Альфред подумал, что Экберту стоило бы заключить союз с Лагертой, если он так хочет уничтожить Ивара, но подсказывать деду такой простой и выигрышный ход он не собирался. Смерть Маргрет и без того спутала все его планы, и ситуация прекращала поддаваться контролю.

Экберт смотрел на него, почесывая подбородок, и явно не собирался отпускать. Альфреду казалось, будто спертый воздух кабинета душит его, заползает в легкие. Он почти задыхался.

— Что-то ещё, дедушка?

Экберт вытащил из ящика стола конверт и вскрыл его. На стол плюхнулась стопка фотографий — штук десять, не более. На большинстве из них Альфред с ужасом увидел себя и Астрид. В груди у него похолодело, и он поднял на деда взгляд.

— Ты обещал мне, что не будешь видеться с этой девицей вне работы, — жестко произнес Экберт. — Ты не сдержал обещание.

Так вот почему он решил ускорить свадьбу с Элсвитой! Дед прекрасно понимал, на что можно надавить, чтобы заставить Альфреда, скрипя зубами, делать, что он хочет. После свадьбы ничего уже не станет, как прежде.

Астрид сама говорила Альфреду, что у них есть только здесь и сейчас. Что он женится на Элсвите, как и планирует его семья, а ей придется исчезнуть: из города, из его жизни. Она говорила об этом спокойно, будто с самого начала знала, какой их ждет финал, и смирилась с этим. Астрид умела жить настоящим. Сам же Альфред не мог не думать о будущем. Об их будущем, которое он сам себе вообразил, и которое теперь рушилось, как карточный домик.

Может быть, предложение Этельреда не выглядело безумным? Но он понимал, что побег не решит ничего.

Альфред скрестил руки на груди, чтобы скрыть, как они дрожат. Обладая информацией, Экберт мог сотворить с Астрид, что угодно. Даже убить.

— Кажется, я не отказывался жениться на Элсвите? Что ты ещё хочешь от меня? Чтобы я бросил Астрид? Я этого не сделаю.

— Придется. Я хочу знать точную дату свадьбы, — дед вновь вернулся к перебиранию четок. — Которую ты не отложишь и не отменишь. Иначе я сделаю так, что эта девица исчезнет из твоей жизни навсегда.

========== Глава двадцать девятая ==========

Маргрет не была язычницей, и поэтому хоронили её на обычном христианском кладбище, без соблюдения традиций. Её мать, подруга Лагерты, безостановочно плакала, успокаиваемая младшей сестрой Маргрет. Уббе выглядел убитым горем, и, когда гроб Маргрет опускали в землю, Бьерну и Хвитсерку пришлось удерживать его: сжав зубы, он тяжело дышал, и по его лицу катились слезы. Пожалуй, даже Ивар, сомневающийся в существовании искренней любви, как таковой, верил, что Уббе действительно больно.

Впрочем, он был единственным, кто по-настоящему любил эту маленькую белобрысую шлюшку, и Ивар прекрасно это понимал. Хвитсерк уже переключился, а сожалений от Сигурда или его женушки было трудно ждать: они оба ясно дали понять, что считают, будто Маргрет знала о попытках покушения на Сигурда или Блайю. Разумеется, ведь весь мир обязательно должен вертеться вокруг Змееглазого и его жены, не так ли?

Ивару казалось, будто его окружают одни идиоты, и это действовало ему на нервы.

Единственным человеком, с которым он всегда мог обсудить свои дальнейшие действия, свои мысли и догадки, всегда был Уббе, но сейчас он был не способен говорить о делах.

Глядя, как Уббе, всегда бывший оплотом спокойствия и уверенности, стакан за стаканом вливает в себя коньяк, Ивар понимал — тот вообще вот-вот потеряет любую способность говорить.

Именно сейчас, когда им нужно было держаться вместе, смерть Маргрет поставила под удар и без того с трудом держащееся хрупкое равновесие между братьями. И, если бы эта дешевая шлюха не была мертва, за это Ивар бы сам убил её.

— Я думаю, нам нужно обсудить произошедшее, — нарушил молчание Бьерн.

Братья сидели в кабинете Ивара, их постоянном месте общего сбора. Уббе подливал себе алкоголя. Хвитсерк хмуро глядел, как Уббе напивается, но молчал.

— Я не собираюсь ничего обсуждать. — Сигурд скрестил руки на груди.

