— Твоя мама знает, что делает.

— Надеюсь, папа поправится… — прошептал Брайан. — Я видел, как у него желтым сверкали глаза, пока он стоял у нас на лужайке… Это потому, что он болеет?

Марк вздрогнул, ощутив, как снова зашевелились волосы у него на затылке. Он не видел взгляда Сэма в темноте, но знал, что у вендиго глаза сияют потусторонним, жутковатым светом. Так рассказывал ему дед, и он сам читал об этом в книге, которая валялась у него в номере мотеля сейчас.

Ни одна книга и ни один рассказ не способны были описать ужас, который испытываешь, увидев… это существо, если это было оно, а не воображение Марка, накрученное древними легендами и страшными совпадениями. Черт, он всё ещё сомневался, не сошел ли с ума? Но эти глаза, и эти зубы, и эти удлиннившиеся пальцы, и этот голос… В Сэме было что-то неправильное, будто его личину кто-то натянул поверх собственной — настолько кошмарной, что можно сойти с ума, лишь увидев её. Сэм словно был куклой, управляемой кем-то… или чем-то.

И так можно запросто чердаком поехать, если продолжать об этом думать.

— Да, — солгал Марк. — Он просто болеет.

Что ещё он мог сказать?

Брайан зевнул и почти моментально провалился в сон, удовлетворившись ответом.

Марк наклонился и поцеловал наплакавшегося, уставшего Брайана в макушку. Кем бы Сэм ни был, он постарается защитить мальчишку и не позволит причинить ему вред. И где-то в самом сердце ворочалось чувство, что делает он это не только из-за детских сентиментальных воспоминаний и обещаний.

*

Кира обнаружилась в кухне. Сидя на стуле, она вертела в руках блестящий корпус зажигалки, но не пыталась закурить или щелкнуть кнопкой, чтобы увидеть пламя. Марк прислонился плечом к дверному косяку, разглядывая её сосредоточенное лицо. Её щеки всё ещё были чуть покрасневшими от слез, но, казалось, она пыталась успокоиться. Губы у неё были сухие и покусанные, а упрямая прядь рыжеватых волос то и дело лезла на высокий лоб. Трудно было сказать, что это именно та Кира, прижимавшаяся к Марку и трясущаяся от рыданий, потому что её муж хоть и вернулся из лесов, но часть его навсегда осталась там, и не нужно было быть индейцем, чтобы это понять.

Марку не хотелось оставлять её и Брайана одних в доме. Чисто интуитивно он понимал, что нужен им обоим здесь и сейчас, как бы глупо это ни звучало. Он не позволил Кире сопровождать Сэма в больницу, потому что знал — это может обернуться чем-то ужасным. И так же он знал, что, пока он рядом, Сэм не объявится. Он будет ждать, пока голод не станет совершенно невыносимым. Быть может, у них есть несколько дней.

Или вся жизнь, если Марк ошибся. Ещё никогда в жизни он так не хотел ошибиться! Он даже был готов отправиться к психиатру и поделиться своими страхами, лишь бы они оказались беспочвенными.

Кира казалась такой хрупкой и маленькой. Марк сглотнул, вновь подавляя инстинктивное, совершенно мужское желание обнять её и защитить от монстров, скрывающихся в темноте. Монстров, в которых она, как разумный и взрослый человек, не верила. Он сам тоже был разумным и взрослым, но теперь его рациональность испытывали на прочность, и здравый смысл шел крупными трещинами. Кира не должна чувствовать ничего подобного. Никогда.

Это было странное, но правильное чувство — хотеть её защитить. С Маргарет такого не было. Маргарет справлялась сама. Она была совершенно другой. Почему Марк вообще их сравнивал?

Он не должен сравнивать свою девушку с чужой женой. Но всё равно думал об этом.

Кира подняла голову и, наконец, заметила Марка. Попыталась улыбнуться, но вышло как-то криво.

— Собрался уходить?

Да? Нет? Марк не знал. Его не приглашали остаться, пусть он и был уверен, что Брайан этому лишь обрадовался бы. Он пожал плечами.

— Наверное.

Кира вновь крутанула в пальцах блестящий корпус зажигалки.

— Это не моя, — пояснила она зачем-то. — Сэма.

