отражающих поверхностях. Она кривила опухшее лицо и шептала, что Мария убила её. Молитвы не помогали. Грех оказался слишком тяжел, и Бог отвернулся от Марии, оставив её наедине с демонами, пришедшими за ней.
Мария собрала все зеркала и спрятала на чердаке. Она боялась их разбить — вдруг демон в образе Оливии сможет выбраться в мир? Она не спала ночами, слушая хихиканье и бормотанье; не выходила на улицу, чтобы не видеть свою дочь в витринах магазинов. Она молилась вновь и вновь, но ответом ей была тишина.
И мерзкое хихиканье с чердака, где пылились зеркала во тьме.
========== Флейтист из Гамельна ==========
Комментарий к Флейтист из Гамельна
Aesthetic:
https://sun9-64.userapi.com/c854424/v854424002/11ec2e/ghrSYPw78TY.jpg
В город возвратился бродячий цирк. Палаток у него было немного, всего штук пять, включая потрепанный шатёр, в котором и проводились представления. Их прибытие, возможно, не произвело бы фурора, однако артисты заглядывали в город редко, и жители радовались любой возможности отвлечься от повседневных забот. Власти городка были рады, что горожане отвлеклись от бед, с недавних пор преследовавших город, и не препятствовали артистам развлекать народ. И даже налога с них не взяли, что было совсем уж удивительно.
Жаль только, артисты в этом цирке были довольно пожилыми, и, если бы жители города так не истосковались по веселью и зрелищам, они бы заметили, что трюки даются циркачам с трудом. Впрочем, их не волновали чужие беды, и, если бы во время исполнения очередного номера какой-нибудь циркач погиб, их это лишь позабавило бы. А то, что артисты уже не блистали юностью… что ж! Каждый должен зарабатывать себе на хлеб, как умеет.
Каждый вечер публика прибывала и прибывала в шатер. Горожане ходили всей семьей, ведь плата была на удивление дешевой, а с бедняков циркачи и вовсе не брали никакой платы. Дети были в восторге от гимнастов, взмывавших под купол шатра (к слову, они единственные из всей труппы были молоды), и восторженно визжали при виде фокусника, который мог наколдовать голубя в своей потрепанной шляпе или распилить напополам свою ассистентку. Но каждое представление заканчивалось так быстро, будто следом за диковинными существами вроде Женщины-С-Бородой или за представлениями гимнастов должно было следовать ещё что-то. И это смутное ощущение недосказанности заставляло зрителей возвращаться снова и снова.
Однажды особо терпеливые зрители были вознаграждены.
Фокусник откланялся и удалился с арены, и, отодвинув занавесь, перед зрителями предстал юноша. Невысокий и стройный, он крутил в руках флейту. Затем поднёс её к губам. Тоскливая, зовущая мелодия поднялась к потолку шатра, выворачивая души даже самым черствым, заставляя поджимать губы и украдкой вытирать слёзы. Это была песня ребёнка, тоскующего по дому. Песня одиночества - такого холодного, что фантомный ветер начинал гулять между рёбер. Песня, за которой хотелось идти, лишь бы тому, кто написал её, не было так больно, чтобы он не чувствовал себя таким потерянным и разбитым.
Зрители замерли. Их взгляды были обращены на юного музыканта. Некоторые женщины всхлипывали. А дети завороженно слушали мелодию, которая лилась и лилась, западая в самое сердце. Слушал мелодию и Ганс, юный сын мэра казначея, и музыка заставляла его печалиться о странах и землях, которые ему никогда не видать, но которые могли бы стать его домом.
Флейтиста провожали аплодисментами, такими бурными, что от их грома мог бы рухнуть шатер.
*
Маленький Ганс мирно спал, когда в его сон вновь ворвалась мелодия. Она звала, она тосковала, она грустила. Ганс распахнул глаза, но музыка не утихла - наоборот, казалось, она заполняла всю его детскую. Он спрыгнул с постели и подошёл к окну, выглянул наружу - и увидел музыканта из бродячего цирка. Он стоял на улице, залитой лунным светом, и музыка струилась из его флейты. Теперь она не тосковала, но звала за собой.
Как завороженный, Ганс перелез через подоконник и, как был, босиком, побежал к музыканту. Но тот не стал его ждать, а развернулся и направился прочь. Он спускался по улице, а Ганс торопился за ним. Торопился и никак не мог догнать.
Мелодия летела над городом, поднимаясь к равнодушным, холодным звездам.
*
- Я выполнил то, что обещал, - Флейтист кивнул головой в сторону Ганса, спящего на сундуке, покрытом толстой периной. На нескольких других детей, что спали на соломе в углу шатра - Выполни и ты.
Хозяин цирка сощурился, придирчиво оглядывая троих мальчиков и одну девочку - все в возрасте до семи лет, все хорошенькие, как куклы. Даже те, что не очень-то богато жили, выглядели очаровательно. Затем пожал плечами.
- Ты прав. Но куда ты пойдешь? Ты не помнишь даже собственного имени… Флейтист, - он фыркнул. - Всё, что у тебя есть, ты получил здесь. В моем цирке.
- Я придумаю себе имя, - стоял на своем юноша. - И я вернусь домой, в Гамельн.
- Ты бродишь с нами уже триста лет. Твоя семья давно сгнила в земле. Из тех, кого ты мог бы вспомнить, никого не осталось.
Флейтист сжал в руках свою флейту, будто намеревался сломать её, но она даже не хрустнула. На мгновение его красивое, тонко выписанное лицо скривилось, потом он справился с собой и взглянул в желтые глаза хозяина цирка.
- И всё же ты обещал, что, если я отыщу себе замену, я смогу уйти домой. Я нашел замену и себе, и ещё нескольким твоим пленникам. Отпусти нас. Исполни своё обещание.
Хозяин цирка сложил руки домиком. Ещё раз оглядел Флейтиста и поморщился: ему не хотелось отпускать мальчишку. Из всех Флейтистов он справлялся лучше всех. Приводил ему новых артистов взамен дряхлеющих и умирающих. Развлекал народ на ярмарках, а после - на цирковых представлениях. Он нравился людям, и никто никогда не заподозрил бы его в причастности к пропажам детей в городах.
Они были осторожны. Не больше трех или четырех детей в каждом городе. Людям всегда нужны были хлеб и зрелища, а хозяину бродячего цирка всегда были нужны частички их душ. О, конечно, он не был Дьяволом, и полностью их души ему не были нужны, но часть их, отвечавшая за любовь к наблюдению чужих унижений… о, да. Он ею питался. И деньги были ему не важны. Он скопил достаточно, чтобы худо-бедно содержать свой цирк и заменять своих циркачей, когда требовалось.
