«Как ты думаешь, мама, всё ли в порядке может быть с людьми, которым навязали ненужный им брак?»
— Всё в порядке, — он улыбнулся отцу. — Просто я очень устаю здесь, в офисе, а у Элсвиты начались важные предметы в университете. Всё хорошо. Поехали? Я как раз должен забрать её из дома через полчаса.
*
Семейные ужины Альфред ненавидел с пятнадцати лет: они стали чудиться ему пропитанными фальшью и грязью. Отец и мать изо всех сил пытались казаться идеальной парой даже в его глазах и в глазах Этельреда, но чем сильнее они старались, тем гнуснее и грязнее казалась их ложь. Альфред мучился, но его бунт списывался на подростковый возраст, и ему пришлось научиться точно так же притворяться, растягивая губы в улыбке.
И думать, что однажды он оставит эту семью позади.
Элсвита, казалось, вообще не замечала, как её оплетает паутина лжи, которую создавала Джудит. Альфред понятия не имел, что происходило в её собственной семье: может быть, там всё было настолько фальшиво, что улыбки его матери Элсвита принимала теперь за чистую монету, да ему было и всё равно. Он твердо решил, что Элсвита в их семью не войдет.
Оставалось решить, как провернуть это.
— Вам следует подумать о дате свадьбы. — Экберт промокнул губы салфеткой, аккуратно положил вилку на пустую тарелку. — И мы, и МакАддамсы хотели бы понимать, когда вы планируете пожениться. Полагаю, это должно случиться до конца года?
Альфред едва не поперхнулся. Экберт, что, мысли его читает?!
Разговоры о свадьбе его родители и дед вели давно, однако никогда не заявляли об этом настолько прямо. Ему удавалось обходить этот вопрос: он ссылался на необходимость Элсвиты окончить учебу; говорил, что сам хотел бы сначала разобраться в делах фирмы, а потом заниматься женитьбой, которая могла и подождать. Мать вздыхала, отец хмурился, но со скрипом они проглатывали его аргументы.
Очевидно, его попытки отложить неизбежное допекли деда.
Элсвита вскинула на Экберта взгляд.
— Я думала, что сначала мне должно исполниться двадцать? — У неё был странный акцент жительницы Дублина, к которому Альфред не смог привыкнуть даже за время, прожитое в столице Зеленого острова.
Как всегда, она была удивительно спокойна — идеальная будущая жена, которая открывает рот лишь когда от неё того ожидают. Которая никогда не сможет встать с ним плечом к плечу, если понадобиться. Никогда не сможет ему дать дельный совет, ибо не вникает в его дела, а он и не позволил бы.
Как всегда, в её темных глазах ничего нельзя было прочесть. Если в её душе и скрывался огонь, хоть отдаленно напоминающий огонь, пылающий в Астрид, она тушила пламя прежде, чем оно успевало разгореться.
Альфред порой задумывался: что за демоны скрывались за её безмятежностью? И скрывались ли они вообще там? Но вообще-то ему это было не очень интересно. Элсвита могла быть какой угодно, что толку с этого, если она не умела быть самой собой?
Или не умела быть собой рядом с ним.
— Да, твои родители полагали так, — согласился Экберт. — Но Альфред — мой единственный наследник, и я думаю, что ему следует поторопиться и обзавестись собственной семьей, чтобы не плодились сплетни. — Он выразительно взглянул на Альфреда, но тот выдержал его тяжелый взгляд из-под кустистых бровей и сделал глоток вина, к которому за вечер притронулся вообще впервые.
Вкуса Альфред не почувствовал.
— К чему спешка, дедушка? — Он отодвинул тарелку с недоеденным ужином. — Мы объявили о помолвке полтора года назад. И о каких слухах ты говоришь?
Элсвита поджала губы, и Альфред отметил, как дрогнула вилка в её изящных пальцах. Неужели эта ирландская молчаливая принцесса о чем-то догадывается? Даже если так и было, она ни словом, ни делом не дала ему понять этого.
— Долгие помолвки всегда вызывают кривотолки, — вставала Джудит, у которой, как всегда, было собственное мнение, удивительным образом совпадавшее с мнением деда. — Я согласна к Экбертом. — Она положила в рот кусочек индейки под соусом. Именно это блюдо, при всей его любви к острой пище, не лезло Альфреду в горло за целый вечер. — Вы же любите друг друга, зачем тянуть?