— Ты не хочешь знать, кто пытался убить твою жену? — Бьерн приподнял брови. — Это странно, Сигурд.

— Я по горло сыт смертью, Бьерн. — Змей покачал головой. — Я устал от этого дерьма, и не хочу, чтобы к этому имела отношение моя жена.

Ивар стиснул зубы и издал тихий шипящий звук. Его тупой братец, как обычно, считал, что его ценное мнение вообще имеет хоть какое-то значение!

Идиот.

— И, позволь спросить, что ты собираешься делать? — поинтересовался он. — Сидеть и наблюдать, как мы, твои братья, рвем задницы, чтобы защитить семью, пока ты играешь свою глупую музычку и трахаешься с женушкой в попытке нарожать таких же тупых детей?

— Ивар, — предупреждающе произнес Бьерн, приподнимаясь в кресле. Старший сын Рагнара Лодброка, пытавшийся сохранить мир в разваливающейся семье, как трогательно. Ивару захотелось рассмеяться.

Щеки Сигурда покрылись багровым румянцем. Он выпрямился, готовый в любой момент дать отпор нападкам.

— Ты можешь говорить всё, что тебе угодно, Бескостный. Я больше не собираюсь делать всё, что ты попросишь.

Обидное прозвище придумал именно он, Змей, в отместку за насмешки над его глазом-мутантом. Бескостный. Бескостный. Ненавистное, ненавистное имя.

— Вот как? — Ивар почувствовал, как ярость вновь туманит ему разум, и вцепился в подлокотники своего инвалидного кресла так, что побелели костяшки пальцев. Этот гнев был знаком ему, и на протяжении многих жизней он был причиной ранней смерти Сигурда Змееглазого.

— О чем ты говоришь? — Хвитсерк повернулся к Змею. — Ты умываешь руки?

Сигурд кивнул.

— Бинго, Хит. — Он закусил губу. — С меня хватит. Я не могу подвергать опасности Блайю. И мы уже всё решили.

Решили.

«Они всё решили, надо же! — Ивар кипел. — Решили сбежать с корабля, как чертовы крысы!»

Впрочем, он знал, всегда, всегда знал: его братец и есть крыса, настоящий трус, не способный до конца стоять за свою семью, единственную семью, которая у него когда-либо была! Он отказался мстить за мать, хотя и был согласен, что за её убийством стоит Лагерта, он женился на дочери убийцы отца, он всегда делал только то, что хотел сам! И плевал он на тех, кто прикрывал его спину! Вечно идет туда, куда направляется телка, которую он трахает!

Змееглазый только и умеет, что думать хером. Единственной змеей, которая ему вообще подчиняется.

Ивару пришлось сделать несколько вдохов и выдохов, чтобы обуздать гнев. До конца придти в себя у него так и не получилось. Ярость кипела, бурлила в нём, подобно лаве, и вот-вот грозилась выплеснуться наружу.

— Если ты уедешь, то потеряешь право на наследство. — Бьерн изучающе смотрел на младшего брата. — Как вы будете жить?

— У меня есть сбережения и собственный заработок, — пожал плечами Сигурд. — И я не беспомощен, как и Блайя. Я могу работать. Она может работать. Нам не нужны большие деньги.

— Твой заработок, — презрительно фыркнул Ивар. — Не смеши меня, Змей! Песенки, которые ты продаешь?

Перекрыть кислород Сигурду было бы даже слишком легко, но делать это надо было раньше, пока идея оставить семью ещё не укоренилась в его глупой башке.

Ивар был уверен, что это Блайя, маленькая хитрая сучка, внушила его неспособному на самостоятельные решения братцу, что он сможет выжить вдали от семьи, вдали от жизни, которую он много лет беззаботно вел благодаря стараниям отца. Её нельзя было недооценивать.

Сигурд задрал подбородок, сощурился, глядя Ивару прямо в глаза.

— Что тебя задевает, Бескостный? То, что я не так бесполезен, как тебе хотелось бы? Или то, что я не хочу больше плясать под твою дудку?

Ивар знал, что его задевает.

Всё происходящее. Смерть Маргрет, которую, похоже, ни Сигурд, ни Блайя не восприняли как темное пятно на собственной совести. Хотя следовало бы, ох, как следовало бы…

Маргрет выпила яд, предназначенный кому-то из этой сладкой парочки. Спасла их чертовы жизни, не стоящие ни гроша. Впрочем, нет. Кое-что их жизни стоили, но плату за них получил бы Бьерн.