— У Бьерна была девушка, Торунн. Я почти не помню её, был слишком маленьким. У них была дочка, Сигги. Знаешь, я её тоже почти не помню. Спроси, и я не вспомню, как она выглядела. Но я помню, что иногда, пока Торунн и Бьерна не было дома, моя мать следила за ней. — Он сжал зубы, лицо его скривилось на мгновение. — Я помню, ты спрашивала, почему я ненавижу свою мать?
Блайя помнила. И ненавидела себя за тот вопрос, видя сейчас, как ему больно и плохо, и как сбивается его голос.
— Сигурд…
— Всё нормально. — Он провел пальцем по её губам, мягко обводя их контур. — Я хочу, чтобы ты понимала.
Она понимала, о да. Она понимала, что он клещами вытаскивает из себя каждое слово, и ненавидела саму себя за то, что когда-то спросила. Она понимала, что есть тайны, которые Сигурд бы предпочел хранить в себе до гробовой доски. Но если она разрушила стену со своей стороны, ему пришлось разрушить её со своей.
— В тот день к Ивару пришел врач. Знаешь, она постоянно таскала к нему каких-то врачей, целителей, жрецов, надеялась, что он встанет на ноги. Этот врач ходил постоянно. Я даже имя его помню. — Сигурд прикрыл глаза на мгновение, потом глубоко вздохнул. — Харбард. Но это не важно. И она оставила Сигги в саду, у бассейна. Одну. Ребенка. Маленького. Двухлетнего… — Его голос сорвался, и Блайя обхватила рукой его затылок, прижимаясь лбом к его лбу. — Сигги упала в бассейн. Я видел в окно. Она упала и захлебнулась. Я бросился к матери, но её нигде не было, и я просто бегал по дому, искал её и ревел в голос, а потом она вышла из какой-то комнаты и спросила, почему я так ору…
Блайя не мешала ему говорить, но в ней росла молчаливая, тихая злость на Аслауг, оставившей ребенка одного в саду. На Аслауг, халатность которой лишила Сигги жизни, а Сигурда — покоя.
— Отца всё время не было дома, он строил империю, с которой мы сейчас имеем дело, и мать была для меня всем. — Сигурд говорил, и на его длинных ресницах тоже дрожали слезы, которые он запер в себе много лет назад. Запретил себе плакать, и всё эти годы справлялся со своей болью в полном одиночестве. — Когда я бросился к ней, рассказывая, что Сигги упала, и нужно посмотреть, что происходит, она ответила, что нужно накормить Ивара, а Сигги подождет. Я был ребенком. Я не знал, что такое смерть, но где-то внутри я понимал, что может быть поздно, и я ходил за ней хвостом, умоляя пойти со мной, я тянул её за руку, а она прикрикнула на меня… при Иваре. И сказала, что она не пойдет проверять, что случилось с Бьерновской соплячкой, потому что надо кормить Ивара, и она нужна ему больше. Я не знаю, должен ли винить Ивара за то, что он смеялся. Но я виню мать, потому что она не поняла, что я не вру.
Он говорил, что все нормально, но Блайя видела, что ничерта не было нормально. Сигурд плакал, так же, как она сама плакала, рассказывая об отце, но плечи его расслабились, и она чувствовала, что еще одна из его стен, состоящая из мрачных секретов, тоже начала рушиться, и каждое слово освобождало его душу ещё на чуть-чуть.
— Иногда я думаю, что я несправедлив к Аслауг. — Сигурд вновь перевернулся на спину и уставился в небо. Блайя прильнула к нему, обнимая его за пояс. — Свой ребенок всегда ей был ближе чужого. И, наверное, это нормально?
— Нет, — пробормотала она ему в футболку, сердясь на него за такие мысли. — Ты судишь о ней правильно. Я не знала твоей матери, и я почти не помню своей, но мне кажется… — Она запнулась, подбирая слова. — Мне кажется, что твоя мать…
— Ш-ш-ш… — Сигурд положил палец ей на губы. — Всё хорошо.
Блайя вовсе не была в этом уверена, однако поняла, что разговор для него закончен. Он сказал всё, что хотел, и тема для него теперь была закрыта. И ей очень хотелось верить, что навсегда, только вот она понимала: чтобы вытравить ненависть к Аслауг из его сердца, им придется вернуться в его воспоминания не раз и не два.
Он отошел через полчаса молчания: просто продолжил мурлыкать себе под нос очередную песню, будто ничего не случилось, и Блайя расслабилась, прижимаясь к его теплому боку.
