Они бродили по улицам городка, взявшись за руки, и Астрид рассказывала Альфреду свою историю. Грустная сказка о девочке, отец которой погиб под колесами поезда, когда его машина заглохла прямо на железнодорожных путях. Мать начала пить. В восемнадцать лет Астрид сбежала в Чикаго, а, благодаря черному поясу в каратэ, приобретенному еще в подростковом возрасте, она попала в одну из уличных банд. Почти все деньги, полученные Астрид столь незаконным путем, она тратила на содержание спившейся матери, и, наверное, только это сохранило им дом. Именно там её и нашла Лагерта — вытащила из дерьма, взяла к себе работать, и шесть лет Астрид была верна ей, будто цепная собака. Была готова перегрызть глотки всем врагам Ингстад.

А потом они встретились.

Альфред очень хорошо помнил, как: он вернулся из Дублина, заехал к деду, и тот сообщил, что нашел ему личного ассистента. Альфред лишь закатил глаза — идеи Экберта всегда казались ему чрезмерными. Личный ассистент? Зачем? Разве он не в состоянии справиться сам?

Когда он увидел Астрид, он быстро изменил свое мнение — и не потому, что ему резко понадобилась помощь. Астрид была красива и умна. Знала об этом. Не пользовалась этим. Но Альфреда при встрече с ней каждый раз накрывало с такой силой, что он едва держался на ногах — тогда еще восемнадцатилетний дурак, по уши влюбленный в девушку старше себя на семь лет.

Уже тогда у него была Элсвита.

Уже тогда он понимал, что ничего хорошего из этого не выйдет, но сил и желания держаться не было, не было, и в один вечер он пригласил Астрид на свидание, надеясь, что она впустит его в свою жизнь.

Тогда за ним ещё не следили, как за единственным наследником Экберта, и он мог бродить по улицам и барам, не опасаясь, что его узнают.

Астрид впустила его, и всё стало так просто и сложно.

— В детстве я любила Четвертое июля, — прильнув к нему, Астрид смотрела, как по противоположной стороне улицы шагает семья, явно спешившая на салют. — Папа брал меня за руку, и мы шли по улице на площадь. Потом Четвертое июля стал для меня праздником, который напоминал о разрушенной семье.

Альфред прижался губами к её виску.

Начал накрапывать мелкий летний дождик, и волосы Астрид, убранные в простую косичку, чуть завились от влаги. Альфред давно перестал врать себе: он любил её, и любил совершенно любой — хоть в строгом деловом костюме на совещаниях у Экберта, хоть в домашней одежде по выходным, хоть в длинном вечернем платье. А особенно она нравилась ему такой, какая она была сейчас: в джинсах и майке и с прядями волос, прилипшими ко лбу.

Они целовались, как подростки, замерев посреди улицы богом забытого городка в Иллинойсе (черт знает, как он назывался), и дождь усиливался. Дети с визгом разбегались по домам, расстроенные, что салюта, кажется, не будет.

А потом Астрид быстро сварганила им ужин из продуктов, прихваченных с собой (она хоть и не жила в доме, но исправно платила коммунальные услуги, как и до смерти матери). Они жевали картофель фри и куриные куски в панировке, сидя перед телеком, смотрели, как Майкл Майерс гоняется за Лори Строуд, размахивая ножом, а за окном бушевал ливень.

— Ну и ночка, прямо как из ужастика! — Астрид зевнула. — Мы в такие ночи рассказывали страшилки, даже если был не Хэллоуин. Кстати, у тебя была любимая страшилка? — устроившись головой у Альфреда на коленях, она закинула в рот соломку картошки. — Знаешь, из детства, которыми пугали, чтобы дети были осторожны или не ели много конфет? Мне вот папа рассказывал, что, если не вернуться домой к десяти вечера в Хэллоуинскую ночь, то попадешься ведьме, и она тебя съест.

Любые праздники в семье Альфреда не очень-то отмечались: отец и мать зачастую уходили на какие-то закрытые вечеринки, приглашения на которые бизнес-партнеры присылали аж за два месяца до события, а Альфред и Этельред оставались дома: ели конфеты, смотрели фильмы по телеку или играли в комп. И одну из самых страшных историй рассказал Альфреду именно старший брат.

— Однажды Этельред рассказал мне, — Альфред прожевал последний кусок курицы, поставил тарелку на журнальный столик, — что, сколько бы хэллоуинских конфет ты не съел, ты должен оставить несколько штук мальчику, который приходит за последней шоколадкой.

