Добро пожаловать в семью, Ида. Теперь — надолго, если не навсегда, ибо ты будешь повязана с Иваром. И ты захотела этого сама.

========== Глава двадцать шестая ==========

Блайя смутно помнила всё, что происходило после смерти Маргрет: врачи, констатировавшие смерть от эпилептического припадка (Блайя понятия не имела, сколько денег пообещал им Ивар); полиция, решившая не открывать дело из-за заключения врачей, но всё-таки допросившая присутствующих. Она даже не помнила, что сама им рассказывала: её трясло, и Сигурд потребовал, чтобы они, «черт возьми, отпустили уже его жену».

Уббе находился в прострации. Он сидел на стуле, раскачиваясь из стороны в сторону и вцепившись в волосы. Торви пришлось вколоть успокоительного и увезти домой. Администратор ресторана был в ужасе, а Ивар — в гневе, и только присутствие Иды и нескольких незнакомых людей не дало ему разнести помещение на куски.

Ивару было плевать на Маргрет, но он никому не позволял и пальцем дотрагиваться до кого-либо из его семьи. Если бы он хотел убить жену Уббе, он сделал бы это сам, и избрал бы другой способ. Не такой трусливый и грязный (зато проверенный и безопасный), а свой собственный.

Сигурд привез Блайю домой около полуночи, пока остальные ещё оставались в ресторане и давали последние показания полиции — формальные, но необходимые для того, чтобы полицейские подали рапорт об отсутствии состава преступления. Тело Маргрет уже увезли в морг для подготовки к похоронам, хотя никто ещё не знал, когда они состоятся.

Теперь они сидели в спальне — явно не единственные, кто в эту ночь не мог уснуть. Блайя не знала, почему, но после истерики, случившейся с ней в ресторане, и слёз в ней вдруг поселилось ледяное спокойствие. Как будто кто-то украл все её эмоции и позволил разуму мыслить здраво. Возможно, та маленькая девочка внутри нее наконец выросла? Мысль промелькнула в её голове, но быстро была забыта.

— Нам нужно уехать.

Сигурд удивился её словам: сел рядом, обнял её, притягивая к себе и нежно касаясь губами её виска. Заглянул ей в глаза, пытаясь увидеть тень зарождающейся истерики.

— Уехать? — переспросил он.

— Да. — Блайя чуть отстранилась. — Нам нужно уехать и никогда больше не появляться в этом доме.

Решение выглядело даже слишком простым. Все сны, видения и страхи, предупреждения, приходящие ей от провидца и Аслауг, раскрылись перед ней, как самая мрачная тайна, и она поняла, с какой стороны подползала к ней змея. Никто не знал, где они собирались проводить свадебный банкет, а, значит, змея затаилась внутри семьи, и от этой мысли у Блайи внутри поднималась темная ярость. Кто-то хотел убить их обоих, или кого-то из них. Эта мысль заставляла её вновь и вновь терзать зубами нижнюю губу, думая, что могло бы случиться, если…

Если бы Сигурд не решил попробовать её напиток. Если бы Сигурд его… попробовал.

Что бы она делала, если бы Сигурд выпил этот чертов эль?

Блайя поняла, что не боится собственной смерти. В конце концов, её ждала бы вечная темнота. Но если бы с Сигурдом что-то случилось, умерло бы её сердце, и её жизнь превратилась бы в бесконечную череду ничего не значащих событий, следующих одно за другим. Она существовала бы — тенью, призраком прежней себя, но мир, прежде цветной и яркий, превратился бы в черно-белую реплику.

Сигурд был её мужем, её любовью, первым мужчиной и самым близким другом. Он слушал, когда она говорила, и знал, что она сама будет слушать, стоит заговорить ему. Он любил её, во всех чертовых смыслах. Он забрался ей под кожу, стал её частью. И его смерть стала бы её личным адом, сотворенным чужими руками и по чужой воле. Но не только её адом. Она точно знала, что виновный в смерти её мужа не прожил бы и года.

Блайя хотела взять Сигурда за руку и исчезнуть в неизвестном направлении. Уехать туда, где длинные руки семейства Лодброк никогда бы смогли до них дотянуться. Быть счастливой с ним. Проживать каждый день, как последний, потому что один из них едва таким не стал.

— Я хочу уехать, — повторила Блайя твердо.

И поняла, что Сигурд не может согласиться с ней. В его глазах она видела сомнение, неуверенность, страх. Все чувства, которые мешали ему признать, что Блайя права, что они должны уехать, исчезнуть навсегда, чтобы наконец-то быть собой и не опасаться за собственные жизни.

