И по его глазам было видно, что он говорил правду. Ни слова лжи. Блайя слушала его и оттаивала, понимая, что вовсе не жадность или трусость толкает его на решение остаться в доме Лодброков. Она понимала, что сейчас и всегда он был с ней честен и всегда думал только об её безопасности.
Чувство стыда охватило её. Она всхлипнула, закусывая губы и думая, как только что была к нему несправедлива, и как чуть было сама не разрушила доверие, которое связывало их с самого начала. Ей стало страшно: что случилось бы, если бы она поддалась своим эмоциям до конца?
Увидев, что Блайя приходит в себя, Сигурд обхватил её затылок ладонью и прижался лбом к её лбу.
— Любовь моя, — пробормотал он. — Если бы я не знал, что Ивар найдет нас где угодно, я бы уже собирал вещи.
И снова он был прав, а она не поняла этого сразу, позволив страху решать за неё, кто виноват, а кто — весь в белом.
— Прости меня. — Блайя прижалась к Сигурду, обнимая, и его объятия были для неё домом, едва не потерянным по её глупости и вновь обретенным.
Неужели у них нет выхода, и ловушка, мастерски расставленная Иваром и содержащая в качестве приманки их собственные жизни, захлопнулась за их спинами? Блайя отказывалась в это верить. Снова и снова она искала выход, перебирая в уме различные варианты, но чем больше она думала, тем яснее понимала, что Сигурд был прав. Чтобы уехать, им нужно быть уверенными, что Ивар не тронет их, не станет искать.
— Я могу подарить ему весь бизнес отца, — задумчиво предположила она. — Я всё равно никогда не смогу с ним управиться.
— Не сходи с ума. — Сигурд качнул головой. — От нашего убийства Ивара удерживает лишь то, что имущество в этом случае перейдет к Бьерну и Торви. Если ты отдашь ему казино и отцовские активы, он уничтожит нас обоих без колебаний. Он всегда меня ненавидел, а теперь — ещё больше. Клянусь богами, — прошептал он, — с тех пор, как умерла моя племянница, я сам каждую ночь представлял, как убиваю его…
В его словах был резон, однако Блайя вспоминала, как в её снах Ивар признавался, что любил своего брата, и что-то вроде сомнений мешало ей воспринимать отношения между братьями с той же ясностью, которую демонстрировал Сигурд.
К тому же, Ивар всегда был не только яростен и гневлив, но ещё и расчетлив, а любого расчетливого человека можно было переиграть. Блайя не была докой в интригах и хитростях, но она была хорошей ученицей, и не было у неё учителя лучше, чем Ивар Лодброк. А, может быть, она в чем-то и превзошла его, потому что в минуты, когда его разум застилала кровавая пелена ярости, ум Блайи оставался ясным.
— Если бизнес нужен ему для прибыли — да. — Она вовсе не была уверена в собственных словах, но все равно произносила их. — Но если ему нужна власть, а не деньги, то, я думаю, мы сможем договориться.
— И что мы можем ему предложить? — Сигурд взял её лицо в ладони, не позволяя ей отвернуться, отвести взгляд от его синих, ярких глаз.
— Думаю, я знаю, что ему нужно. — Блайя коснулась кончиками пальцев его губ. Она совершенно точно знала, каковы они на вкус. — Он хочет власти, полной и неограниченной, и не остановится ни перед чем. Я хочу предложить ему стать доверительным управляющим бизнеса моего отца и теми казино, которые он заставил Осберта продать мне.
— Звучит, как безумие. — Жаркое дыхание Сигурда обдало её ладонь.
— Мы все здесь безумны, — ответила ему Блайя. — Такая уж мы семья. Но вряд ли мы сможем быть хуже Ивара.
Потому что хуже Ивара быть просто невозможно. Ивару можно было только отвечать ударом на удар, зная, что ему это по душе. Что он любит тех, кто борется за собственную жизнь. Блайя была из таких — уроки Эллы Кинга ни для кого не проходили даром. Сигурд был из таких — по крайней мере, пока это не касалось их семьи, и пока ему не приходилось волноваться и за её жизнь тоже.
— Это настолько ненормально, что может сработать, — неожиданно отозвался Сигурд.
— При этом дивиденды от бизнеса по-прежнему будут поступать на счета владельцев, и нам не придется думать, как зарабатывать на жизнь, — закончила свою мысль Блайя.