Наверное, на идеальном свидании люди не рассказывают друг другу темных секретов, но и они не были идеальными, а всего лишь самими собой — двумя людьми, в жизни которых не было места ни для кого, кроме друг друга. Они жевали пиццу под звездами и смеялись над дурацкими шутками, и любили друг друга, и просто были.
Разве этого мало?
Она считала, что нет. В самый раз.
— Поцелуешь меня? — спросила Блайя.
Ей хотелось целоваться. И заниматься любовью. И чувствовать всем своим существом, как жизнь торжествует над смертью, а настоящее — над прошлым, как бы пафосно это ни звучало.
Будущего нет. Завтра становится сегодня.
Будущее — это всего лишь промежуток между сегодняшним днем и завтрашним, который тебе никогда не поймать.
— Спрашиваешь? — Сигурд приподнял бровь, а затем просто склонился к ней, увлекая в поцелуй. Забирая всё страхи и боль, и освобождая их обоих от прошлого, потому что любые темные тайны лишь заставляли их любить друг друга сильнее.
Блайя обхватила ладонью его затылок, зная, как любит он ощущение её рук в волосах, и в который раз ощутила: что бы их обоих не разделяло, они всегда будут лишь мужчиной и женщиной, безнадежно любящими друг друга.
Прохлада, которой веяло от озера, напомнила ей о благодарности Фрейе, и Блайе даже показалось, что богиня, прославляемая её новой семьей, услышала её слова. И, наверное, их не нужно было произносить вслух.
«Спасибо…».
Сигурд провел языком по её нижней губе, потянул её зубами, и Блайя застонала в неразорванный поцелуй. Язык Сигурда скользнул в её рот, изучая, лаская, напирая и снова лаская, и знакомое ощущение головокружения заставило Блайю вцепиться пальцами в ткань его футболки. Ей стало жарко, несмотря на вечернюю свежесть, и она выбралась из куртки, даже не чувствуя ветра, касающегося кожи.
Сигурд провел ладонью по её ноге, задирая подол платья наверх, всё выше и выше, и Блайя вспомнила, что всё-таки последовала совету Торви, сама не зная, почему. Возможно, ей хотелось ощутить себя немного другой, более смелой. Возможно, ей просто так захотелось.
Или ей было интересно, как отреагирует Сигурд. И, разумеется, ей довелось узнать его реакцию — как раз в момент, когда его рука переместилась на внутреннюю сторону её бедра.
Отстранившись, Сигурд взглянул на Блайю, распахнув глаза.
— Ты прикалываешься, — пробормотал он негромко и низко.
Вместо ответа Блайя ухватилась за подол, одним движением сняла платье через голову и успела заметить, как участилось дыхание Сигурда прежде, чем он потянул её на себя, и мир вокруг них просто исчез.
Потом они валялись в объятиях друг друга, глядя на небо, и весенний ветер осторожно касался разгоряченных тел.
— Тебе не холодно? — Шепотом спросил Сигурд, глядя на Блайю сверху вниз.
— Не-а. — Она помотала головой, вычерчивая пальцами узоры у него на животе. — Но зато в моей вагине, кажется, полно песка, спасибо Торви за совет, — шутливо добавила она, и Сигурд расхохотался. Блайя ткнула его локтем в бок: — Что ты смеешься? Тебе бы понравилось?
Не обращая внимания на её возмущение, Сигурд продолжал хохотать, закрыв лицо ладонью, разве что не икал, и Блайя не знала, обидеться на него или посмеяться вместе с ним. В итоге, она выбрала второе, и они смеялись, пока у обоих не заболели бока.
— Ну-у-у… — Немного успокоившись, Сигурд подмял Блайю под себя и легко поцеловал в шею. — По крайней мере, мы не в лесу. — Он продолжил целовать её, спускаясь на ключицы, и Блайя хихикнула, ощущая контраст его губ и щетины, легко царапающей кожу. — Иначе там было бы ещё и полно травы… И жучков!
— Фу, заткнись! Я тебя ненавижу!
*
Уезжать не хотелось обоим. Блайя нехотя натянула платье, отыскала балетки и долго вытряхивала из них песок, надеясь, что, если они задержатся ещё немного, необходимость возвращаться домой отпадет сама по себе. По дороге в коттеджный район Чикаго Блайя снова уснула, но ей не снилось ничего, и она была благодарна за это всем богам, существующим на этом свете. С тех пор, как она вошла в семью Лодброков и надела на шею серебряного змея, подаренного Сигурдом, ей снились сны, которые ей приходилось разгадывать.