— Мы не можем, — наконец произнес он медленно. — Если мы уедем, то, согласно завещанию отца, не получим ничего.

Блайя замерла, не веря своим ушам. Он сейчас говорит это серьезно? На мгновение ей захотелось закричать, разбить тишину, возникшую после его ответа, ударить его, сделать что угодно, только не молчать, пытаясь загнать на самое дно истерику, неумолимо разрастающуюся в ней. Стало холодно, и Блайя вывернулась из кольца его рук, отодвинулась.

Неужели он не понимает, что только что едва не умер? Неужели этот простой факт не дошел до его сознания? Неужели он не понимает, что она могла умереть?

Они могли навсегда потерять друг друга.

И неужели он, всегда понимавший её с полуслова, не понимает этого сейчас?

— Блайя, — начал Сигурд. — Прошу тебя…

— Ты чуть не умер, — тихо, но твердо произнесла Блайя, глядя ему прямо в глаза. Она знала, что в лепешку разобьется, но докажет ему, что права. Что ничто в этом мире не может быть дороже их спокойствия и возможности просто жить счастливо. — Я чуть не умерла. Ты прекрасно понимаешь, что кто-то заварил эту кашу, чтобы убить меня или тебя. Сигурд, кто-то хотел нас убить. И он вряд ли остановится.

— Я знаю, — он смотрел на неё внимательно, и в его взгляде она могла видеть и понимание, и боль, и черт знает, что ещё, но сейчас её это не трогало. Не такого ответа она от него ожидала, и, хотя глупо было обвинять его в том, что он не оправдывает её ожиданий, так она сейчас и поступала. Впервые за всё время их отношений она поступала именно так.

Ведь он сам просил её прислушиваться к себе, к собственной интуиции и к чувствам! Почему же не хочет слушать её сейчас? Он должен услышать её, должен! Она сделает всё для этого.

— Ты взял с меня обещание, что я буду прислушиваться к своим ощущениям. И именно это я сейчас и делаю.

От понимания, что Сигурд не может принять решение, от которого зависят их жизни, ей стало больно. Блайя чувствовала себя мраморной статуей, настолько ей было холодно сейчас. Впервые холодно рядом с ним. И она не знала, что ещё делать, как поступить, чтобы донести до него простую мысль: нужно что-то решать. Нужно уезжать, пока не поздно. Нужно бежать.

Она должна объяснить ему…

Должна.

Сигурд, её Сигурд не мог быть настолько жадным, что готов был рисковать их жизнями ради денег. Ради части наследства Рагнара Лодброка, человека, которому не были нужны его сыновья. Он ли это сидит рядом с ней? Или она ошибается, и у него есть причины так говорить?

Взрослая женщина внутри неё говорила, что Блайя несправедлива к нему. Что жизни их обоих зависят от Ивара, и что Сигурд не может предать свою семью, свой клан, потому что Ивар найдет их и уничтожит. Что Ивар никогда не отпустит их, и они оба должны это понять.

Но желание просто выжить было сильнее разума.

Сигурд моргнул, сглатывая.

— Блайя…

— Тебе так важны деньги Рагнара?

Больше всего на свете она боялась услышать, что Сигурд скажет ей теперь. Он искал ответ, который бы устроил её, Блайя видела это. Но слышать ответ, который бы ей понравился, но не был правдивым, она не хотела. Она не желала проверять на прочность их любовь, да только мысль, что смерть Маргрет разверзла перед ними такую пропасть, была невыносимой.

Блайя сейчас ненавидела эту девчонку, и, если бы Маргрет уже не была мертва, она убила бы её сама.

— Нет, — наконец Сигурд покачал головой. Помолчал, подбирая слова. — Мне плевать на деньги Рагнара. Я просто знаю Ивара. Если мы уедем, он костьми ляжет, чтобы найти нас. Блайя. — Он подсел к ней ближе, осторожно, как к дикому животному, и взял за руку. Ладони она не отняла. — Во имя Фрейи и прочих богов, Блайя, — выдохнул он. — Я люблю тебя. Ты это знаешь. Если ты думаешь, что меня не испугало… — Голос Сигурда сорвался, и он замолчал на несколько секунд, глубоко вздохнул. — Блайя, когда я понял, что могла умереть ты, я чуть не умер сам. И я не хочу, чтобы это случилось из-за Ивара.