«Любим, — подумал Альфред горько. — Ага. Так же, как вы с отцом».
Экберт встал с кресла, взял палку, на которую опирался при ходьбе.
— Идем, Альфред. Я хочу обсудить с тобой кое-какие дела.
Оставалось только подчиниться.
Дед перебирал в руках четки, глядя на гладкие черные бусины. Альфред сидел в кресле напротив и в сотый раз думал, что Экберт вдруг стал на удивление набожным. Возможно, к старости многие ударяются в религию, надеясь замолить собственные грехи. Да только на руках Экберта было столько крови, что не отмыть и океану. Альфред подозревал, что, когда старость настигнет и его самого, его собственные ладони также будут красны от чужой крови.
— Исайя уверил меня, что в смерти Маргрет Лодброк его вины нет. У Лодброков, разумеется, множество врагов, но большинство из них достаточно умны, чтобы не действовать настолько топорным способом. Так что думаю, Блэк мне солгал.
Альфред молчал, ожидая, что еще скажет Экберт. Ему-то прекрасно было известно, что Маргрет Лодброк убили не Блэки, но сообщать об этом деду он не спешил. Некоторые знания лучше было приберечь для себя.
— Это даже хорошо. Я много думал об этом и решил, что ситуация повернулась для нас наилучшим образом, хотя не так, как я планировал. Ивар отвлечется на войну с Блэками и перестанет разыскивать выходы на оружейный рынок, по крайней мере, на время. У нас будет передышка, хотя это не значит, что мы не должны размышлять, что сделать, чтобы навсегда закрыть ему лазейки, ведущие к продаже оружия.
Даже признавая острый ум деда, который тот не растерял к своим преклонным годам, Альфред очень сомневался, что Ивар настолько отвлечется от своих планов. И, признаться, он не хотел, чтобы Ивар забывал о своей основной цели.
Наоборот. Если Лодброки выйдут на мировой рынок поставки оружия в страны Востока, это может здорово подкосить Экберта, всегда тяжело переживавшего, если его планы рушились. В этом дед вовсе не походил на своего старого друга Рагнара, который просто перекраивал неудачные планы так, чтобы даже косяки приносили ему пользу.
Если дед узнает, что Лагерта ведет скрытую войну против Лодброков, оставаясь внешне их сторонницей, он может попытаться перетянуть её на свою сторону, и Альфред потеряет последнюю возможность управлять ситуацией.
Пока что он не представлял, что может сделать, чтобы избежать потери контроля над происходящим. А решение предстояло принимать быстро.
— Чего ты хочешь от меня? — спросил он.
Экберт положил четки на стол.
— Выясни, солгал ли мне Исайя Блэк. Попробуй узнать, кто копает под Лодброков. Если это не Блэк, значит, нам нужно договориться с тем, кто хочет их уничтожить так же, как и мы. Враги твоих врагов — твои друзья. Запомни это, Альфред. А на войне хороши любые средства.
С этим Альфред был согласен. И только поэтому он подумал, что не помешало бы вновь навестить Ивара. Друзей нужно держать близко к себе, но врагов (или врагов-тире-друзей) лучше было держать еще ближе.
Пока Альфред не знал, как ему самому может быть выгодна война между кланом Лодброков и кланом Блэков, и что сделать, чтобы она не поглотила Ивара целиком, мешая увидеть, что директор театра всех этих марионеток — Экберт, и именно он представляет реальную опасность.
Он чувствовал, что запутывается в этой паутине интриг, и ему была так необходима Астрид, чей холодный ум помогал разобраться во всем, если сам Альфред чувствовал, что его мозг вот-вот готов взорваться.
Астрид, Астрид…
— Нам нужны союзники, чтобы уничтожить Ивара. Противостояние с Блэком, которое он не сможет вести открыто из-за присутствия Иды в его собственной семье, ослабит его. Я хочу, чтобы Лодброки исчезли навсегда, иначе они не прекратят покушаться на нашу монополию.
И впервые в жизни намерения Экберта выглядели утопией. Наверняка, он и сам понимал это, хотя не хотел признавать. Лодброки были живучим племенем. Как змеи, они сбрасывали кожу. Каким-то невероятным образом они всегда мутировали, но при этом умудрялись менять обстоятельства под себя, вместо того, чтобы приспосабливаться к ним.