Это действительно могло сработать. Компромисс, который мог понравиться Ивару, который ненавидел, когда ему не подчинялись, но в равной степени ненавидел, когда его противники не сражались за то, что принадлежало им. Если Ивар хочет получить бизнес Эллы — а он хотел этого — ему придется согласиться на чужие условия. Что будет, если он решит, что проще убить их, Блайя не думала: такое решение было бы в стиле Ивара, но не принесло бы ему выгоды.
Телефон Сигурда коротко пиликнул, сообщая о поступлении нового сообщения. Прочитав его, Сигурд поднял взгляд на Блайю, и его глаза сияли — странная реакция, не вяжущаяся ни с их серьезным разговорам и почти ссорой, ни со смертью Маргрет, разделившей происходящее на «до» и «после».
— Читай, — он протянул ей телефон.
Вкладка сообщений, приглашающе раскрытая на весь экран, гласила: «Змееглазый, не хочешь подработать с нами в туре? Кормежка и койка в автобусе включены в предложение».
— Что это? — удивилась Блайя, вновь перечитывая сообщение от номера с канадским телефонным кодом.
— Шанс, Блайя. — Сигурд улыбался так широко, что, казалось, щеки треснут. — Это наш шанс.
— Тогда расскажи мне, — попросила Блайя, возвращая ему телефон. — Я хочу знать.
— Рассказ будет скучным, — предупредил Сигурд, укладываясь на постель и притягивая её к себе.
Блайя устроилась головой у него на груди, слушая, как размеренно бьется его сердце, положила руку ему на живот.
— Это не важно.
Она знала, что не уснет.
Сигурд познакомился с Чедом Крюгером случайно: вокалист Nickelback однажды зарулил к ним в казино, только не играть, а выпить без левых соглядатаев. Папарацци и так преследовали Крюгера буквально по пятам, но в некоторые заведения, принадлежащие Лодброкам, хода им не было, а если они туда и пробирались, то охрана быстро отнимала у них камеры и выкидывала за дверь.
Потому что в казино, принадлежащих Lothbrok Inc., зачастую далеко не последние люди в рулетку проигрывались. И каждый хотел сохранить свои проигрыши в тайне.
Чед играть не любил, но выпить в одиночестве ему хотелось. Не рассчитав дозу алкоголя, после очередного стакана виски он прошел свою точку невозврата и, поругавшись с одним из барменов, едва не выбил тому все зубы. Сигурду, как единственному заглянувшему в казино в тот вечер члену семьи, пришлось разбираться с буйным посетителем. Которого он, конечно же, узнал, и разборки с которым закончились совместным распитием вискаря из отцовской коллекции. Они обменялись контактами — разумеется, e-mail’ом Крюгера Сигурд первоначально пользоваться не собирался — и расстались на дружеской ноте.
А потом в и без того разворошенном змеином гнезде семьи Лодброк гадюки перекусали друг друга, и Сигурд понял, что у него есть выбор: либо он продает свои песни, которых не слышали даже братья, либо навсегда остается «мальчиком для битья» для Ивара, возомнившего себя наследником отцовской империи. К двадцати двум годам у Сигурда накопилось много музыкального материала, и первым человеком, которому он решился его показать, оказался Чед Крюгер.
Вовсе не потому, что его электронный адрес по-прежнему валялся в недрах тетради с текстами. Просто мистер Крюгер в очередной раз посетил казино Лодброков. И в очередной раз напился с Сигурдом: Чед заливал алкоголем свой развод, а Сигурд — смерть матери, которую любил так же сильно, как ненавидел. И черт знает, как их разговор перешел на музыку, но, узнав, что Сигурд пишет песни, Чед попросил его скинуть пару текстов и записей. И Сигурд, выпивший достаточно, чтобы море было ему по колено, а океан — по щиколотку, прямо с телефона и скинул на адрес Крюгера несколько файлов с текстами и запись, сделанную на диктофон. И забыл об этом: в собственную счастливую звезду он не верил, понимая, что занятия музыкой приведут его не к славе, а к большим проблемам, а ещё больше не верил, что вокалист Nickelback вообще вспомнит о своей просьбе утром, когда очнется с трещащей по швам головой и пустыней Сахарой вместо горла.