— Призрак-сладкоежка? — Астрид прожевала еще один кусочек картошки. — Твой брат, однако, шутник.

— Ну что-то вроде. Жил-был на свете мальчишка, который больше всего любил шоколад, но родители не разрешали ему его есть. Все собранные на Хэллоуин конфеты они у него отбирали. И однажды в Хэллоуин он спустился попить воды и увидел, как родители поедают собранные им шоколадки. Мальчик разозлился. Он пошел на кухню, взял нож и убил родителей, а потом съел все сладости сам. Даже те, — он понизил голос, чуть склонился к лицу Астрид и зловеще шепнул: — Даже те, что были в желудке…

Она расхохоталась.

— И что же тут страшного?

— Я еще не закончил. Полиция арестовала его, но мальчику удалось сбежать. С тех пор он ходит и следит, чтобы дети оставили ему последнюю шоколадку, а у жадин он вырывает конфеты прямо из живота! — Альфред скорчил рожу. — В детстве эта страшилка казалась более жуткой, — пожаловался он. — Особенно в исполнении Этельреда.

Астрид поставила тарелку с недоеденной картошкой фри прямо на пол, затем выпрямилась и уселась к Альфреду на колени.

— Ну, — прошептала она, склонившись к его лицу, — у нас нет конфет… И сегодня не Хэллоуин.

И потянула вверх его футболку.

Они занимались любовью прямо на старом, скрипящем диване, пока Майкл Майерс убивал на экране свою очередную жертву, и даже если бы в дверь к ним постучался сам монстр Франкенштейна, вряд ли ему кто-нибудь бы открыл.

А потом Астрид позвонила Лагерта и потребовала немедленно возвращаться в Чикаго. И, пока они возвращались в город по пустынному ночному шоссе, Альфред подумал, что ему всё это не нравится. Что они ждали благоприятный момент, а действовать придется наугад и именно сейчас.

Зато Бескостный будет доволен.

— Будь осторожна, хорошо? — потянувшись, он поцеловал Астрид. Она запустила пальцы в его волосы. — Ты помнишь, о чем мы говорили?

Она кивнула.

— Я ничего не обещаю. Но надеюсь, что всё получится.

========== Глава пятая ==========

Комментарий к Глава пятая

Aesthetic от Akcel:

https://sun9-5.userapi.com/c824409/v824409477/196c6d/N-X_fB3SpNk.jpg

https://sun9-3.userapi.com/c824409/v824409477/196c76/hEv7P1yQ9JA.jpg

Чикаго, дом Лодброков. Третье июля.

Бьерн привычным движением скрутил крышку у бутылки виски из отцовских запасов, и темная жидкость заполнила стакан почти доверху. Хвитсерк скосил на него глаза, но промолчал, продолжая крутить в руках мобильный телефон. Ивар чуть ухмыльнулся: средний братец ожидал сообщения от своей принцессы. Если Хвитсерк думал, что его интрижка с невестой Альфреда осталась незамеченной, то он ещё больше дурак, чем Ивар полагал раньше. У Лодброков везде были уши и глаза. О том, что на Элсвиту МакАддамс было совершено покушение, а Хвитсерк уехал из клуба после неудачи Лагерты вместе с ней, Ивар узнал одним из первых. Возможно, первой была Лагерта, которая пыталась таким образом надавить на Хвитсерка и заставить его продать ей клуб.

Ивар отлично понимал, почему Ингстады поступают именно так: они жаждали захватить как можно большую сферу влияния в Чикаго и потеснить Лодброков, уничтожить их исподтишка. Ивар хотел бы сам выкупить клуб Хвитсерка, лишь бы он не достался Лагерте, но тупой братец уперся рогом, не представляя до конца, на что способна бывшая жена их отца, чтобы досадить сыновьям Аслауг. Пусть теперь разбирается сам, а он, Ивар, будет разбираться со своими делами.

Например, с Исайей Блэком и его дочерью. Мысль об Иде заставила его внутренности аж в узел скрутиться. Ивар вспомнил, как она поцеловала его там, в тире, соглашаясь на кровавую сделку. И помнил, что ответил ей — так, как всегда и хотел, почти вгрызаясь в её губы, кусая их и ощущая на языке вкус крови. Тьма окутала их обоих, сметая любые барьеры, потому что для темноты преград не существует. А потом Ида отпрянула, облизнула прокушенную губу и улыбнулась. И предложила возвращаться домой.