— Ты мне скажи! — Ивар стукнул кулаком по столу. — Ты же лучше всех знаешь, что было нужно Рагнару Лодброку! Только фирму он почему-то оставил мне!

Бьерн взглянул на него с такой жалостью, будто Ивар сказал что-то очень, очень глупое, и Блайя увидела, как долго он копил в себе свое недовольство, как долго не давал ему выхода. И, припоминая, что однажды трагедия, развернувшаяся на глазах у воинов Великой Языческой Армии, началась точно так же, она выпрямилась, не в силах остановить бешено бьющееся сердце.

«Великая Фрейя, только не Сигурд, только не сейчас…»

— И ты можешь гордиться этим сколько угодно, Ивар. — Голос Бьерна был горек. Бьерн покачал головой. — Однако ты получил эту фирму готовенькой и успешной, со всеми связями, наработанными Рагнаром, со всеми контрактами и прибылью. Со всей империей, которую он построил.

Бьерн смотрел Ивару прямо в глаза, ничего не боясь и не опасаясь, и Ивар, красный до этого момента, как помидор, побледнел, будто с его лица кто-то ластиком стер все краски. Он ухватился за нож, которым резал стейк, и сжал его в руке.

— Осторожнее, Бьерн, — хрипло произнес он. — Ты ходишь по краю.

Бьерн пожал плечами, явно не слишком заботясь о собственной безопасности. Он стоял, скрестив руки на груди, и смотрел на Ивара так, будто разговаривал с неразумным дитем.

— Я знаю об этой фирме больше, чем ты, Ивар. Я наблюдал, как отец её строил. Я видел, как дядя Ролло пытался её отнять, и, если бы не удачная женитьба на Гисле, принесшая ему завидное положение в торговле, он бы и сейчас не оставил попыток. Я видел, как отец создавал эту империю, кирпичик за кирпичом, чтобы однажды оставить её вам, идиотам. Он бросил мою мать ради того, чтобы вы родились, а Аслауг он оставил ради работы, чтобы вы жили в достатке. Давай, Ивар. Убей меня. Что ты еще можешь? Что умеешь? — Бьерн стоял, как каменное изваяние, и только верхняя губа его подрагивала, показывая, что ему не всё равно. Что на самом деле всё, что он говорит, причиняет ему не меньшую боль, чем другим.

Лицо Ивара скривилось, он крепче сжал нож, замахиваясь и целясь прямо в Бьерна.

Торви первой вскочила на ноги, закрывая своим хрупким телом Бьерна, будто лань пыталась защитить медведя. Ида ахнула, зажала рот рукой, подскочила на стуле. Сигурд тоже встал, но, в первую очередь, заслоняя собой Блайю, на случай, если Ивар психанет окончательно.

— Ивар, прекрати! — подал голос Уббе, сидевший слишком далеко, чтобы остановить младшего брата. — Не слушай его!

Для Блайи все происходящее было фильмом в замедленной съемке, и она вдруг тоже обнаружила себя на ногах, цепляющейся за Сигурда, пытающейся уберечь его от необдуманных поступков. Она не понимала, что случилось с Бьерном, но понимала, что это не может закончиться хорошо.

— Ивар…

Ида поразила всех. Она подскочила к Ивару, вцепилась в его руку, и это напоминало попытки мышки сдвинуть с места гору.

— Ивар, пожалуйста, — выдохнула Ида, заглядывая ему в лицо. — Не делай этого. Ты будешь жалеть.

Что могла знать Ида Блэк, ставшая женой Рагнара Лодброка, о том, что может заставить Ивара пожалеть? Все взгляды обратились на неё, и Хвитсерк тоже поднялся, очень медленно вытаскивая из-за пояса нож. Блайя обхватила Сигурда со спины, утыкаясь лицом между его лопаток, и ей было плевать, что она выглядит трусихой — пусть, если это удержит его, убережет, заставит включить разум и промолчать. Хотя бы ради неё…

Ивар попытался вырвать руку, но Ида ногтями вцепилась в его кожу, причиняя явственную боль. Блайя держала Сигурда в объятиях, напоминая, что ему есть, ради чего жить, ради чего оставаться в стороне в семейных дрязгах.

Ивар медленно сглотнул, опустил руку, глядя куда-то себе на колени. Подбородок его дрогнул. Освободив запястье из хватки Иды, Ивар сморгнул и, развернувшись, выкатился из столовой. Ида, дрожа всем телом, вернулась на свое место, обхватила голову руками, глядя в тарелку. Она была белой, как полотно.

Хвитсерк подскочил к ней, взял её за плечи.