Ощущение неловкости, возникшее у Марка где-то в груди, неприятно защекотало. Неловкости и чего-то ещё, кольнувшего за ребрами.

— Я редко курю, — продолжила Кира. — Ты куришь? Постоишь со мной? Мне нужно.

Холодный воздух щипал за щеки. Задний двор дома Риксов, до каждого камня Марку знакомый, засыпало снегом, но всё равно было заметно, что его регулярно вычищают и прибирают. Кира затянулась, выдохнула дым и закашлялась: было заметно, что она далеко не заядлый курильщик.

— Господи Иисусе, как противно, — произнесла она, прижимая ладонь к груди. — Но мозги прочищает.

Марк кивнул, соглашаясь.

— Мне страшно, — просто сказала Кира, делая ещё одну затяжку. Во второй раз она почти не кашляла. — Я не знаю, что произошло. И мне иррационально кажется, что… — она стряхнула пепел на снег, — что это не Сэм. Кто угодно, только не он. Я не знаю, почему говорю тебе об этом, и не знаю, почему у меня такой холод внутри… знаешь, как в детстве, когда рассказываешь жуткие истории? Только в детстве ты всё равно знал, что это неправда, а тут… — она обхватила себя одной рукой. — Я знаю, что не должна оставлять его, что он болен, но я вспоминаю его глаза, и мне страшно.

О, Марк отлично понимал, о чём она говорит! Он и сам чувствовал то же самое. И знал, что Кира не знает, кому ещё может довериться в этом городе, где каждый готов обвинить её в уходе мужа, а теперь найдут, в чем обвинить ещё. В Баддингтауне любили перемывать кости. Кто знает, не следит ли за ними сейчас какая-нибудь соседка, готовая на весь мир раструбить, что Марк Аллен ночевал у Риксов, пока Сэм, бедняжка Сэм, находился в больнице?

Он точно знал, что не должен оставлять Киру и Брайана одних. Но это было чувство, которое невозможно объяснить логикой. А разум твердил, что если он останется ночевать, то новой порции слухов не избежать. И пострадает от этого Кира. Что важнее — репутация или безопасность? Чужие домыслы или жизнь? Для рациональной части Марка угроза жизни была лишь придумкой, но его индейская часть… знала, что есть только один верный ответ.

— Ты считаешь меня трусливой дурой? — Кира вновь поднесла сигарету к губам, и Марк увидел, как дрожат её пальцы.

Он и сам точно так же боялся.

— Нет, — качнул он головой. — Сэм действительно выглядел жутко.

— Не совсем так. Он был… — Кира сглотнула. — Он был не-собой. Но, наверное, это нормально для тех, кто едва не сошел с ума, блуждая по лесу? — она издала невеселый смешок. — Как и нормально для их семьи потом испугаться и… — она беспомощно пожала плечами. Казалось, Кире было трудно говорить о вещах, которые она не могла объяснить логически. Которые не укладывались в её четкую картину мира.

— Пожалуй, я останусь, — Марк швырнул окурок себе под ноги, в снег.

Кира прикрыла глаза, и стало ясно, что её почти омыло облегчением от его слов. Марку захотелось сказать, что всё будет хорошо. Беда была в том, что он сам в этом был не уверен.

— Спасибо, — произнесла Кира.

— Да ладно, — отозвался он.

Что-то внутри него подсказывало, что он должен лечь спать в той комнате, где лежал Сэм. Однако тогда Кире пришлось бы ночевать где-то ещё, и это было бы неудобно. Не в одной же постели им спать! Поэтому Марк ничего не сказал, а сама Кира просто постелила ему в запасной спальне, которую явно использовали для гостей. Она казалась безликой, не носящей отпечатков личности тех, кто ночевал в ней, и быть может, это было даже хорошо.

Марк понимал, что Кира цепляется за него отчаянно, как за единственную соломинку, что может вытянуть её и Брайана из кошмарной ситуации, в которой они очутились. И, черт, впервые в жизни Марк так хотел кого-то защитить, и это было уже не чувство вины, а просто желание помочь и уберечь. Оно росло постепенно — с тех пор, как он впервые встретил Брайана. С того момента, как впервые треснула холодная и враждебная маска, которую нацепила на себя Кира, и за ней обнаружилась женщина, слишком много несущая на своих плечах.

Так не должно быть. Не должна Кира одна всё это тащить. Это неправильно.