Она благодарила Фригг за спокойствие, пришедшее к ней вместе с Сигурдом. Она благодарила Фрейю за любовь, осветившую её жизнь, и море ласково касалось волнами её ног, отвечая на молитвы. Она благодарила Одина за месть Элле, и ей не было стыдно за такие мысли об отце: после его смерти она приобрела настоящую семью. Её отец избивал её и хотел выдать замуж за Осберта, такого же жестокого, как и он сам — и поделом ему. Пусть древние чудовища жрут его на части в Аду. Пусть Хель взглянет ему в лицо своим мертвым глазом.
Море согласно шумело.
— Любовь моя. — Сигурд легонько тряс её за плечо, и Блайя распахнула глаза. Шум волн исчез вдали. — Доброе утро, — он улыбнулся, заметив, что она проснулась. — Мы приехали.
И тогда Блайя поняла, почему ей снилось море.
Сигурд привез её на пляж у берегов озера Мичиган — небольшой и неприметный, явно не популярный у туристов, и поэтому пустынный даже вечером. Впрочем, ещё было не так жарко, чтобы жители города и приезжие ринулись охлаждаться в воду, и поэтому на берегу они были вдвоем. Блайя подумала, что майская погода имеет свою прелесть.
Сигурд набросил ей на плечи куртку, предусмотрительно прихваченную им из дома. Блайя просунула руки в рукава, ругая себя, что не додумалась взять с собой верхнюю одежду сама.
Он сидели на песке, жевали пиццу и разговаривали, наблюдая, как сумерки окутывают город, как воды Мичигана погружаются в темноту. Пицца остыла через двадцать минут, но все равно была похожа на пирог, пусть и холодный. Блайе было все равно. В ней медленно росло тихое счастье, и она бы не отказалась провести всю жизнь так. Рядом с Сигурдом. Где-то на природе, где не было бы людей, и в особенности — его сумасшедшей семейки, где у каждого в шкафу громыхали костями скелеты. Где каждый хранил страшную тайну.
Они вдвоем потянулись за последним куском пиццы, но Сигурд оказался проворнее, и, перехватив его прямо перед носом Блайи, показал ей язык.
— Отдай! — Она потянулась за пиццей, но Сигурд откусил сразу половину и состроил ей рожу:
— Завидуй молча! — Но, заметив её жалобное лицо, протянул ей остаток.
Потом они валялись на пледе, глазея на звезды — такие далекие и маленькие, чудом заметные в большом городе. Блайя думала, что, наверное, где-то в провинции, в маленьких городках, где каждый знает всех соседей вниз по улице, звезды гораздо больше и ярче. Сигурд обнимал её, притянув к груди, и тоже думал… о чем-то. Она не знала, о чем. Он что-то мурлыкал себе под нос, так тихо, что она не могла разобрать мелодию, и рассеянно водил ладонью по её спине.
Блайя подумала, что давно не слышала его голос. Без его пения у них все могло сложиться иначе. Подняв голову, она взглянула ему в лицо, безмятежное и задумчивое, и попросила:
— Спой мне?
— М? — Сигурд повернулся к ней, щелкнул её по носу. — Ты уверена?
Блайя кивнула.
На миг Сигурд задумался, видимо, подбирая мелодию, потом тихо запел ей на ухо, и его негромкий голос посылал волну мурашек вдоль её спины, от основания шеи до поясницы.
— I’ll be kind, if you’ll be faithful, you’ll be sweet and I’ll be grateful. Cover me with kisses dear, lighten up the atmosphere. Keep me warm inside our bed, I got dreams of you all through my head. Fortune teller said I’d be free and that’s the day you came to me…
Песня была старой, и Блайя слышала её как-то по радио, но сейчас казалось, что каждое слово в ней было пророчеством. Казалось, что Сигурд рассказывает их судьбу, и она потерлась щекой о его плечо, уткнулась носом в шею. Волны озера бились о берег, шумели, как настоящее море. Блайя думала, что если и есть её место в мире, то она его нашла.
Здесь. Сейчас. И жаль, что нельзя продлить это навечно.
Голос Сигурда немного усилился, и, лежа головой у него на груди, она могла слышать, как рождаются звуки, так её завораживающие. Блайя нашла его руку и переплела их пальцы, не осмеливаясь подпевать, хотя в горле щекотало от желания присоединиться.
— Come to me with secrets bare, I’ll love you more so don’t be scared. And when we’re old and near the end we’ll go home and start again. — Сигурд чуть приподнялся, заглядывая Блайе в лицо. — Могу я спросить, любовь моя?