Блайя выдохнула. Сигурд был жив, и она могла чувствовать, как он расслабляется, понимая, что гроза прошла стороной. Эти сны могли свести её с ума: теперь каждое движение Ивара заставляло её напрягаться, будто в любой момент Ивар мог попытаться убить Сигурда.

Она должна поблагодарить Иду, как только будет возможность.

***

Блайе снилась Аслауг. Высокая, с рыжевато-каштановыми волосами, уложенными в косы, в длинном тканом платье, она стояла на краю скалы и смотрела на бушующие волны, и пела. У неё был высокий, сильный голос, и её пение уносило ветром в сторону северного моря. Она пела на своем языке, мрачном и жестком, но прекрасном, как северная природа, как скалы страны, откуда Аслауг была родом. Почему-то Блайя знала, что пела она пророчество, и ей было больно от того, что она не могла понять ни слова.

Аслауг обернулась на её шаги.

— Здравствуй, Эллесдоттир. — Она обернула вокруг плеч свою шаль. — Я знаю, как ты зла на меня из-за слов моего сына, и я не собираюсь оправдываться перед тобой. Однажды мы с Сигурдом встретимся в Вальхалле, и у нас будет много времени, чтобы разговаривать — целая вечность. И у него будет много времени, чтобы любить тебя и ждать, когда ваши дети присоединятся к нам в чертогах Одина. Я здесь не за этим.

— Тогда зачем ты в моем сне, Аслауг Сигурдсдоттир? — Блайя понятия не имела, откуда пришло к ней это старое имя, как не знала, откуда приходят к ней воспоминания о жизнях, которых она не могла и не должна была помнить.

Воронье вспорхнуло из высокой травы, взмывая в небо с громким, надсадным карканьем.

— Много раз Сигурд погибал от руки Ивара, и в этом есть и моя вина. — Аслауг смотрела на Блайю, и в её жёлто-зеленых глазах, так похожих на глаза Хвитсерка, пряталась боль, которую она не могла скрыть. — Но сейчас ты смотришь не туда. Если ты не поверила Провидцу, тебе стоит поверить мне — ты, как и я, вёльва. Смерть Сигурда близко, но змея в траве — не Ивар, он не способен укусить исподтишка. Я была убита подло, хитро, и так же умрет Сигурд, если ты не раздавишь змее голову.

Блайя готова была кричать: она не понимала, о какой змее все говорили ей, потому что ощущала себя в чертовом гадючном клубке, и каждый норовил укусить другого раньше, чем чужие зубы вонзятся в тебя самого.

— Его хочет убить тот, кто убил тебя?

«Лагерта, Лагерта, Лагерта».

Аслауг не стала подтверждать или опровергать её догадок. Она взглянула на Блайю печально и, шагнув к краю обрыва, прыгнула вниз, сопровождаемая шорохом вороньих крыльев. Черные птицы, верные спутники Одина…

Блайя подошла к самому краю скалы, посмотрела вниз и ахнула, отшатнулась: вместо волн там шевелились змеи. Сотни, тысячи змей, и, увидев Блайю, они зашипели.

========== Глава двадцать вторая ==========

Комментарий к Глава двадцать вторая

Вообще-то я не собиралась писать эту главу, но произошедшее с Астрид в 10 серии пятого сезона настолько меня убило, что я решила написать о ней чуть больше уже сейчас. Астрид, определенно, заслужила немного счастья, а не вот это вот всё.

И, да, тут немного раскрываются планы Лагерты. Потому, что так надо для сюжета.

https://pp.userapi.com/c841324/v841324799/66af6/Pk5xUi2v5k8.jpg - aesthetic

Альфред ненавидел оперу с детства. Родители — в большинстве своем Джудит, конечно, — пытались привить ему любовь к классической музыке и непонятному пению на чужом языке, но он так и не проникся ни оперными ариями, ни сопровождающей их пафосной музыкой. Впрочем, и на балете он чувствовал себя, как слепой, которого просят описать радугу. Даже либретто не помогало понять, что же, черт возьми, происходит на сцене.

Элсвита сидела рядом в ложе, по его левую руку. Как всегда, элегантная, в безупречно подобранном платье и с идеальной прической, она смотрела на сцену, но Альфред понимал, что ей тоже бесконечно скучно в этом театре, с этими людьми вокруг, и хочется встать и уйти. Хоть в чем-то они были похожи. Однако Альфред знал, что, если ему всё надоест до зубового скрежета, он поднимется и уйдет, то Элсвита, всю жизнь державшаяся в рамках строгого аристократического воспитания, останется. Ведь ей не захочется ставить его семью в неудобное положение.