— А? — Она не сразу поняла, что с ней разговаривают, с трудом возвращаясь из Страны Чудес, в которую успела унестись, даже не имея домика на колесах. — О чем?
— Come to me with secrets bared, I love you more so don’t be scared, — шепнул ей Сигурд и вновь улегся на плед, обращая взгляд к темному небу. — Потому, что у меня они есть.
И что-то было в его голосе, что заставило Блайю перевернуться на живот и растянуться прямо на нем, заглядывая ему в глаза. Что-то, что заставило её взять его лицо в ладони и попытаться понять: зачем он задает такие вопросы? Зачем спрашивает?
У неё был секрет. И имя ему было Элла.
— Мой отец избивал меня с тех пор, как мне было семь. — Блайя зажмурилась, чтобы не видеть лицо Сигурда, и сердце у неё в груди билось сильнее, чем даже в миг, когда он впервые поцеловал её. Вспоминать было больно: казалось, прошлое окончательно её отпустило, но достаточно было небольшого шага назад, и тень Эллы поджидала за углом.
Сыновья Рагнара Лодброка могли убить его, но они не смогли бы убить воспоминания, таящиеся в самых темных уголках её души.
Если бы Сигурд сказал что-нибудь, Блайя бы, наверное, ушла. Ей было холодно даже в куртке, и она скатилась с Сигурда, прижалась к его боку, закусив губу.
Нет, она не винила его в болезненных воспоминаниях, вернувшихся к ней. Возможно, ей было нужно от них избавиться. Именно сейчас и здесь, когда волны Мичигана шумели так близко, а звезды светили им обоим, как умели.
— Он никогда не делал этого так, чтобы кто-нибудь мог заметить синяки. Никогда не бил по лицу. И я была рада, что уезжала в школу: даже самые строгие школьные правила казались ерундой рядом с тем, что отец мог ударить меня… — Она сглотнула. — Просто так. Ни за что. Я училась, Сигурд. Я научилась притворяться хорошей дочерью. — Блайя чувствовала, что слезы закипают в уголках её глаз, и она поморгала, глядя в темное небо. — Я научилась делать вид, что слушаюсь его во всем, но я его ненавидела. Он заставлял меня… — Даже сейчас она ощущала, как заливаются краской стыда её щеки, и слезы все-таки потекли по лицу, но не по щекам, а куда-то к ушам. Противно и мокро. — Он заставлял меня…
— Блайя… — Сигурд вытирал ей слезы пальцами, и она могла видеть, как ему стыдно и больно за этот вопрос. — Не надо.
Она помотала головой. Ей было нужно освободиться, и она могла чувствовать, как с каждым словом, именно здесь и сейчас, тень Эллы уходит во тьму, туда, где ей и положено оставаться.
— Он заставлял меня регулярно проверяться у гинеколога, — выдохнула Блайя, и её отпустило. Совсем. Горький комок, застревавший в горле каждый раз, когда она вспоминала отца, растворился, ушел. И, наверное, Элла больше никогда не побеспокоит её сны. Ему незачем приходить. — Знаешь, когда вы его убили… Я, наверное, должна жалеть была, да?
— Нет.
— Да, должна. Но я не жалела. И всё это время Элла снился мне. Первое время — очень часто, потом — реже. Я видела его таким, каким вы его оставили — вскрытым, изуродованным, и я думала, что он знал, что я была рада его смерти, и в моих снах он полз ко мне, оставляя на полу кровавые следы… — Она сглотнула. — Но больше он не придет. Я это знаю.
Сигурд привлек её к себе, и несколько минут они просто лежали молча, глядя друг другу в глаза. Ощущая, как падает ещё одна стена между ними. Не последняя, но одна из многих. Блайя знала: люди всегда строят стены вместо мостов, и каждая тайна, каждый невысказанный секрет, скрываемый от самых близких — это ещё один кирпичик в стену, преодолеть которую однажды может стать невозможно. Если не постараться однажды её разрушить.
— Когда мне было семь, я видел, как утонула моя племянница.
Сигурд прикусил губу, подбирая слова. Блайя положила руку ему на грудь, ощущая, как тяжело и нервно он дышит. Ей хотелось остановить его (зачем, зачем он это рассказывает?), но она знала, что он не позволит ей. У него были свои собственные демоны, и прямо сейчас он сражался с ними, как умел. И всё, что она могла — не мешать ему. Помогать ему. Быть рядом с ним.
